Марина Добрынина - Империя под угрозой. Для служебного пользования
У меня даже слезы наворачиваются. Зачем они так?
Где-то по ту сторону света начинается легкая перебранка, затем уже женский голос мягко интересуется:
— Скажите мне, Варя, Майя Дровник что здесь делает?
— Информацию ищет, — радостно отвечаю я.
— О чем?
— О том, как из людей делают осьминогов.
— Осьминогов? — удивляется голос, — Каких осьминогов?
— Больших, — хихикаю я, — они прицепляются к людям и высасывают из них силы. Не специально, просто они по-другому не могут.
— Варя! — зовет голос.
— Да? — с готовностью отзываюсь я.
— А сама ты что хочешь по этому поводу сказать? Что ты думаешь?
Глупости какие она у меня спрашивает. Мне это неинтересно.
— Я не думаю, — честно сообщаю голосу, — я лечусь. Я выздоровею и буду красивая. Меня будут все любить. Майя злая, ее никто не любит и она…
— Ладно-ладно, хватит.
Зачем они меня прервали? Я им еще могла про Майю рассказать. Она вправду злая, на людей плохо влияет. А теперь не буду ничего рассказывать. Не надо было меня прерывать. Вот.
Слышу, как голоса общаются.
— Это все ты со своими лекарствами, — зло говорит голос Гены, — как теперь с этой идиоткой разговаривать? Что она здесь делает, какие такие осьминоги?
— Не дави на нее, — отвечает женщина, — она все тебе расскажет. Постепенно.
— Постепенно?!!! А ты имеешь представление, сколько у нас времени есть? Может, у нас на каждом углу по инквизитору?!! Ты головой своей соображаешь?
— Рустам, если ты будешь на нее давить…
— Нет, я должен вокруг нее с ночной вазой ходить и сопли подтирать! Все!
Странно, какой Рустам, он же Гена?
Гена подходит ко мне и кричит очень громко, так, что у меня в ушах звенит:
— Говори, дура, здесь еще кто-нибудь есть?
— Я не дура, и не кричите на меня.
Я обижена. Он наклоняется.
— Ну?!!!
— Я не буду ничего говорить. Не люблю, когда меня обзывают.
Тогда он бьет меня ладонью по лицу. Больно. Прижимаю ладонь к щеке и плачу. Зачем он меня обижает? Я ничего плохого ему не сделала…
И тут мир будто меняется, ощущать себя начинаю как-то иначе. Замечаю, что кресло обтрепано, глаза у Гены-Рустама красные, воздух затхлый и вообще холодно здесь. И дела творятся какие-то… нездоровые.
— Так, — говорю сквозь зубы, — еще раз, урод, на меня руку поднимешь, я тебе яйца оторву и на долбанную оконную решетку намотаю. Понял?
У массажиста лицо вытягивается, и глаза, того и гляди, из орбит выпадут и по линолеуму покатятся.
— Ага, — заявляет после минутного молчания, — вернулась, значит. Стало быть, поговорим.
— Сейчас, — соглашаюсь, — поговорим, и ты мне живо все расскажешь, и когда родился, и на ком женился, и как до жизни до такой дошел. Сейчас поговорим.
Слышу шаги, дверь открывается и захлопывается вновь. Мадам вышла. Полагаю, глаза у меня сейчас светятся и зубы лязгают. А я очень неприятна в такие моменты. В принципе, массажист этот недоделанный побить меня, конечно, может, но и сам кое-каких частей тела не досчитается. Гарантирую. Видимо, понял. И потому поворачивается ко мне спиной, выйти хочет, вопросы, наверное, какие-то на мой счет порешать. Момент такой может не повториться, и потому срываюсь с кресла, единым прыжком подлетаю к Гене-Рустаму и успеваю пальцем пережать сонную артерию. Как видно, товарищ не ожидал такой дикой выходки со стороны полудохлой молодой женщины, а потому сопротивления оказать не успевает и быстренько ложится отдохнуть на коврике. Любитель! Я пинаю его разок, проходя к двери. Так просто, для собственного удовольствия. Жаль только прилив сил прошел, и пинок получается слабеньким.
Без проблем нахожу выход. По дороге никто не встретился. Поскольку на ночь всех запирали в палатах, ключ от входной двери также не понадобился.
Иду и думаю — зря они так со мной поступили. Я — готовая уже, тихая, мирная и покорная, лежала на тарелочке и ждала разделки. Бери! Пользуйся! Так нет, блин, сбились с курса, выяснять начали, что да как. Я всегда говорила: не приемлю грубых воздействий, ну не люблю и все тут. Зато подойди ко мне с лаской или не покорми, к примеру, дней десять, и я вся твоя.
Надо бы бежать, пока имеется такая возможность, но уж больно хочется информации какой-нибудь раздобыть. Прямо голод какой-то гложет. Информационный.
Глава 8
Почему мне прислали приглашение? Я ведь знаю людей, которым приходил отказ. Я практически здорова, никаким влиянием не обладаю, связей не имею. Я просто секретарь в архиве. Что это и кому может дать? Доступ к информации… Прямой доступ к информации. По любому от них запросу. Достаточно чуть-чуть меня подкодировать, и я сама им все документы привезу, да еще и плакать буду от умиления, что пользу обществу принесла. А остальные? Инна — аналитик в СИ. Свои люди в СИ — так это ж мечта идиота! Валентина… Кто у нас Валентина? Воспитатель в детском саду. Но ее свекор — управляющий Темским отделением железной дороги. Противная старушка? Учитель химии. Химии… Я спрашивала. Интересных людей они себе наподбирали.
Я останавливаюсь. Голова в мыслях, но все они какие-то неустойчивые. А зачем мне, собственно, что-то искать, когда у меня прямо под руками (ногами?) такой любопытный субъект валяется? Гена то бишь. Или Руслан. Возвращаюсь, дверцу быстренько на ключ запираю — а то мало ли что приключиться может. Смотрю на лежащее на коврике у двери тело и размышляю: что бы мне такое предпринять? Простое. Но эффективное? Зададимся вопросом: жаль ли мне его? Не очень. Исходя из этого в голову приходит лишь одно действие — очень эффективное и чрезвычайно незаконное. По в данных обстоятельствах позволительное. В конце концов, он останется жив и здоров, по крайней мере, физически. Это страшное слово: разлом.
Массажист пока без сознания. Подтаскиваю его, тяжеленного, к креслу. Мне достаточно его лишь прислонить, чтобы зрительный контакт потом не прерывался. А то, знаете, неудобно как-то все время вниз смотреть. Лучше когда глаза на одном уровне.
Разлом — на самом деле процедура простейшая. Уже на втором месяце обучения его учат применять, и все дальнейшее время — воздерживаться от применения. Производится он двумя способами. Первый, он более безопасный, это когда входишь с подопытным в контакт, волевой центр блокируешь, и начинаешь произвольные вопросы задавать. Но в этом случае лучше работать с помощником. Один спрашивает, другой — контакт поддерживает. И знать, конечно, нужно, что именно спрашивать. В таком случае вскоре после проведения процедуры у пациента способность осознавать свои действия и руководить ими восстанавливается. Информация также остается при нем. Сроки восстановления зависят уже от особенностей психической организации, но не менее полугода.
