Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
Путь от порта до столицы занял три дня. Правда, Эдгар был уверен, что будь он один, одолел бы дорогу в сутки. Будь он один, он бы не спал до обеда, утомленный не столько путешествием, сколько сравнением достоинств трактирных девок, как то было с маркизом, а всем остальным волей-неволей приходилось ждать. Впрочем, Эдгару грех было жаловаться. Постоялые дворы, которые посланники Белонского короля выбирали сами, не доверяя гостям, оказывались чистыми и даже без насекомых в кроватях, еда — сносной. А бесконечные утра он заполнял захваченным еще из дома трактатом, который открыл только сейчас. Если же читать желания не было, можно было поболтать с гвардейцами, от души потешавшимися над его ошибками в языке. Эдгар не обижался, прекрасно понимая, насколько далек он от совершенства, и пользуясь любой возможностью расширить словарь. Тем более, что Хасан, учивший его в Агене, явно не уделял внимания некоторым аспектам языка — бранных слов за эти три дня Эдгар узнал куда больше, чем за прошедший месяц. Каданские солдаты, как и все солдаты мира, бранью не ругались — они на ней разговаривали. По крайней мере, когда рядом не было "благородных", а Эдгар у них мигом стал за "своего", правда, так и не поняв, за какие такие заслуги.
Он обрадовался, когда на горизонте замаячили стены столицы. Экипаж, окруженный сомкнувшимся строем гвардейцев пролетел по улицам, и Эдгар про себя посетовал, что не смог разглядеть ничего, кроме крупов коней до солдатских ног. Потом за путешественниками захлопнулись ворота дворца и слуги развели гостей по приготовленным покоям, пообещав наутро королевскую аудиенцию, а вечером после — пир. Отведенная Эдгару комната оказалась теплой, свечей дали достаточно достаточно, и он с чистой совестью погрузился в чтение, закончив, наконец, оказавшийся пресным трактат.
Король принял его без свидетелей — не считать же таковыми вытянувшихся у трона стражников, или стоящего у подлокотника человека, по виду толмача. Это удивило Эдгара, но виду он не подал — кто его знает какие здесь правила королевской аудиенции. Насколько он помнил, в отличие от порядков дома, в Белоне этикет присутствие толпы придворных не оговаривал. Эдгар отвесил предписанный правилами поклон, произнес пышное приветствие включающее заверения в личной преданности, надежду на безупречную службу и прочая и прочая, что там полагалось говорить в таких случаях. Эту часть церемонии он разузнал загодя и досконально.
Услышав родной язык, король приподнял бровь:
— А что-нибудь еще сказать можешь — или только это выучил, точно попка? — произнес он, дождавшись, когда гость закончит.
Эдгар вспыхнул.
— Я не слишком хорошо знаю ваш язык, государь. — Ответил он, стараясь, чтобы голос остался ровным. — Но я счел бы недостойным произносить речи, смысла которых не понимаю.
Король подпер кулаком подбородок, оглядел гостя с ног до головы, точно диковинную зверушку:
— Я просил прислать ученого. А прислали мальчишку. — Он хмыкнул, снова перевел взгляд на Эдгара. — Ну? Что скажешь?
— Государь, я не могу судить, чем руководствовались пославшие меня. Мне известно лишь, что ты пожелал, чтобы учитель принцессы… — он замялся, подбирая слова, потом все же перешел на родной язык. Толмач тут же склонился к уху господина. — Чтобы учитель принцессы не имел церковного сана. У меня есть ученая степень, но я не рукоположен — возможно, именно по этой причине я здесь.
— Степень? Какая степень, молоко на губах не обсохло.
Толмач добросовестно перевел сказанное, но Эдгар понял и до того. Медленно выдохнул. Привыкай. А то, вишь, исповадился в последнее время добрым обхождением. Решил, что всегда так будет? Ну-ну.
— Для защиты диссертации не нужно достичь определенного возраста. В отличие от сана. Принять сан я смог бы через месяц. Диссертацию защитил год назад. Поэтому, как полагаю, здесь именно я. Потому что, как я слышал, ты, государь, не захотел, чтобы в твоей стране появился человек, носящий церковное звание.
— Да, это было одним из условий. — Согласился король. — И все же я полагал, что они найдут кого-то в летах.
— Чем выше степень, тем старше сан. Человек в летах неизбежно обладает высоким статусом в церкви — если он хоть что-то из себя представляет. Полагаю, ты, государь, не хотел бы, чтобы принцессу обучал человек, сам ни к чему не способный. Испытай мои знания, государь.
— И как я, спрашивается, должен это сделать, если сам ничего не смыслю в этой вашей богословской премудрости? Меня волнует другое — способен ли ты удержать то, что у тебя в штанах там, где ему положено находиться?
До сих пор Эдгар думал, что покраснеть еще сильнее у него не получится. Но щеки налились свинцовой тяжестью и казалось, померкни вдруг солнце, щедро льющееся сквозь витражи, пылающее лицо осветит все вокруг не хуже.
— Если ты не доверяешь мне — приставь почтенную женщину, которая будет находиться рядом с твоей дочерью во время занятий.
— Это было бы неслыханным. — Король подался вперед. — А что, у вас считается нормальным надзирать за юной девицей, словно за преступницей?
Эдгар замолчал, подбирая слова — тон короля ему очень не нравился.
— Не только девица, но и молодая женщина не выйдет из дома без сопровождения родственника, либо компаньонки. Да и в доме не останется наедине с мужчиной, если он не отец, не брат и не муж.
— То есть подразумевается, что ваши женщины готовы раздвинуть ноги перед всяким в любое время и в любом месте, и только тщательный присмотр способен удержать их от этого?
— Нет! — На миг Эдгар даже забыл о том, что нужно следить за словами и тоном. Спохватился: — Прости, государь. Но это не так.
— Судя по тому, что вы делаете, получается именно так. Либо ваши женщины и в самом деле не способны устоять перед искушением, и это их не красит. Либо ваши мужчины огульно считают их таковыми — и это не красит мужчин. Что скажешь?
— Государь, я не знаю, что ответить.
— Ясное дело, не знаешь. Потому что, как и все вы, не там ищешь целомудрие. — Король усмехнулся. — Целомудрие женщины, как и мужчины, впрочем — оно вот здесь. — Он постучал пальцем по лбу. — Здесь, а не между ног.
Он замолчал. Эдгар готов был провалиться сквозь землю: ему совершенно не нравился тот оборот, что принял разговор. Он ждал формального приветствия, пары-тройки ничего не значащих фраз, монаршей холодности — но отнюдь не беседы о женщинах и похоти. Да, нравы в Белоне были куда свободней тех, к которым он привык, но король, обсуждающий такие вещи с безродным человеком, которого впервые видит… Происходящее смахивало на форменное безумие.
