Алла Рут - Агентство "Аргентина"
Ньялсага откинулся на спинку стула.
- Можешь не верить, дело твое. Но знаешь, чьи проклятья считаются самыми опасными и сильными? Кто способен проклясть не только конкретного человека, но и весь его род?
Кемен потянулся за ложечкой.
- И кто? – кисло спросил он. – Колдун? Или какой-нибудь супермаг с волшебным посохом?
Ньялсага усмехнулся.
- Женщины.
Кемен поднял брови.
- Это шутка?
- Какая шутка? Это научный факт, если, конечно, словом «наука» можно назвать магию, - Ньялсага покосился на девушку-прорицательницу за стойкой. – Проклятье из уст женщины - страшная вещь! Рано или поздно Гинзога почувствует это на своей шкуре… если до той поры не ухитрится избавиться от проклятья матерей.
Кемен открыл еще одну папку.
- Поехали дальше. Свора Гинзоги – та еще компания! Все, как один – хитрые и опасные твари, хоть и выглядят клоунами.
Он выложил на стол несколько старых помятых пергаментных листов, для сохранности затянутых в полиэтиленовую пленку и пододвинул Ньялсаге.
- Фюзорис, дядюшка Фю, не к ночи будь помянут. Он действительно потомственный некромант. Держал постоялый двор для нечисти, и работал этот постоялый двор только по ночам. Догадываешься, где он был расположен?
- Возле кладбища?
- Там. Все, кто на кладбище обитал – вурдалаки, упыри, и прочая мразь – все они у дядюшки Фю трудились. Кто в трактире, кто еще где. Постояльцы там были особенные: ведьмы, вампиры, ламии, черные маги… иной раз, и люди забредали, по незнанию.
По лицу Кемена скользнула тень.
- Живыми они с постоялого двора не уходили. Но однажды дядюшка Фю и его подручные убили странствующего монаха, и перед смертью он их проклял.
- Это серьезно, - кивнул Ньялсага. - Считается, что проклятье, произнесенное в момент смерти или перед смертью, обладают наибольшей мощью.
- Почему?
- Умирающий вкладывает в слова все свою жизненную энергию.
- Ясно. Непременно прокляну кого-нибудь, как умирать стану. Если успею, конечно, - пробормотал Кемен и вынул из папки лист бумаги.
- Следующий - Трефалониус. Вампир, раньше был человеком. У Трефалониуса своя история, - Кемен отхлебнул остывший чай и поморщился. - Он был стряпчим в небольшом городке и ухитрился здорово разбогатеть. Ходили слухи, что он занимался подлогами, мошенничеством, присваивал имущество сирот… ему приписывали также убийство собственной жены и детей. В общем, времени даром наш стряпчий не терял. Кто-то из тех, кого он разорил и обобрал при жизни, его и проклял. Похоже, что сначала Трефалониус не придавал этому особого значения, но под старость забеспокоился. Он подкупил местных священников и устроил так, чтоб его похоронили в освященной земле возле церкви.
- Боялся, что после смерти придется ответить за все то, что он натворил при жизни, - пояснил Ньялсага, внимательно слушая рассказ.
- Наверное, вот только лечь в могилу он так и успел!
- Стал вампиром?
- Да. И, обратившись, сделал блестящую карьеру: попал в Свору к Гинзоге, пробился наверх, вошел в доверие к ведьме, и теперь помогает ей вербовать новобранцев. Гинзога говорила вчера, что Трефалониус отлично знает человеческую породу, умеет разговорить человека, расположить к себе, внушить доверие… наверное, использует вампирские чары.
Ньялсага задумался.
- Скорее всего, так и есть. С Трефалониусом надо держать ухо востро Чем безобидней выглядит вампир, тем он опасней.
- Да все они там…
- Да, хорошего мало, - согласился Ньялсага.
- Сейчас будет еще меньше, - обнадежил Кемен. Он порылся в папке и достал очередной документ. – Однорукий призрачный всадник по имени Харгал.
- А он кто?
- Предатель. По его вине войско, где он воевал, разгромили почти наголову. Харгал был одним из приближенных к полководцу рыцарей и накануне сражения открыл противнику план будущей битвы. За измену ему щедро заплатили, но радоваться золоту довелось недолго: вскоре Харгала поймали, обвинили в измене, да и вздернули на дереве посреди поля – того самого, где когда-то погибла армия, которую он предал! Но перед этим туда привезли колдуна, который провел ритуал проклятия.
- Ну, тут профессионал работал, - уважительно протянул Ньялсага. - Значит, сделал все, как полагается.
Он взял предложенный Кеменом документ и прочитал вполголоса:
- «И тело предателя сожгли, но…».
Кемен потянулся было к чашке с холодным чаем, но вовремя спохватился.
- Да, сначала ему оттяпали руку. Сделали «Руку славы», слыхал о таком?
Ньялсага невесело усмехнулся.
- Даже видел…
- Гинзога помогла Харгалу воскреснуть, правда, в виде призрака. За возможность вернуться в мир живых, он заплатил душой, зато снова обрел способность убивать. Последующие несколько лет провел с большой пользой для себя: разыскивал тех, кто его казнил и расправлялся с ними. Это их головы он возит, привязанными к седлу.
- Месть, - кивнул Ньялсага, внимательно изучая записи Хэрвелла.
- Теперь он что-то вроде телохранителя ведьмы. Кстати, призрак он только пока сидит в седле, - уточнил Кемен. – Но стоит ему ступить на землю, как Харгал превращается в человека.
Он подумал немного.
- Вот такая пестрая компания к нам пожаловала, чтоб они все сдохли… хотя, они вроде и так уже…
Ньялсага потер подбородок и рассеянно посмотрел в окно. Дэберхем, сидя на ящике с цветами, терпеливо ждал.
- А вот про рыжего Мунго ничего нет, - с сожалением проговорил Кемен, перебирал листы, густо испещренные строчками. - Скорее всего, оборотень появился в Своре совсем недавно.
- Лис-людоед, - задумчиво пробормотал Ньялсага. – Да еще и проклятый! Интересно, за что его…
Кемен собрал документы и аккуратно уложил в папку.
- Тебе доводилось встречаться с такими, как Гинзога?
Ньялсага пожал плечами.
- С такими, как она – нет.
- Значит, толку от тебя немного, - подытожил Кемен. – Так я и думал.
- Но я знаю вот что: ведьмы, подобные Гинзоге, вовсе не бессмертны, - сказал Ньялсага, пропустив очередную колкость мимо ушей. – Даже мертвую ведьму можно убить… каким-нибудь способом.
- Каким, например? - скептически поинтересовался Кемен.
- Во-первых, проклятие. Когда-нибудь оно ее уничтожит, вот только когда конкретно – неизвестно.
- Ясно, - хмыкнул потомок Хэрвелла. – Способ хороший, только нам не подходит: ждать некогда. Что во-вторых?
- Во-вторых, можно вырезать и сжечь ее сердце.
- Еще лучше, - Кемен стал просматривая записи Хэрвелла. - Как бы только убедить ее не дергаться, когда сердце вырезать будем?
Он отодвинул папку, откинулся на спинку стула и взглянул на Ньялсагу в упор.
- Твои байки про вырезанное сердце лучше сразу же забыть. Но у меня есть кое-что получше. Вот, глянь!
