Андрей Ерпылев - Город каменных демонов
Вера вспомнила липкие объятия, какие-то слова о вечной любви и божественной красоте, свое жалкое сопротивление… Ее передернуло.
«Смотри-ка, мать, — ехидно вякнул внутренний голосок. — Противно было, стыдно, но почему-то до сегодняшнего дня не передергивало… К чему бы это? И ведь не только противно, а?»
В голову внезапно полезли такие стыдные вещи, что… Девушка строго одернула себя и велела думать о работе. Раньше это всегда помогало… Раньше, но не сейчас.
Сухие строчки зачаточного еще пока очерка так красочно перемежались яркими сценками, что Вероника не сразу поняла природу доносящегося до нее звука.
Время от времени из-за двери раздавалось поскрипывание паркета, как будто кто-то в коридоре осторожно переставлял тяжелую мебель. Шаг — скрип, шаг — скрип… Но стоило вслушаться, и скрип затихал.
«Может, Татьяна Михайловна что-то тяжелое тащит из дальней комнаты и боится разбудить? Выйти помочь?»
Вера сделала движение, чтобы подняться, но тут взгляд ее упал на пол возле двери.
Туда через узкую щель всегда падал лучик света, даже если горела лампа где-нибудь на кухне. Прямой коридор действовал, как труба телескопа. Сейчас темноту ничего не нарушало.
«Дуреха я, дуреха! — Девушка снова закуталась в одеяло. — Стала бы в темноте хозяйка что-нибудь переставлять! Утром бы взялась или Женю попросила бы — вон он как ей сумки помогает до квартиры донести! Наверное, от соседей сверху доносится. Или снизу. Или вообще старый паркет трещит, рассыхается…»
Она попыталась было заснуть, но вдруг обратила внимание на какую-то странность противоположной стены. Никогда не замечала она там такой длинной вертикальной выпуклости, сейчас рельефно выделяющейся в косых отсветах, падающих с улицы через щель между шторами.
«Будто человек, в саван завернутый… — пробежала жуткая мыслишка, и Вера почувствовала, как под теплым одеялом покрывается «гусиной кожей», будто голышом на морозе. — Бр-р-р… Полезет же такое в голову!»
Она плотно прикрыла глаза и принялась считать про себя овечек, но предатели веки снова приоткрылись, на чуть-чутошную щелочку, «зашторенную» ресницами. Как в детстве.
То ли освещение сместилось, то ли так просто казалось, но «мумия» обрисовалась еще четче. Различимы были смутные очертания лица, груди…
И она продолжала выдвигаться из стены! Медленно, но неотвратимо!..
Небывалое, невероятное дело — стена в этом месте, будто резиновая, тянулась вслед за фигурой, выступившей в комнату на добрые полметра. И только перевалив какой-то предел, лопнула сверху донизу…
Сама превратившись в скованную ужасом ледяную статую, девушка видела, как черная фигура со знакомым уже похрустыванием приближалась к ней. Шаг, еще шаг…
«Сейчас заору… — думала Вера, но не могла разлепить губ, оторвать глаз от жуткого ночного гостя, хотя бы зажмурить их. — Мама. Мама. Мамочка!..
Черное, как сама ночь, чудовище подошло вплотную к дивану и медленно склонилось, словно вглядываясь в лицо лежащей.
Этого она уже вынести не могла…
С каким-то задушенным писком девушка вылетела из-под одеяла, в два огромных прыжка пересекла комнату и вылетела в темный коридор, даже не попытавшись щелкнуть выключателем.
«Я сплю… это все сон… мне снится… — твердила она, колотя ватными руками в спасительную дверь. — Так и бывает во сне… Это сон…»
Дверь наконец распахнулась, и Вера рухнула в теплые мужские объятия, прижалась лицом к широкой, обтянутой футболкой груди и, ощущая, как чужая рука нежно гладит ее волосы, вслушивалась в свое никак не желающее успокаиваться сердце…
* * *Евгений сбежал по лестнице, распахнул подъездную дверь и зажмурился от солнца, бьющего ему в глаза. В другое время, может быть, он и оказался бы недоволен этим, но последние дни ему хотелось радоваться всему на свете, скакать на одной ножке, как дошколенку, петь во весь голос и улыбаться каждому встречному. Даже если бы за дверью сейчас лило, как из ведра, он все равно был бы рад, потому что с некоторых пор его жизнь освещало иное солнышко…
Размахивая сумкой, он пересек дворик и свернул было в арку ворот, как услышал за спиной чей-то смутно знакомый голос:
— Д-доброе утро, Евгений Г-григорьевич…
— Вы?! — круто обернулся он к заводскому архивариусу. — Как вы меня отыскали? Зачем?..
— Г-городок наш маленький, — развел руками инженер. — Все всех знают… Вы уж простите меня за п-проявленную подозрительность…
— Охотно! — Женя протянул Сергею Алексеевичу руку — сегодня он готов был простить и понять всех на свете. — Вы по делу или просто так?
— По делу, — воровато оглянулся Прохоров, торопливо пожимая протянутую ладонь. — И дело это очень важное. Может быть, мы не будем маячить тут, на виду у всех?
— А что?.. — Искусствовед тоже оглянулся, бросив взгляд на дремлющую на лавочке старушку с детской коляской, ребятишек, копошащихся в песочнице под выгоревшим от солнца и потемневшим деревянным грибком, подкрадывающуюся к беспечным воробьям бело-рыжую кошку…
— Да так, ничего… Просто я не привык разговаривать там, где может услышать кто-нибудь посторонний.
— Легко верю, — улыбнулся Князев, вспомнив обшитый досками «бункер» заводского затворника. — Я слышал, что вы не очень любите покидать свое… убежище?
— Да. Но на все есть свои причины. Более чем веские причины. Вы торопитесь?
— Да нет, не особенно… — Женя честно попытался вспомнить, есть ли среди запланированных на это утро дел неотложные, или их все можно отложить «на потом». Выходило, что ничего, требующего «пожарного» решения, нет.
— Тогда, может быть, пройдем к вам? Так будет удобно? А то до моих апартаментов далековато…
— Давайте поднимемся… Татьяны Михайловны дома нет…
Уже на лестнице молодой ученый спросил:
— А вы действительно живете в своем… архиве?
— Нет, у меня есть квартира в городе… Только я редко там бываю… Теперь.
— Почему?
Инженера мучила одышка, он поднимался медленно. Да и Евгений, честно говоря, никак не мог приноровиться к этой лестнице, хотя она на первый взгляд мало отличалась от родного питерского парадного, тоже построенного бог знает когда. То ли ноги у немцев были не так устроены, то ли еще чего, но взбежать по истертым от времени ступеням почему-то не получалось. И дело тут было не в скользких каменных плитах. Возможно, старинные строения каким-то непостижимым образом меняли что-то внутри человека. То, что именуется модным сейчас словечком «менталитет»…
— Ничего особенного… Я холостяк, и мне удобнее жить ближе к работе… Почти на работе…
