Генри Каттнер - Ярость (Сборник)
— Нужна хорошая пропаганда и психологическая обработка. Все, что от нас требуется сегодня — это направить общественное мнение, куда надо. Лозунги, знамена, а может, и новые кумиры. Крестовому походу нужны свои святые. Вот тебе способ найти специалистов. Теперь — об ударной группе и о финансах, — Сэм взглянул на спокойное лицо Бессмертного, отвел глаза и продолжал.
— Чтобы набрать ударную группу нам нужно хорошенько просеять добровольцев. В куполах есть еще надежные люди. Они не будут кричать «мама!» при первой опасности. Мы продумаем жесткие тесты для каждого потенциального колониста. Можно их слегка подурачить. Спрашиваем одно, а смотрим на другое. Нельзя отвергать человека за то, что тебе кажется, будто он может струсить, а то все разбегутся. Но мы должны знать наверняка.
— Пока все хорошо, — ободрил Хейл. — А как с деньгами?
— У тебя есть что-нибудь?
Хейл пожал плечами: «Гроши. Я провел лишь подготовительные работы по расчистке дунменовского форта. Тут нужны немалые деньги».
— Организуем фирму и будем продавать акции. Люди любят азартные игры. Особенно, если с них пойдут проценты. И не обязательно деньгами — острыми ощущениями, крутыми сюжетами, романтикой, которой им так хочется. Всем тем, что есть в дешевых триллерах.
— Неужели те, кого не взяли в добровольцы, будут покупать акции?
Сэм засмеялся: «Об этом я позабочусь. Я же говорю, с каждой акции пойдут проценты — они смогут пощекотать себе нервы, как настоящие колонисты, но при этом никакой опасности. Над каждым клочком колонии будет висеть телекамера — прямая трансляция всем держателям акций!»
Хейл взглянул на него со смешанным чувством негодования и восхищения. Сэм был очень доволен, что ему удалось наконец-таки растормошить Бессмертного. Но его ответ снова испортил ему настроение.
— Нет. Это дешевка. И мошенничество. У нас не воскресный поход для искателей приключений. Я тебе уже говорил, что это тяжелая работа, а не кино. Нам придется вкалывать, а не развлекаться.
— Всегда можно найти способ поразвлекаться. Нужно найти. Тебе все равно придется идти на компромиссы. Платят же люди за фильмы ужасов? Вот мы и покажем им такой фильм.
Хейл забарабанил пальцами по столу: «Мне это не нравится».
— Допускаю. Все равно это нужно. Чисто теоретически, есть у тебя там что-нибудь, что можно использовать прямо сейчас?
Помолчав, Хейл ответил: «Пожалуй. Мы сейчас возимся с шагающим плющом, он термотропичен. Его притягивает тепло человеческого тела. Ясное дело, мы его блокируем с помощью охлаждающих установок. В принципе, он легко подманивается. Можно разбросать в округе термошашки или еще что-нибудь, излучать тепло. А когда он появится, его можно взорвать на месте».
— На что он похож?
Хейл углубился в детали. Сэм откинулся на спинку стула. Он выглядел очень довольным.
— Прямо в точку. Абсолютно безопасно, а страшно, как смертный грех. Мы сразу отсеем половину, попугав их с самого начала. Твои люди отключат охлаждающие установки и притворятся, будто на них напал плющ. Кто-нибудь станет с термошашками наготове, только так, чтобы он не попадал в кадр. Потом поднимем тревогу, будто плющ прорвался, дадим его крупным планом на всех экранах — и готово!
— Все крестовые походы начинались с хорошей рекламы, — Сэм не стал настаивать. Он просто заметил, что если вообще ничего не делать, то жить им осталось тридцать шесть часов. В это время в углу огромного телеэкрана замигала красная точка. «Так, — решил про себя Сэм, — а теперь следующий номер программы».
Он облокотился на стол и начал:
— Кланам избавиться от нас — раз плюнуть. Парочка бактерий — и порядок. Они нас запросто уберут, если мы только не выкинем чего-нибудь этакого. Вот я и думаю: надо их так ошарашить, чтоб пока они прочухивались, мы могли стать на ноги.
— Давай-ка поподробнее.
— В чем сила Кланов — в их авторитете. На самом деле у них есть только одно — долгожительство. Только это удерживает их наверху, Только из-за этого люди им верят. На это и будем бить. Сделай так, чтобы, спасая свой авторитет, им пришлось защищать нас.
— Как?
— Ты всеобщий любимец. Почему Харкер дал мне сорок восемь часов сроку? Он боится, что у тебя появится верный человек, который поведет людей, даже если ты выйдешь из игры, — Сэм остановился и ткнул в себя пальцем. — Я — такой человек. Вернее, я должен им стать, чтобы спасти свою шкуру. Правда, тебе придется слегка подвинуться. Но если мы задублируем друг друга, мы разделим опасность пополам. На кой им убивать одного, если другой останется жив?
— А как ты умудришься стать настолько заметным за эти несколько часов? — Хейл явно заинтересовался.
Сэм заговорщически подмигнул и пнул соседний стул ногой. Открылась дверца в стене, и в комнату вошел Проныра, как обычно сморкаясь и хлюпая носом.
Громоздкая туша медленно опустилась на пустой стул. Проныра с любопытством уставился на Сэма.
«Прежде всего, — сказал тот, — команда Шеффилда сидит у меня на хвосте. Мне сейчас не до них. Наклевывается серьезное дело. Мог бы ты их успокоить?»
— Если они захотят послушаться старика… — это было надежной гарантией. Старый волчара по-прежнему заправлял делами в преступном мире Куполов.
— Спасибо, — Сэм наклонился к Проныре и посмотрел на него в упор. — Еще, очень важно. Нужно срочно подделать звуковую дорожку.
— Это просто. — Проныра опять высморкался.
— И подправить лица.
— Это сложнее. Чьи лица?
— Прежде всего — Захария Харкер. И любой из Харкеров или Волтонов, на которых есть материал. Но сначала — Захария.
Проныра уставился на него, забыв высморкаться в очередной раз. «Харкер? — хрипло переспросил он. Но через секунду неожиданно ухмыльнулся. — Ладно, чего-нибудь намухлюем. Но ты ведь догадываешься, во что это встанет, а, мальчик? Когда тебе это нужно?»
Сэм объяснил.
Подделывать звуковую дорожку начали с незапамятных времен, чуть ли не сразу после изобретения самой дорожки. Для этого уже записанные звуки ловко перекраивались в новой последовательности так, чтобы получались желаемые слова. Технология подделки была доведена до совершенства. Нужен был только очень опытный оператор, способный сделать из того, что есть, то, что требуется. Чисто фонетические трудности делали невозможным переделку одного языка в другой, но в остальном никаких ограничений не было. Любой записанный на пленку фрагмент легко разбивался на отдельные кирпичики, из которых строился практически любой текст.