Иней Олненн - Книга 1. Цепные псы одинаковы
— Пей, да Орлу оставь.
Травник сел, ноги вытянул и вытащил из котомки чистое полотно и коробочки с мазями. Только сейчас Ингерд заметил, что штанины парнишки ниже колен кровью испачканы.
— Э, да ты никак поранился? — Ингерд хотел дотронуться, но Травник мигом ноги сложил и стал похож на паука-сенокосца.
Штанины задрались, и Ингерд увидел, что все ноги юного ведуна изодраны в кровь, ступни все в ссадинах.
— Ох, парень, ты даешь! — присвистнул Оярлик. — Да как же ты терпел?..
— Лис, Барс, помогите мне, — скомандовал Ингерд и Травнику говорит:
— Сейчас мы тебя лечить будем, а ты подсказывай, какие порошки и мази применять.
За этим занятием и застал их Аарел Брандив, с охоты возвратившись. Добычу принес богатую — дикую козу, свежевать взялся.
— Сапоги ему надо, — говорит Оярлик, заматывая пятки Травника куском полотна, мазями пропитанного.
— Только вот где их взять? — покачал головой Эйрик и Орлу говорит:
— Эй, Брандив, там тебе отвар целебный оставлен, выпей его!
Аарел кивнул, не отрываясь от дела.
— Эх, не додумались с Вепря какого-нибудь сапоги снять, — посетовал Ингерд. — Ну что, Травник, полегчало?
Долговязый отрок кивнул, разговаривал он редко, смущался, что голос его то басил, то на писк срывался, Эйрик с Оярликом над ним подшучивали.
Наконец, пятки его были в должный порядок приведены: порезы вычищены, мазями намазаны да сверху полотном замотаны. Аарел Брандив тем временем соорудил вертел, насадил на него освежеванную, промытую тушу и над огнем повесил.
— Пойду-ка я еще хвороста пособираю, — говорит Ингерд. — Этого не хватит.
— Да и мы тоже сходим, — вызвался Оярлик. — Мы вдоль берега пройдемся, заодно путь проверим. Если что — рог услышите.
И неразлучные в последнее время Лис и Барс ушли. Ингерд в противоположную сторону, к холмам повернул.
Идет, значит, птицы кругом поют, листва шелестит, Бурая в теснине меж скал кипит — словом, ничего такого необычного. И все же как-то неспокойно в душе у Волка, мучает что-то, а что — понять не может. Он и от костра-то ушел не за хворостом, а чтоб подумать в тишине, к сердцу своему прислушаться.
Шел Ингерд, шел, а все одно к речке пришел, тянет его любая вода к себе, ибо в каждом ручье, в каждом омуте — отголосок Моря, а Море — его, Волка, дом.
Вздохнул Ингерд тяжко, на берегу сел, голову на руки уронил, задумался. И в думы его заговор древний закрался, что пращуры его в стародавние времена сложили:
Дыбится пучина, волны ярятся,
Кипят водовороты пенные,
Ревет вода глубокая, бездонная,
Ревет, как дух голодный, жертвы алчущий.
Трещат борта ладьи могучие,
Под нею бездна разверзается смертельная…
Услыхал Ингерд голос Моря грозный и вздрогнул. Голову поднял, в реку глядит и видит — в ее водах лес отражается темный, дремучий, нехоженый. Волк к самой воде наклонился, не верит — откуда лесу взяться, если поля да холмы кругом? Но не синее небо в Бурой видится, а деревья высокие, сильные, мощной стеной стоящие, а меж бугристых замшелых стволов ровно как огоньки светятся…
Ингерд вскочил и кругом себя огляделся. Вот они, холмы, вот две скалы, реку сдерживающие, вот поля вдаль раскинулись, но чуял Ингерд, что здесь лес этот, кругом него, обступил, не отпускает.
Возвратился Ингерд к костру, не спросил у него Охотник, отчего хвороста не принес, только глянул мельком и опять ужином занялся. Ингерд сел около Травника, Травник, задумавшись о чем-то, венок из цветов плел.
— Почему в дорогу сапоги не обул? — спрашивает Ингерд. — Неужто эриль не сказал, что путь неблизкий?
Долговязый Травник вздрогнул и венок выронил.
— Сказал, — отвечает с запинкой. — Да ведь мы по Лесу босые ходим, там нельзя в сапогах.
— Так что ж с собой не взял? — сощурился Ингерд. — Или мы до сей поры по вашему лесу шагаем?
Травник съежился.
— Уймись, Волк, — подал голос Аарел Брандив. — Чего такого страшного ты усмотрел? Да, мы все еще по Лесу Ведунов идем, и за день отмерили столько, сколько вкруговую отмерили бы за пять. Или ты уже не торопишься?
Ингерд промолчал. Он еще не решил, что хуже: по Зачарованному Лесу идти или крюк давать. Он взял венок, что сплел Травник, повертел в руках и надел на его нечесаные вихры.
— Почему же я не вижу этот лес? — спрашивает и сам себе отвечает: — Потому что колдовством тут все опутано.
