Наталья Бульба - Открыта вакансия телохранителя
— Я не буду спать. — А я продолжаю ту игру, что начала еще в логове Даймона. Глупой девочки-переростка, которая отказывается слушать большого и мудрого дракона. С полным наивности взглядом и беспочвенными капризами.
— А я разве тебя спрашиваю: будешь ты или нет. Мне показалось, что я утверждаю, что именно этим ты и будешь заниматься.
— Не буду. — Самое главное слюну не пустить. Для полноты демонстрации из себя идиотки.
— Таши… — Его улыбка хоть и продолжает оставаться насмешливой, но глаза уже покрываются тонкой пленкой льда.
— Да, дорогой. — И еще раз: ресничкой об ресничку.
— Таши, у тебя есть выбор. Или ты позволяешь мне наложить на себя заклинание сна или…
— Или? — Интересно, это мне так просто удалось вывести его из себя настолько, что он готов сдать мне границы своих полномочий или это он сам подвел меня к тому, чтобы я его до этого довела?
— Я отправлю вестника твоему отцу и потребую, чтобы он тебя отозвал. — И по тому, как он это говорит, у меня рассеиваются последние сомнения: как только я дам ему хоть малейший повод — он им воспользуется.
— И часто ты меня будешь так шантажировать? — Чуть насмешливо, но не скрывая того, что мне более чем понятно, что стоит за его словами.
— Только в крайних случаях. — И вновь проявляется улыбка: не успокаивая, лишь холоднее делая изморозь взгляда.
— Этот случай ты считаешь крайним?
— В тебе бушует азарт; слишком много событий. Да и встреча с Даймоном событие неожиданное и памятное. Но я вижу то, чего не замечаешь пока что ты: ты истощена настолько, что еще несколько часов и без серьезной магической подпитки ты подняться уже не сможешь. То заклинание, что тянуло из тебя силы, воздействовало и на твою внутреннюю структуру, а такие вещи даром не проходят.
Это что?! Еще не успев жениться, он собирался стать вдовцом?! Ну, Закираль… Ты у меня еще узнаешь, что такое обманутые девичьи надежды.
Поймав себя на том, что начинаю строить грандиозные планы мести Черному Воину, едва не прикусываю язык. Эти мысли появились так неожиданно, что я едва не засмеялась прямо во время проникновенной речи своего летающего друга.
Если бы при этом не пугало то, что мое сердце, вопреки всем доводам разума, кажется, определилось по вопросу кандидата на жениховство. И что прикажете мне с таким выбором делать? Вербовать Даймона в наши ряды или продолжать убеждать то, что находится в моей груди, биться ровно всякий раз, когда речь заходит об этом чернокожем красавце?
Хотя, есть и еще один вариант: все не так страшно, как это представляет мой несостоявшийся любовник. И мне даже понятно, зачем он это делает.
— Ладно. Предлагаю компромиссный вариант. Ты помогаешь мне уснуть, но обещаешь, что без моего участия вы не начнете никаких активных действий.
— А если я не соглашусь?
— Если ты не согласишься… Я расскажу Ролану, что свистнула для тебя из его хранилища тот самый кинжальчик, что висит у тебя на поясе. Меня-то брат простит, а вот тебя… Кто там у тебя в очередных подружках значится?
— Растешь… — Вот теперь, с явным удовольствием и растягивая звуки. — Я уже начинаю гордиться знакомством с тобой.
— С кем как говорится, поведешься…
— Договорились. Воины Алраэля хоть и отправились на поиски дома, где тебя держали, но вряд ли найдут там что-нибудь интересное: наш Даймон умеет исчезать, не оставляя следов. А чтобы эльф с графом не порывались кидаться совершать подвиги, я их напою. Ты ведь не против?
— Не против. Только не передеритесь там. А то начнете выяснять: кто, зачем и почему…
— Хорошо. Я послежу за порядком. А теперь — давай-ка баиньки.
И его рука потянулась к моему лбу.
— Подожди.
— Что еще?
— Скажи, почему именно ты?
Он всегда был умным и умудрялся понимать меня даже тогда, когда я и сама себя не очень-то понимала… Вот и тепер, лишь пожал плечами, прежде чем ответить.
— Ролан посчитал, что я достаточно заинтересован в том, чтобы с тобой ничего не случилось.
— Ролан? Ты…. Противный, гадкий ящер. Да чтобы у тебя хвост…
Я не успеваю закончить угрозы в адрес его хвоста, потому что сильные, но нежные пальцы уже касаются моей головы, и я начинаю проваливаться в мягкие объятия беспамятства. В котором не нашлось места ни для чьего проникновенного взгляда.
Закираль. Глава ветки рода.
Мой план…
Глубокий вдох, чтобы успокоить сердце, готовое сорваться в пропасть восторга. Я давно уже отказал себе в праве произносить это слово, что едва не срывается с моих губ, пытаясь опередить контроль.
Все еще рано.
И пусть все идет так, как и должно идти — не зря же меня так долго держат в этом захудалом мире…
Но я вновь обрываю себя на полуслове: самое страшное для командира отдельной мобильной развед. группы армии вторжения — недооценивать своего противника и переоценивать свои собственные таланты. Так что… Я знаю, что значит терпение. И я знаю, ради чего.
Мое дыхание спокойно, а взгляд ясен. И даже тени волнения нельзя рассмотреть в моих кажущихся расслабленными движениях. В том, как я скольжу по комнате в танце, что хоть и выполняется без оружия, но требует очень высокой концентрации, которая прячется за кажущейся легкостью исполнения и дается не каждому воину, а лишь тому, кто умеет держать в жесткой узде свое тело, свои желания и устремления. И когда я заканчиваю последний ритуальный жест благодарности, которым воин одаривает себя, осознавая собственное мастерство в выполнение канона — моя мысль стремительна и легка.
И это именно то, ради чего мгновения колоссального напряжения сменяли состояние полной опустошенности и отрешенности от всего, что подразумевается под словом 'жизнь'. Ради того, чтобы осознать, как мал ты, по сравнению с величием Хаоса, который служит и местом сосредоточения и местом отдохновения для тех, кто ему служит и поклоняется. Ради того, чтобы оценить себя и свою способность идти к той цели, что стоит перед нами — его воинами, жизнь которых построена на служении и подчинении: служении целям Рода и Дарианы, и подчинении кодексу чести.
Теперь опуститься на одно колено и, смиренно склонив голову, закончить ритуал. Не забыв проследить за тем, чтобы это звучало уверенно и торжественно.
— Лишь самый достойный, лишь тот, кто полностью соответствует образцу Черного Воина, имеет право продолжить жизнь. Свою собственную и проявленную в своих детях.
И уже мысленно добавить, благодаря мощным ментальным щитам не очень-то и следя за ехидством, что проникает во внутренний голос: 'Для всех же остальных — немедленная смерть. Как только об этом нарушении станет известно тем, кто имеет право карать'.
