Феликс Крес - Северная граница
— Спишь?! — прошипела она. — Ты спишь?!
Тереза двинулась прямо к сотнику, словно стола между ними не было. Рават инстинктивно попятился и чуть не опрокинул кресло, когда Тереза наткнулась на крышку стола. Наклонившись, она с яростью смахнула все, что там лежало. На пол полетели какие-то исписанные страницы, завертелось в воздухе гусиное перо. Надкушенный сухарь жадно впитывал чернила из опрокинутого пузырька.
— Что ты здесь вообще делаешь? — взвыла она. — С меня хватит, слышишь?! Я жрать хочу! — завопила она во весь голос. — И они тоже! Все, хватит с меня!!!
Еще не до конца проснувшийся Рават пытался собраться с мыслями. При таком шуме это было просто невозможно. Он открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.
— Все время одно и то же! — Тереза оттолкнулась от стола, отступила на шаг и повернулась кругом, разводя руками, словно призывая стены комнаты в свидетели. — Все время одно и то же! А-а-а!!! — снова завопила она. — Я спасаюсь от стай! У меня тридцать человек! — Она схватилась за голову. Тридцать человек, слышишь?! А ты умеешь только сидеть и спать, сам бы взял отряд, вышел да посмотрел! Ездишь вокруг этого проклятого мешка, из которого то и дело вылезает какая-нибудь стая, голов в триста, а то и четыреста! И что мне с ними делать? А?
Она снова навалилась на стол.
— Алерцы ходят сытые, — сказала она чуть тише, с неприятной усмешкой на некрасивом лице. — Они уже приучили крестьян, что запасы прятать нельзя. Если приходит стая, крестьяне бегут в лес или прямо в степь. И ждут. Ну померзнут немного, но вреда им никто не причинит. Стая входит в деревню, забирает все, что нужно, и спокойно уходит. Крестьянам остается достаточно, чтобы они не померли с голоду и даже не чувствовали себя особо пострадавшими. Сгорают только те хижины, в которых ничего нет… И крестьяне научились ничего от стай не прятать. А знаешь, от кого прячут? От меня! Попробуй купить в деревне еды для солдат или овса для коней. Нету! — снова закричала она, отступая и воздевая к небу руки. — Ни за воинские расписки, даже за звонкое серебро — нету! Ничего нет! Как только кончается то, что я везу в мешках, приходится возвращаться! А что я там везу?! Летом, по крайней мере, была трава для коней! Впрочем, меня это траханное быдло вовсе не удивляет! — Она уже визжала от ярости, вытаскивая меч, словно хотела убить им Равата. — Я бы на их месте тоже ничего не дала! Таким легионерам, которым только бы брюхо набить! Деревню от грабежей защитить не могут? Не могут! Хрен бы я дала этим дармоедам! В задницу их!..
Разрубив клинком крайнюю доску стола, она громко выложила все, что касалось задниц легионеров. Наконец Тереза медленно отступила, опустила меч и прикусила ноготь.
— Зачем ты меня туда посылаешь? — прошептала она. — Я больше не могу.
Рават молча смотрел на нее.
Сначала ее вопли взбесили его, но вдруг он неожиданно понял, что на самом деле злит его совершенно другое — он и сам так не может… Да, он не покидает заставы. Но ему не хуже Терезы известно, что происходит, хотя он и не испытал этого на собственной шкуре.
Горечь в ее словах вовсе не удивляла. Во всем округе полно было крестьян-беженцев, людей, изгнанных из-под занятого Алером неба. Беспомощность отрядов, ездивших вдоль границ «языка», иногда даже забиравшихся под проклятое небо, подавляла всех. Алерцы были достаточно разумны для того, чтобы не жечь деревень без необходимости. Ведь это их продуктовые склады. Сидевшим в пределах «языка» тысячам воинов нужно было что-то есть, а доставка провизии из-за реки, лишь недавно замерзшей, сталкивалась с немалыми проблемами. Рават, с некоторых пор знавший об алерцах больше, чем все остальные жители Шерера, вместе взятые, прекрасно осознавал масштабы этих трудностей. Ведь дело было не только в расстоянии… Для сопровождения подобных транспортов нужно было посылать целые армии.
Так или иначе, после того как алерцы выметали в деревнях все подчистую, стаи отправлялись в новые походы — в юго-восточную часть бывшего округа Алькавы, на западные и юго-западные территории Эрвы или, наконец, на юг, в земли его благородия Б.Е.Р.Линеза. За провизией ездили сильные, хорошо вооруженные (нередко — трофейным оружием) отряды, от которых конники Терезы могли лишь бежать со всех ног. А сами люди давно уже за провизией не ездили…
Тереза неподвижно стояла, закрыв глаза и грызя ноготь, тяжело и часто дыша. Внезапно она повернулась и направилась к двери.
— Тереза, — окликнул Рават.
Она остановилась.
— Я понимаю, что ты чувствуешь. Я все это прекрасно знаю, и потому…
— Понимаешь? — не оборачиваясь, перебила она. — Что ты можешь понимать? Сидишь себе подремываешь… Сотник Рават, комендант заставы… Во имя Шерни, где Амбеген?..
Она хотела уйти. Рават двинулся за ней.
— Вернется он, вернется! — сварливо крикнул он. — Вернется твой Амбеген и устроит тут такую резню!.. Пусть только сперва помощь выпросит! А я пойду еще подремлю, а как же! Ведь это важнее всего, чтоб ты знала!
Тереза остановилась на пороге.
— Что с тобой? — странным голосом спросила она.
Неожиданно он замолчал и опустил голову.
— Ты нужна мне, Тереза, — сказал он. — Я ждал твоего возвращения, как… Ты мне нужна, — повторил он. — Я запретил… запретил выступать против серебряных. Мы сражаемся только с золотыми. Конец твоим никому не нужным походам.
Она пристально смотрела на него. Рават сглотнул слюну.
— Поговори со мной, — попросил он. — Здесь нет никого, с кем можно было бы посоветоваться. Я принял решение, которое наверняка справедливо, и тем не менее… Творится что-то не то, — признался он.
— С тобой? — спросила Тереза.
— Со мной, наверное… тоже.
Она снова посмотрела на него:
— Похоже на то. Ну… ну ладно. Но что ты сказал? Мы больше не сражаемся с серебряными? Почему? Ведь дело не в том, что я не… что… Она замешкалась. — Я вовсе не хочу торчать на заставе! Я хочу ходить в походы, но в теплой куртке, с полными вьюками, с водкой… Водка! — Она аж захлебнулась. — Я вернусь, — пообещала она, — но сначала… Дай мне хотя бы в нужник сходить. И поесть! Чего-нибудь горячего! — В голосе ее снова зазвучало раздражение.
Она открыла дверь, вышла наружу и… увидела своих солдат.
Замотанные в тряпки, засыпанные снегом люди ждали на плацу, верхом на измученных лошадях. Ровные, дисциплинированные тройки, готовые к докладу. Докладу, о котором она забыла. Вокруг всадников собиралась местная пехота.
Глядя на заиндевевшие бороды и красные носы, а ниже — негнущиеся, посиневшие пальцы, держащие поводья, подсотница вдруг ощутила, как сжалось ее сердце. Она медленно подошла к солдатам, обводя взглядом их лица, не пропуская ни одного.
