Джон Норман - Побратимы Гора
— На ноги! — приказал я.
Девушка встала, и я потащил за привязь это выбранное мной холёное, соблазнительное животное из стада. Она торопливо семенила следом, стараясь, чтобы поводок не успевал натягиваться, поскольку, хотя такая привязи и не затягивается на шее, на всё же натягиваясь, доставляет чувствительную боль.
— Она симпатична, но это не лучший выбор, — предупредил первый паренёк.
— Почему же? — удивился я.
— Да она холодна, как кусок льда, — засмеялся он.
— Я видел её дважды в деревне, — припомнил я, — первый раз при входе вашего клана в стойбище, и затем, ещё раз днём позже. Она показалась мне интересной.
— Мы посылаем часть из них, работать в стойбище, — объяснил первый пастух, — если есть потребность в них, или если надо доставить женщинам собранные коренья и ягоды. Ну, или для других работ, вроде скручивания травы для трута или сбора хвороста и навоза кайилиаука для кизяков. Кто-то же должен поставлять подобные вещи в стойбище.
— Конечно, иногда кое-кого направляют мужчинам, для развлечений с девками, — усмехнулся я.
— Бывает, мы пригоняем караван из пяти или шести девок в стойбище для подобных целей, — подтвердил первый мальчишка.
— А эта шлюха, — указал я на девушку на моей привязи, — часто занимает место в таком караване?
— Нет, — рассмеялся один из пастухов.
— Кому она нужна, она же — кусок льда, — добавил первый мальчик.
— Выбери другую, — предложил второй.
— Сколько времени я могу держать её у себя?
— До заката она должна быть помещена вместе с другими, — предупредил мальчик.
Я взглянул на тонкие щиколотки моей подопечной, и подумал, что они будут хорошо выглядеть заключённые в кожаный ремень для стреноживания, с узлом на внешней стороне левой лодыжки, который она не сможет развязать своими стянутыми за спиной руками. Точно такие же ремни используются и для двух передних лап кайилы.
— Благодарю, вас, парни! — сказал я улыбнувшись. — Вы мне здорово помогли!
Я повёл выбранную девушку от стада к месту, которое я выбрал заранее, в тени нескольких деревьев, около небольшого ручья. Один раз я оглянулся, и обменялся краснокожими мальчишками взмахами рук. Я заметил, некоторые из женщин в стаде, выглядели довольно радостными от того, что блондинка была уведена на моей привязи. Похоже, что она была высокомерной, тщеславной девкой, не слишком нравящейся своим товаркам. Притом, что я знал о ней, это не удивительно.
— Вот здесь мы и остановимся, — сказал я, остановившись среди деревьев, и
привязывая верёвку к ветке. Я осмотрелся вокруг.
Мой парфлеш, с небольшим количеством еды, висел на суку, там, где я его оставил ранее, когда подбирал уютное местечко. Тут же, лежала большая, скатанная в рулон шкура. Именно эту шкуру, я развернул и тщательно расправил на траве. Маленький кожаный лоскут, в который был завёрнут хлыст, я бросил рядом.
— Это кожа, — пояснил я, указывая на ту, что поменьше, — размером с циновку подчинения принятую в Тахари.
Я посмотрел на девушку.
— Ты можешь опуститься на колени, — разрешил я.
Она встала на колени, при этом витки привязи на её шее смотрелись весьма изящно, будучи слегка натянутыми верёвкой закреплённой к дереву.
— Я знаю, что Ты говоришь по-гореански, — заметил я.
Это было хорошо для меня, поскольку общаться не наречие Кайила, пока ещё было сложно. Она не отвечала.
— Расставь колени, — велел я. — Шире!
Она сделала, как было приказано.
Я пристально осмотрел её. Здесь, до заката, она была моей.
— В стаде, Ты попыталась скрыться от меня.
Она сердито отвела взгляд.
— Ты кажешься слишком молчаливой, — заметил я. — Возможно, тебе язык отрезали, или разделили на две половины за дерзость.
Я подошёл к ней и, схватив её за волосы, задрал ей голову.
— Открой рот, — приказал я, и она сразу подчинилась. — Нет, дело не в этом.
Она что-то сердито промычала.
— По крайней мере, Ты способны издавать звуки, — отметил я.
Она нервно дёрнула головой.
Я обошёл вокруг рабыни, оглядывая её тело, сказал:
— Твои изящные формы наводят меня на мысль, чтобы Ты не должна быть куском льда. Они предполагают, что Ты способна реагировать на ласку, как гормонально нормально развитая женщина. Я вижу, что Ты не была заклеймена.
Я присел перед ней и коснулся её шеи сбоку под ухом, но она рассерженно отдёрнулась. Этот телодвижение вызвало у меня недовольство, ибо рабыня должна приветствовать прикосновение мужчины, а в действительности даже умолять об этом.
Рассердившись, я потянул хлыст из-за своего пояса. Заметив моё движение, и поняв его смысл, девушка задрожала от ужаса. Она быстро замотала головой, издала тонкий, возражающий и просящий писк. Она приподняла и повернула голову так, чтобы сторона её шеи смотрела на меня, чтобы я мог трогать, если мне того хочется.
— Ах, да, ну конечно. Ты же стадная девка. Ты не можете использовать человеческую речь без разрешения, — наконец-то дошло до меня.
По ошибке, я решил, что запрет на человеческую речь, наложенный на стадных женщин, прекращает действовать, когда, как в данном случае, её увели из стада. Теперь я понял, что это не так. Это имело смысл, конечно же, например, никто не ожидает человеческой речи от самки кайилы, даже если она не находится в табуне. Теперь, у меня было намного более ясное понятие эффективности дисциплины, в которой краснокожие рабовладельцы содержали своих бледнолицых красоток.
Она энергично закивала своей головой.
— Интересно, стоит ли давать тебе разрешение говорить по-человечески, — размышлял я. — Возможно, будет лучше накормить, и использовать тебя как простое соблазнительное животное, и не трудиться усложнять наши отношения твоей человеческой речью.
Она испустила жалобный стон.
— Похоже, тебе давненько не разрешали разговаривать, не так ли? — поинтересовался я.
Она кивнула.
— Ты хочешь получить разрешение говорить?
Она кивнула с надеждой и тревогой.
— Ты просишь об этом?
Она так отчаянно закивала.
— Очень хорошо. Ты можешь говорить — разрешил я.
Обычно я разрешал моим рабыням говорить. Однако, бывали случаи, когда я приказывал, чтобы они служили мне безмолвно, как всего лишь восхитительные животные. Только двум своим рабыням я никогда не разрешал говорить в моем присутствии, и то вскоре я избавился от обеих.
— Как же хорошо, быть в состоянии говорить! — воскликнула она.
— Ты можешь поблагодарить меня за это, — сообщил я ей.
— А если я не хочу делать этого, — дерзко спросила она.