Галина Гончарова - Тайяна. Вырваться на свободу
На лице Бурата появилось такое выражение, словно он навозную кучу увидел. Плюнуть бы, да отвернуться, а вонять все равно будет. Неодобрительно покосилась и его жена, и старший сын с невесткой. Сладшему это явно было безразлично. А вот Альма…
— а мы‑то тут при чем? Я ничего не знаю!
Яна прищурилась.
— и с сестрой отношений не поддерживаете?
— Нет.
— и где она живет — не знаете?
— да откуда ж мне!?
— и о том, что она пыталась убить трайши Аэлену — тоже?
— трайши? А разве она не…
Альма поняла, что оговорилась и закрыла рот рукой.
Поздно. Слишком поздно. Все, сидящие за столом, уже тоже поняли.
— Та — ак, невестушка, — прищурился сар Бурат. — Не трайши? А кто? И откуда ты про Аэлену знаешь?
— да бабы рассказали, когда я кружева покупала…
Звучало это так фальшиво, что не поверил бы и трехлетний ребенок. И уж точно не старый кожевник. Ладонь, размером с хорошую лопату, мягко опустилась на стол.
— Я жду….
И так это прозвучало.
Альма вздохнула — и принялась каяться.
Нуу да, с сестрой она переписывалась. И с матерью. А как еще, родные ж люди! И то, что они отсюда уехали — неважно. Все равно им интересно было, как она живет…
Аэлена? Витана?
Ну… о них тоже спрашивали.
Яна поморщилась. Считай, все, что происходило в семье Аэлены, эта выдра рассказывала сестре. А кстати…
Да, и о том, что Аэлена теперь лойрио и знаменитая художница, и что Витана замуж вышла еще раз — в столицу, и что обе счастливы и довольны — тоже.
Льяна?
Да…. у них, наверное, тоже все неплохо. Отец умер — это точно. Мать была плоха, обезножела, что ли. Финар принялся попивать горькую, дети росли шалопаями, не приспособленными ни к какому делу, денег не хватало на самое необходимое. Кто в этом виноват?
Конечно, Аэлена, Тарма и Витана! Можно, не в этом порядке, но виноваты — они! А кто ж еще?
Тарма вообще сука! Всю жизнь сыну заела! Мужика от своей юбки не отпускала, Льяну постоянно унижала и оскорбляла, с внуками ее сидеть не попросишь…
Семья Бурата слушала это, морщились все, но пока помалкивали. Яна тоже не перебивала. Пусть выплеснет грязь, потом сговорчивее будет.
Витана?
Тоже мне, дочка нашлась! Замуж вышла, мать бросила, а потом приехала денег просить! Побирушка! Да Льяна за Тармой, как за родной ходила, ночей не досыпала, самые сладкие куски свекрови подкладывала, а эта… только и знала, что свою паршивку сюда на лето сплавлять!
Аэлена?
А это вообще сгусток зла! Как ее земля‑то носит! И кузенов она своих терпеть не могла, и Льяну тоже, и вообще она какая‑то странная. Да разве нормальный человек днями с книжкой просиживать будет? А рисовать? Да никогда! И не постеснялась потом бедную Льяночку на улицу выкинуть! Гадина! Льяна ее кормила, поила, чуть ли не мать заменила…
Тут уже не выдержала и жена Бурата.
— Вот ведь… дрянь семейка.
И почему‑то все поняли, что имелись в виду, не три женщины, а Финар с родственниками. Поняла это и Альма и растеряно умолкла, оглядываясь по сторонам и обнаруживая, что никто ее мнения не разделяет. Людей‑то не обманешь…
Яна с ней и спорить не стала.
— куда ты им пишешь?
— А…
— Соврешь — тебя Ааша так порвет…
— Не посмеешь!
Яна фыркнула.
— А ты меня потом найди? Думаешь, кто‑то будет в Лесу моей выдачи требовать? Да сар Бурат только порадуется, что от тебя избавился. А остальным и горя не будет…
— Шинф! — схватилась Альма за мужа. Ага, нашла за кого! С тем же успехом можно было веревку из соплей свить.
— рассказывай, — кулак сара Бурата опустился на стол. — не то сегодня же на улицу выкину, в чем есть. Детям ты не нужна, уже взрослые, пойдешь себе на пропитание раздвинутыми ногами зарабатывать! Мне еще такой дряни в доме не хватало!
— папа! — возмутился Шинф, но быстро смолк под пристальным взглядом.
— А ты помолчи, обсосок! Я вас кормлю — пою, а эта дрянь за моей спиной еще и сестрице докладывает, что да как? Да я ей и остаться‑то разрешил только потому, что она умоляла, на коленях тут ползала, клялась, что с сестрой и словом больше не перемолвится, и — вот? Интересно‑то как…
Тайяне тоже было интересно. И долго ждать не пришлось. Размазывая сопли по лицу, Альма призналась, что регулярно отправляла Льяне подробные письма.
Куда?
Так в Тимол.
Небольшой городок в двух днях пути к западу. Да, наверное, там она и живет, а что? Адрес?
Не было адреса. Писала купцу Кинтару, может, Льяна у него работала, может, он передавал, кто знает…
Яна вздохнула. Да, не миновать ей Тимола. А пока…
— Сар Бурат, вы не приглядите за невесткой, чтобы она никого не предупредила?
— Пригляжу. Она у меня год из дома не выйдет, — пообещал сар. И выглядело это не пустой угрозой. — Ишь ты, гадить они задумали.
— может, и не они…
— Если у Аэлены или Витаны проблемы — то только из‑за этих, — как отрубил Бурат. И зло взглянул на младшего сына. — Да лучше б я тебя в Храм отдал, чем вот такое. Ты понимаешь, что если с девчонками что случится — это на нашу семью тоже падет? Или думаешь, другим безнаказанно гадить можно?!
— да кому они нужны! — взвизгнула Альма. Но никто ей не поверил.
Яна дружески распрощалась с семьей кожевника — и ушла.
— Ну что, Ааша, в путь? Нам надо в Тимол… только вот по пути…
По пути она зашла к кане Лусии и вежливо попросила отправить письмо в Далинар. Лайри Аэлене. Кажется, она еще чуток задержится…
* * *Аэлене было не до письма. И даже не до Тайяны. События развернулись так, что впору было за голову хвататься.
И слава Четырехликому, что в доме не оказалось ни одного трупа.
А дело было так.
Без Тайяны она к Диолату идти не собиралась, а потому послала слугу с запиской. Мол, так и так, лайри себя плохо чувствует, едва не помирает, а потому все переносится на завтра.
Ответная записка содержала кучу любезностей и уверений в совершеннейшем почтении, так, что Аэлена кинула ее в камин и чуть расслабилась. Совершенно зря, потому как к вечеру, вслед за запиской, пожаловал и сам трайши.
С громадным букетом алых роз, коробкой къянтийских сладостей, которой хватило бы дня на четыре, если ничего другого не есть и очаровательной улыбкой на лице.
И поди, выстави его!
Трайши все‑таки…
Пришлось Аэлене обильно обсыпаться пудрой для бледности и спуститься вниз, в сопровождении Рошера, который поклялся ни на шаг не отходить от старой подруги. Даже если его убьют, он сначала выкинет трайши, а потом будет умирать.
Получилось очень убедительно и Аэлена чуть успокоилась.
