Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья
Ага, вот и втайне ожидаемый мною неприятный сюрприз. Хотя сомневаюсь, что его готовили специально к нашему прибытию. Скорее всего, совпадение из числа тех, которые называются «нарочно не придумаешь». В жизни, как ни странно это прозвучит, происходит очень много совпадений — гораздо больше, чем кажется сочинителям модных светских романов вроде мадемуазель де Скюдери.
Полукольцо шумливой и нездорово оживленной толпы охватывало гранитное подножие мостовой башни, в точности уподобясь волнам морского прилива, затопляющим прибрежную скалу. Даже висевший над сборищем гул отдаленно напоминал урчание с размаху вгрызающейся в землю воды. По большей части в число собравшихся входили молодые люди, и мне некстати вспомнилось, что всего в нескольких кварталах от нас расположен Каролинум, Пражский Университет, и прилегающие к нему Масляные Лампы — равноправное владение студиозусов, разнообразного ворья, цыган-мадьяров, дешевых шлюх, наемных убийц, уличных комедиантов и неудачливых алхимиков, не добившихся возможности занять дом на Златой уличке. Тот же Двор Чудес, только слегка облагороженный присутствием учащейся братии. Отче Густаву следовало бы принять в расчет, что питомцы Каролинума и их находящиеся не в ладах с законом приятели куда опаснее, нежели мирные обыватели. Университет — город в городе, со своими законами и привилегиями, скрыться там проще простого, особенно если вам помогут.
В другой день появление черной кареты инквизиторов и марширующей вокруг охраны непременно сопровождалось бы истошными воплями «Ату, божьи собачки!» и парой-тройкой прицельно запущенных булыжников, но сегодня у общества имелось иное развлечение. Издалека я его не очень хорошо видел, хотя этот тип взобрался как можно выше, нахально взгромоздившись на каменный сапог основателя моста Карла IV, зато отлично слышал. Должно быть, отголоски проникли и за задернутые шторы экипажа святых отцов, потому что наша процессия остановилась на полпути к воротам Клементины.
Рвущаяся в осеннее небо песня, впрочем, справедливо заслуживала пристального внимания со стороны братьев святого Доминика.
...Друзья, прощайте, с Богом, карта бита,
Расклеилась картонная повозка.
А в двух шагах — Великий инквизитор,
Кадавр больного западного мозга.
Теперь пойдет забава для костей,
Где вместо струн натянутые вены...
Ах, лучше б на базаре я лишился челюстей,
Ах, лучше бы упал по пьяни в Сену!..
Хэй, пусть Мадлен купит черный креп,
Жан, сбей с ворот наш труворский герб.
Смерть за меня допоет рондель,
Хэй, по счетам платит...
— Псы! Псы вынюхивают! — истошный вопль не позволил мне дослушать последнюю строчку. Впрочем, я догадывался, какое слово отлично рифмуется с «рондель». Толпа колыхнулась, озираясь, и мгновенно рассыпалась на множество маленьких групп, больше похожих на сердитые осиные рои, готовые зажалить до смерти любого противника. Певец, невысокий рыжеватый блондин в ярко-зеленой куртке с алыми полосами, забросил за спину пузатенькую лютню и бесстрашно сиганул вниз, камешком нырнув в разноголосый людской водоворот. Хотелось бы знать, кто он: студент, актер или просто неплохой исполнитель песен собственного сочинения? Лучше бы ему теперь быть поосторожнее — святая инквизиция не прощает подобных шуток над собственной персоной.
Расстановка сил и настроение на Крижижовницкой резко изменились, причем к худшему. Первым это почуял многоопытный фон Цорн, короткими жестами заставив свой отряд сомкнуться вокруг кареты и следующей за ней арестантской колымаги. Я заколебался: удрать или остаться? Несколько шагов в сторону — и я уже не имею никакого отношения к грозным инквизиторам, став одним из случайных зевак, невовремя оказавшихся на площади. С другой стороны, герр Мюллер не преминет устроить мне выволочку за позорное бегство. А что бы сказал мой дедушка, узрев, как внучок пытается сделать ноги в момент опасности?
При мысли о дедушке и том, что он мог бы изречь, мне всегда становится нехорошо. Моему деду, Меуригу ап Кинллайту, следовало родиться лет триста или четыреста назад, драться с англичанами за независимость родного края, героически пасть в очередной битве и не отравлять родным жизнь. Но, увы, мечты редко сбываются, потому мой дед живет сейчас, слывет самым большим сквернословом в Гуиннеде и окрестностях, и искренне презирает родного внучка за бесхарактерность и стремление ни во что не вмешиваться. Дед ненавидит священников любой разновидности, а потому, когда до него дошел слух, что я поступил в иезуитский колледж, он пообещал меня проклясть. Наверное, так и сделал. Какое счастье, что нас разделяет половина Европы и воды Па-де-Кале, ибо мы не можем мирно сосуществовать в одном доме, в одном городе и даже в одной стране.
Я все-таки решил не покидать место грядущей баталии и спустя миг горько пожелал об этом. Студенческой толпе, подзуживаемой мальчиками фон Турна (черные плащи роились здесь во множестве — правый берег Влтавы и Старо Място искони считались их законной вотчиной, где-то здесь крылось тайное обиталище пана Матиаса и его преданного сторонника, старшего из братцев Клаев — Игнациуса), которому в отличие от мсье Валленштейна, не грозило крушение карьеры и опала Матери-Церкви. Они жизнерадостно взревели и пошли на приступ.
Несколько последовавших мгновений я стараюсь лишний раз не вспоминать. Вокруг экипажей вскипело орущее и размахивающее тяжелыми предметами Нечто, состоящее из тысячи лиц с застывшим на каждом одинаковым выражением детски-варварского стремления крушить и разносить все увиденное вдребезги и пополам. По стенкам кареты мелким частым градом застучали вывернутые из мостовой камни, схваченные с лотка фрукты и все, что в горячке подворачивалось под руку. Пронзительно завизжала ни в чем не повинная лошадь, несколько особо удачливых камней прорвали плотную ткань занавесок на окнах и наведались во внутренности кареты. Оттуда, словно игрушечный чертик из табакерки (да простит меня святой Доминик за подобное сравнение!), возник отче Густав, попытался что-то выкрикнуть и столь же стремительно канул обратно, точнехонько получив по физиономии капустным кочашком. Пребывавшие во чреве повозки вместе с ним отец Лабрайд и Маласпина здраво предпочли вообще не высовываться наружу.
Веселье нарастало. Студенческая братия не решалась броситься на нас и задавить числом, опасаясь многообразного огнестрельного и колющего вооружения подчиненных фон Цорна, зато вовсю пользовалась безнаказанной возможностью закидывать господ инквизиторов всякой дрянью и выкрикивать оскорбления, порой не лишенные крупиц истины. Мы продвигались через это улюлюкающее скопище со скоростью улитки, штурмующей облитый клеем лист бумаги, однако спасительные ворота Клементины становились с каждым шагом все ближе и ближе. В монастыре, похоже, заметили наше бедственное положение, и нашли единственный выход из положения.
