Джонатан Стрэн - Драконы
Она молчала, но он, казалось, читал ее мысли:
— В чем дело?
— Ты пойдешь на поиски других драконов. А у меня только этот и был.
— Но ты же не знала…
— Какая разница, знала или не знала я о его существовании? Теперь-то я знаю. Он лежал тут каждую зиму, свернувшись кольцом вокруг нас, а мы жили в теплой тьме, при свете очага или костра. Он отгораживал нас от всего мира. Разве это так уж плохо? Разве на равнинах есть нечто, без чего нельзя прожить?
Он помолчал, морщась не то от боли, не то в замешательстве.
— Это опасное существо, разрушитель.
— Зима тоже опасна. И гора — иногда. Но в них есть и красота. Ты набрался таких знаний и опыта, Рид Ярроу, сын рудокопа, что забыл о простых вещах. Ты ведь когда-то любил Хорсбрет.
— Ребенком — да.
— Сожалею, что привела тебя сюда, — вздохнула она. — Лучше бы я осталась наверху, с рудокопами, в эту последнюю мирную ночь.
— Мирные времена вернутся, — сказал он, но она лишь безнадежно покачала головой:
— Мое чутье молчит.
Она ожидала, что он усмехнется, но он напряженно свел брови. Неожиданно он коснулся ее щеки обожженной рукой:
— Порой до меня почти доходит то, что ты пытаешься сказать. Но тут вмешиваются знания и опыт, и я не слышу тебя. Я рад, что ты не ушла. Если я погибну, ты останешься одна против обезумевшего дракона. Но все же я рад.
Высоко над его плечом взошла черная луна, и Пека вскочила на ноги. Рид скатился с выступа, в клубящийся туман. Пека отвернулась от слепящего черного блеска. Синие огни пронизали туман, черная луна внезапно пропала с неба, и Пека перевела дух.
Потоки золотого сияния разлились в предрассветном небе, словно лучи восходящего солнца, которые Пека видела только раз в году в течение месяца. Оцепенев от страха и холода, Пека замерла на своем уступе и впервые за последний час увидела Рида. Он стоял прямо перед драконом, вытянув вперед обожженную руку. На ладони у него светился кристалл, до того ледяной и мертвенно-белый, что Пека при взгляде на него почувствовала, как смертельный холод стиснул ей сердце.
Ее бросило в дрожь. Все суставы свело, словно сковало льдом, а по жилам, казалось, заструился холодный туман. Она с трудом вдохнула колкий морозный воздух, затем потянулась к фляге с «драконьим следом» — рука еле двигалась, а пальцы не гнулись вовсе. Дыхание дракона сделалось хриплым и прерывистым. Глаза его скрылись под серебристыми веками. Развернутое крыло лежало на льду, словно спущенный парус. Он разинул пасть и еле слышно шипел, но голову отдернул назад, подальше от руки с кристаллом. В тишине было слышно, как медленно-медленно бьется драконье сердце.
Пека заставила себя подняться, она шла, и под ее ногами крошились сосульки. В бледном свете наступавшей зимней зари она увидела начало и конец гигантского кольца, охватившего Хорсбрет. Дракон с огромным усилием пошевелил кончиком хвоста позади Рида и с легким стуком уронил его наземь. Рид стоял неподвижно, и теперь единственным цветом, которым он обладал, была холодная, безжалостная синева его глаз. Пека остановилась, пошатываясь, на краю уступа, и мир запечатлевался в ее памяти во всех подробностях: серебристая чешуя на туловище дракона; пальцы Рида в серебристых ожогах; его седые, как у старика, волосы; чистейшая белизна драконьей шкуры. Два могучих противника, два порождения зимы стояли насмерть лицом к лицу. По всему телу дракона пробежала рябь, голова откинулась назад, и Пека увидела, как широко раздвинулись его челюсти. Она разглядела сломанный зуб, осколки которого сверкали, как драгоценные камни, когда она ненароком задевала их киркой. Пека содрогнулась. Заметив ее, дракон устало и сердито зашипел.
Она смотрела на него, не в силах ни сочувствовать, ни бояться. Крыло на льду зашевелилось. Рид поднял голову. Он был страшно бледен и изможден до предела. Но в его холодном взгляде светилось торжество, поразившее ее, как тот мертвенно-белый кристалл, что он держал на ладони.
Она отступила назад, в туман, понимая, что Рид изгоняет не старого, усталого ледяного дракона, а кого-то другого из глубин своей памяти, кого-то, кто никогда не покорится.
— Ты, тупоголовый дракон! — закричала она. — Как ты смеешь вот так запросто уступать Хорсбрет? И кому — какому-то Гонителю Драконов, который носит в себе еще более страшную стужу, чем ты? — Казалось, ее сердце забилось в унисон с сердцем изнуренного, почти покоренного дракона. Она упала на колени, не зная, понимает ли он ее слова или только слышит их. — Представь себе Хорсбрет, — умоляла она, выбирая слова, которыми можно было бы согреть их обоих. — Очаг. Золото. Ночь. Сны, зимние сказки, безмолвие. — На нее обрушился клуб тумана, и она кашляла, пока слезы на замерзли у нее на щеках… Она услышала, как Рид произносит ее имя необычно суровым голосом, и это напугало ее. Непослушными пальцами она откупорила флягу с «драконьим следом», отпила большой глоток и снова закашлялась, ощутив, как кровь быстрее заструилась по жилам. — Неужели в тебе совсем не осталось огня? Зимнего пламени?
И вдруг перед ней предстал яркий образ золота: золото в сердце дракона, жаркое золото «драконьего следа», жесткое золото драконьей крови. Рид снова произнес ее имя голосом, подобным треску льда. Она зажмурила глаза, протягивая руки, словно в бреду. Когда он позвал ее в третий раз, она опрокинула содержимое фляги прямо в глотку дракону.
Тяжелые веки над глазами поднялись, глаза, обведенные белыми кругами, расширились. Она услышала судорожный глоток. Голова опустилась, и из нутра дракона вырвался странный звук, похожий одновременно на рычание и плач. Потом он снова разинул пасть и дохнул золотым пламенем.
Волосы и брови Рида мгновенно покрылись огненно-золотым налетом, и он нырнул в сугроб. Дракон еще раз зашипел на него. В сторону моря от него побежал огненный поток. Гигантский хвост яростно колотился; по льду во все стороны побежали глубокие трещины. Обледеневшие скалы покрылись испариной; ледяные столбы оседали и падали. Уступ, на котором стояла Пека, обрушился, и она покатилась вниз в лавине льда и камней. Все огромное белое драконье кольцо пришло в движение, разворачиваясь перед ее глазами. В воздухе громадной аркой развернулось сначала одно крыло, потом другое. Дракон с шипением дохнул на гору и страшно взревел, но изрыгнул лишь пламя из нутра, где прежде таилась зимняя стужа. Ледяной панцирь раскалывался на глазах. Выбираясь из-под снега, Пека ощущала, как все шатается и ползет у нее под ногами. Ветер трепал ее волосы, распахивал полы толстой куртки. Затем он с грохотом обрушился на нее и опрокинул на снег. В вышине дракон, развернув крылья чуть ли не на всю ширь острова, дохнул на море огнем, и ледяной панцирь начал таять.
