Карина Демина - Королевские камни
Обнимает. Падает в грязь, перекатывается, пытаясь закрыть собой Ийлэ. Она хотела сказать…
…не успела.
…не услышал.
Две молнии коснулись темных плеч. И звук вернулся, тихое шипение, ласковое почти, а следом — вспышка и дикий, преисполненный боли крик.
Райдо выгнулся, поплыл, покрываясь рябью живого железа, и попытался сбросить руки Ийлэ.
— Нельзя!
Он не выдержит один…
…молнии проходили сквозь него, расползались по крови белыми ветками. Закипало железо, разрывало тело, и Райдо менял обличье, но не избавлялся от рук Ийлэ. Она же тянула силу, уже удивляясь тому, что еще недавно не могла удержать всего-то одну молнию.
Две…
…и еще две…
…и потом она сбилась со счета… кажется, Райдо горел… и она с ним вместе, впившись пальцами не то еще в кожу, не то уже в броню, главное, не размыкая кольца рук. И по коже лилось что-то теплое, липкое… падало на лицо.
Соленое.
Кровь соленая, но ничего… главное, что сердце работает… Стучит, громыхает в груди, и звук его мешает потерять сознание.
Райдо вдруг открыл глаза, почти белые, расшитые красными нитями кровеносных сосудов. Но взгляд был на удивление разумным. И губы дрогнули, рисуя кривоватую улыбку.
— Мне… мне не следовало выходить… — Райдо облизал губы. — Да?
— Не следовало.
Каждое слово дается с трудом. И в груди больно. Не только в ней.
Райдо кивнул. И, закрыв глаза, покачнулся, осел вдруг, придавливая Ийлэ собственным немалым весом. Ийлэ дотянулась до лица, погладила.
Сердце стучит.
Это ведь хорошо, что сердце стучит… это значит, что выдержали… оба выдержали…
Сила уходила в землю, и земля, оголодавшая после зимы, пила ее жадно, глоток за глотком. Она тянула к Ийлэ нити корней, спеша оплести, и надо было бы встать, закрыться…
Ийлэ лежала.
Глядела на небо, на тучи, все еще черные, но эта чернота уже была безопасна… дождь лил и лил, и воды становилось все больше, а сил — меньше.
Главное, не забывать дышать. И рук не разжимать, потому что тогда Райдо умрет. А это невозможно, чтобы он умер. Ийлэ не то держала, не то сама держалась, кажется, все-таки плакала, или это не слезы, но дождь? По лицу и по губам, соленый дождь… с запахом крови и обиды.
Не получилось!
Она ведь так старалась… молнию ловила… и поймала… и удержала почти, а он… он пришел и все испортил! Теперь еще и умирать собрался.
— Ийлэ! Ты жива? — Нат упал на четвереньки. — Жива… и ты… и он… живы… вставай…
Он говорил что-то еще, толкая Райдо, который не желал подниматься. Он был таким тяжелым, невыносимо просто.
— Вставай. — Нат скулил, дергал Райдо, прислонялся, упирался ногами в землю, скользил, падал и вновь прислонялся, пытаясь если не поднять, то хотя бы перевернуть. — Вставай же, хрысь тебя задери! Вставай же…
А дождь усилился.
Тучи спешили напоить разбуженную до срока землю. Воду та глотала столь же жадно, сколь и силу.
Ийлэ закрыла глаза.
Ей хотелось плакать от отчаяния, но воды вокруг и без того хватало.
ГЛАВА 13
Райдо знал, что однажды умрет.
Не так.
Он знал, что умрет весной, когда яблони зацветут. И не важно, сколько лет пройдет до этой весны, главное, что умирать без яблонь было обидно.
И обида мешала сосредоточиться.
Кто сказал, что смерть — это просто? Плюнуть бы этому хрысеву умнику в рожу… смерть — это тоже работа, требующая полной самоотдачи… а тут яблони.
Яблоневые лепестки сыпались с неба, и Райдо черпал их горстями, подносил к носу и не чувствовал запаха. Да и на ощупь эти лепестки были неправильными, жесткими, тканными. И Райдо выбрасывал их, чтобы набрать новую горсть.
Безумие какое-то.
Не так люди умирают… а как?
В болоте.
Или на равнине, на яркой зелени, которую вдруг рвут клинки шипов. Люди на них точно бабочки… Райдо никогда не понимал, зачем убивать бабочек…
…на шпильку.
…клинок… и крови много, запах ее заглушает иные, становится душным…
…кричат…
…и тонут в клубящемся мареве водяного табуна. Спокойная, казалось бы, река вскипает. Плети воды бьют наотмашь, рвут броню, перешибают хребет… вода сама горькая… и единственный шанс выжить — удача…
…удачи было много, но срок пришел, и она иссякла. Это правильно. Другим тоже удача нужна, а Райдо так и не дожил до яблонь. И он с раздражением смахнул лепестки, только те приклеились к коже и загорелись. Ерунда.
Лепестки не способны гореть.
И просачиваться сквозь броню… ядовитые… еще одна альвийская штучка… у них множество, и за каждую приходится платить. Кровью берут, сволочи этакие.
Кровь пошла носом.
И вновь без запаха.
Райдо только отмахнулся. Здесь, где бы он ни находился, все иначе, все ложь, а значит, надо сосредоточиться на главном. А что главное?
Он умирает.
Точно.
Как можно было забыть о таком?
А он и не забыл… не совсем забыл… да, он помнит.
Что помнит?
Грозу, которая шла с юга, кралась полуночным зверем, но Райдо слышал. Не только он. Нат беспокоился, метался по столовой, круг за кругом, и каждый — подальше от окон. Чуял, что эта гроза — не из простых, а молнии не любят детей Камня и Железа.
Почему?
Нельзя отвлекаться. Надо вспомнить, пока Райдо еще не до конца умер, а то так и застрянет же… будет обидно. У всех посмертие нормальное, а у него какая-то хрысева явь с яблоневыми лепестками.
От них кровь горела.
Больно!
Проклятье! Неужели даже теперь он не заслужил, чтобы без боли?!
Гарм самолично поднимал ставни и на первом этаже, и на втором. Свечи зажег, сказав, что в такую грозу живой огонь нужен. И Райдо с ним согласился.
Свечи.
И столовая.
Ужин в тишине. Ийлэ не ест. Ее будто бы и вовсе нет. Смотрит исключительно перед собой. На руки. Бледные такие руки с длинными пальцами, с суховатой кожей, с бляшками мозолей… он что-то говорит, кажется, про руки? Или про мозоли?
Не важно, главное, она не слышит.
Натова девчонка грозы боится, она пусть и человек, но чувствует его настроение и пугается, не столько за себя, сколько за Ната. Жмется к нему, улыбается виновато.
Талбот про сокровища забыл. И потерял где-то очки, без которых он полуслеп. Он тоже не ест, наверное, подозревая за кухаркой неладное, разглядывает еду, почти елозит по тарелке длинным носом и все одно не ест.
Никто.
А потом Ийлэ уходит. И Райдо хочет пойти за ней, но Гарм удерживает:
— Не дури.
Не дурь. Надобность.
Райдо обещал не мешать. И гроза не причинит Ийлэ вреда, она ведь альва и знает, что делает. Хотелось бы надеяться, что она знает, что делает. Райдо утешается этим и еще малышкой, которая на грозу раскапризничалась. Крутится, вертится, сует кулачки в рот, пускает пузыри и хнычет…
