Рамиль Юсупов - Тайный Город – твой город (сборник)
– …почечная колика!
– Какая колика?! Какая больница?!
– Иначе он от болевого шока загнется!
– …умрет – получим бунт на зоне, а мне отвечать?! Пусть «Скорую» шлют!
Победил, прорвалось через боль.
Через час ты уже был в больнице. Дежурный врач глянул – и бросил только два слова:
– В реанимацию.
Датчики – пусть, иголки – пусть, морфий, бесполезный против этой боли, – пусть. Улучив момент, когда в палате никого не было, ты разжал судорожно сведенные пальцы, половинки лезвия упали на пол, и боль исчезла – сразу же, как не было. Вбежавшая медсестра – толстуха Ленка, знакомая еще по прошлому разу, – наткнулась на совершенно ясный, трезвый и холодный взгляд пациента.
Ты поймал ее, готовую завизжать, за руку.
– Ленка, тише ты! Да тише, говорю, заглохни! Не трону я тебя. Где Алена?
– Н-на третий этаж пошла. Она сегодня в травме дежурит.
– Туда двоих с зоны положили? Помоги, Ленка. Мне надо туда, иначе худо будет. Я без браслетов, выведи как-нибудь, хоть с этажа, а дальше я сам. Ленка, ну ты же женщина. Понимаешь, мне без нее вилы. Помоги, а?
Она вывезла тебя на каталке, пояснив удивленному надзирателю, что это – в морг. Обман не продержался бы долго, но тебе нужно было всего лишь попасть с четвертого этажа на третий.
Ты успел.
Помнишь, Меняла? Ты ведь чуть не убил тогда в первый раз; тем двум уродам повезло, что Алена остановила тебя.
Помнишь, как обнимал ее, дрожащую от пережитого страха, обнимал и ждал, что вот-вот начнут ломиться в дверь? Помнишь? Это ведь тоже было счастье.
– Аленка, ты меня прости, ладно?
– За что?
– За этих, за остальное… и не жди меня. Не нужно.
Испуг, и удивление, и теплый свет были в ее глазах.
– Почему? Всего три месяца осталось… Погоди, ты сбежал? Как ты здесь оказался?
– Да так… тухты нагнал, на «Скорой» привезли. На четвертый этаж положили, там-то ладно, выбрался. А тут, на третьем, вертухай прикормленный стоял. Небось Кича с Бузой подсуетились. Пришлось его по черепу слегка, а органы за своего глотку выгрызут. Лет пять за нападение на сотрудника. И черта с два чего докажешь.
– Да как же это… ты же меня спас, это неправильно, несправедливо!
– Сдамся – может, скостят сколько-то. Все равно не жди. Уезжай отсюда куда-нибудь подальше. В Москву, в Питер. И не пиши. Аленка, я второй раз могу и не успеть.
– Поздно, Сережка. Я уже тебя жду. Но сделаю, как скажешь. Потом. После суда.
Забарабанили в дверь.
Как ни странно, суд учел и твою добровольную сдачу, и обстоятельства, и ее показания; тебе накинули всего год.
Чудеса случаются, еще подумал ты тогда.
Она уехала и не писала, как ты и хотел.
Помнишь, Меняла? Это был самый долгий год в твоей жизни.
Ярославль, Белокаменная площадь,
23 сентября, среда, 23.48
Иван Семенович все делал обстоятельно. И к странной просьбе отца Алексея он отнесся со всей возможной серьезностью: заранее пришел на площадь, присмотрел место, где встанет, настроил скрипку, заранее выбрал, что будет играть, чтобы уложиться в отведенные три минуты – обрывать музыку на середине он очень не любил. Для выступления посреди площади Иван Семенович сначала даже хотел купить другую скрипку, но потом передумал.
Многие удивлялись, почему, имея такой дотошный характер, он выбрал профессию скрипача, а не, к примеру, бухгалтера; на это Иван Семенович отвечал, усмехаясь, что за него выбирала жизнь. Он отчетливо сознавал свои возможности: крепкая середина, не больше. Виртуозом была дочь-кровиночка Настя, единственный ребенок, единственная семья вдового музыканта.
Известие, что вдохновения перед концертами дочка ищет в кокаине, стоило скрипачу инфаркта.
Настя пыталась бросить, но безуспешно: раз за разом все возвращалось на круги своя. В наркологическом центре посоветовали найти хорошего психолога; вместо этого Иван Семенович пошел к знакомому батюшке.
– Поезжайте в Забытую Пустынь, – сказал тот. – Это монастырь в Подмосковье. Там помогут.
Пора. Время.
Скрипач пристроил инструмент поудобнее и заиграл «Лето» Антонио Вивальди. Быстрое, яркое, короткое, щемящее «Лето», которое некому было слушать на ночной площади. Три упоительные минуты.
Скрипка старалась. Старая, верная, любимая скрипка, что была рядом с Иваном Семеновичем много лет. Скрипка воспевала лето полной жизни, лето побед и лето потерь, все прожитые лета и все будущие. Солнце в листве и свободу. Она торопилась допеть свою последнюю песню.
Стих финальный аккорд. Музыкант перехватил скрипку и с размаху разбил ее об угол памятника. По его щекам текли слезы.
Настя выиграла международный конкурс и стажировалась в Париже. О наркотиках она забыла навсегда.
Иван Семенович выполнил бы любую просьбу отца Алексея.
Станция «Тургеневская», Московский метрополитен,
23 сентября, среда, 23.51
Потрепанную детскую босоножку геомант положил посреди перрона, причем – Алексей оглянулся по сторонам, оценивая, – в самом его центре, на равном расстоянии от всех четырех сторон.
– Зачем я тебе сдался? Зачем, Алексей? – Было видно, что Сергей твердо решил получить ответ. – Зачем ты рисковал, рассказывая мне о Тайном Городе, о Великих Домах, если не рассчитывал как-то использовать? Черт возьми, если ваша политика такова, как ты говорил, то зачем ты со мной связался? Мне вышку давали… как ты вообще оказался в Бутырке?
– Настоятель храма Покрова Богородицы, что в Бутырской тюрьме, был другом старца Никодима. От него я узнал о попытке самоубийства в изоляторе и решил навестить того человека. Тебя. Вдруг сумею помочь. Жизнь – дар Божий, нельзя им разбрасываться… Когда я обратился за разрешением на свидание, тюремный психиатр рассказал о твоем судебном процессе.
– Они спрашивали на слушании, почему я убил ту гниду…
– И ты ответил истинную правду, – кивнул монах. – Но из всех услышавших ответ только я знал, что означают твои слова. Потом я поговорил с тобой и убедился, что моя догадка была верна. Геомантия – талант, как талант художника, как абсолютный слух… Я ничем не рисковал. Никто не мог бы запретить мне рассказать то, что ты имел право знать.
– С правами у меня всегда было трудно, – невесело усмехнулся Виноградов. – Но все-таки, зачем, Алексей?
– Я хотел дать тебе какую-то цель, – просто ответил священник. – Самоубийство – великий грех. Я хотел спасти твою душу, Сергей. Вот и все.
Через год и три месяца зона отпустила тебя, Меняла, но к тому времени сероглазая женщина казалась миражом, небылью. Ты не ждал. Ты не ждал ее, как не ждал уже ничего от жизни. Помнишь? Когда за спиной лязгнули, закрываясь, створки, ты не сразу понял, что волен идти куда угодно, поэтому просто пошел вперед по дороге. Через две мили, вспомнилось тебе, будет остановка поселкового автобуса, миль двадцать до станции – и в Курск. А там посмотрим.