— Лес хранит тебя от напастей, — говорит Орел, не забывая тушу над огнем поворачивать. — Пока еще хранит. Потому что есть земли, где сила его умаляется, и тебя защитит только твоя собственная сила. Рунар вернется и вернется скоро.
И словно в ответ на его слова от реки, совсем близко, рог Эйрика пропел. Ингерд и Аарел вскочили.
— Сиди здесь! — крикнул Ингерд Травнику, меч выхватывая. — Схоронись где-нибудь!
И они с Орлом побежали к реке. Травник схватил посох и поспешил следом, на ходу рукава засучивая.
Рог пел о беде, потому бежали быстро. В лугах Бурая разлилась, неглубокой была, но широкой. Волку да Орлу одного взгляда хватило, чтоб все распознать.
Вепри, семеро рослых могучих бойцов, теснили к воде Лиса и Барса. Рубились они остервенело, без устали, будто заговоренные. Все семеро без кармаков и по пояс голые.
— Эгнары! — крикнул, врубаясь в их ряды, Аарел Брандив. — Одержимые!..
Один из них обернулся к Ингерду. То Рунар был. Хотя и не совсем. Мгновение замешкался Волк, понять пытаясь, кто перед ним, и Рунар напал на него. Он наступал, Ингерд отбивался, но вся ненависть, жгучая жажда мести, питавшие его долгие дни, вдруг пропали куда-то, ровно сражался он не с Рунаром, а с кем-то другим. Но Рунар то был или тень его, однако ж бился он мощно и ранил Волка, кровь потекла.
— Никуда тебе от меня не деться, Ветер! — прорычал Асгамир. — По твоему следу кровавому пойду я за тобой до самой смерти!
Сказал, глазами сверкнув, под меч Ингерда нырнул, зверем обратился и в поле через реку кинулся. Его бойцы верные за ним пошли. Высокая трава скоро поглотила их. Двоих убитых на берегу бросили.
— Да что же они бегут, ровно псы трусливые?! — вскричал Эйрик. — Какой воин отступает посеред драки? С кем бьемся мы уже в третий раз?..
— Это эгнары, — Аарел Брандив присел на бугорок, — по-другому — одержимые. Чужой волей и чужой силой они питаются.
— Так почему бегут? — не унимался Эйрик. — Я уж думал, смерть моя пришла, думал, не устою, а они развернулись — и бежать. Вот диво!
— Хозяин кликнул, вот они и побежали, — ответил Орел.
Эйрик притих.
— Стало быть, измором взять хотят, — сказал Оярлик. — Мы деремся больше, чем едим.
— Еда! — в один голос воскликнули Ингерд и Аарел, вспомнив про тушу над костром, и со всех ног к стоянке кинулись.
К счастью, за время их отсутствия козья тушка не сгорела, а приготовилась как нельзя лучше. Позабыв об усталости, они расселись вокруг костра и жадно набросились на еду.
— Погодите, а где наш Травник? — встревожился Ингерд.
Кричать не рискнули, Эйрик и Аарел пошли его искать.
— Эй, Волк, да у тебя плечо кровит, — Оярлик заметил, как рукав Ингердовой рубахи намок кровью. — Оголи руку, перевяжу.
Ингерд скинул рубаху. Рунар клинком плечо зацепил, и кровь нипочем не хотела останавливаться. Оярлик крепко рану перевязал, по спине Ингерда хлопнул, мол, заживет скоро, а тут от деревьев смех слышится.
Глядят — идет Орел неспешно, впереди него — Травник, худющий, длиннющий как тот посох, что в руке держит; волосы лохматые, на воронье гнездо похожие, венок украшает. А смеется Эйрик Редмир, не со зла, конечно.
— Я его на пригорке по-над рекой нашел, он в воду гляделся и сам с собой говорил.
И опять смеется, а Травнику хоть бы что, молчит себе. Но Ингерд-то знал, что этот долговязый отрок, коли охота будет, от Эйрика одни сапоги оставит.
Скоро еда была съедена, и все спать повалились. Приходи враг, бери их голыми руками, все одно не очнулись бы.
Проснулся Ингерд посреди ночи уже, небо над головой темное, звездами затканное. Почудилось Волку, что под своим небом, под северным, лежит, что шумят над ним ели стозвонные, в Стечву раздольную глядятся, с водами ее студеными шепчутся, и что волчата его сном спят крепким, за день набегавшись, и что волчица-мать рядом. Да недолго то Ингерду виделось, почуял он, как рука его раненая точно в огне горит, и кровь горячая из раны бежит, и вернулась душа его с берегов северных, обратно в тело вернулась, да не по своей воле. То бёрквы, духи мстительные, снова его выследили и напали коршунами. Кровожадной стаей на него обрушились, закричал Ингерд, по земле сырой от росы заметался и кричал долго, пока не увидел перед собой свет. Он пополз на него, из последних сил за траву цепляясь, полз до тех пор, пока не почувствовал тепло. Тогда боль отпустила его, он упал ничком и затих.
