Пол Кемп - Богорождённый
Герак побежал по краю деревени в сторону своего дома, разбрасывая на бегу рвоту. Он остановился лишь затем, чтобы достать меч. Сжавшая оружие ладонь побелела. В ушах стояло жужжание, приглушенный, дьявольский рёв нарастающей паники. Он споткнулся, подскользнулся и упал в грязь, но поднялся и побежал дальше. По щекам текли слёзы. Кто–то говорил мрачным шёпотом, как будто на чужом языке. Это был он сам, понял Герак, слова тащил из его глотки крючок отчаяния.
— Не Элли. Не Элли. Не Элли.
Он бежал мимо новых и новых тел, новых частей тел, человеческих и животных, мимо людей, которых он знал, друзей и соседей. Повсюду была кровь. Внутренности висели на оградах и валялись в дверях, как будто украшения для какого–то праздника ужаса. Он не останавливался, чтобы присмотреться. Он боялся того, что увидит. Не было ничего важнее, чем добраться до своего дома, к Элли. Ничего.
— Пожалуйста, Элли. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.
Дом стоял впереди, дверь была закрыта. Он не увидел поблизости крови или тел, и начал молиться, чтобы Элли сумела как–то спрятаться, может быть, в сарае. Он ударил в дверь, чуть не сорвав её с петель.
— Элли! Элли!
Внутри её не было.
Сердце замерло в его груди.
В доме стоял запах её стряпни, ещё не остывшей в котле над очагом, и от знакомого чувства он упал на колени. Он бросил лук и меч, спрятал лицо в ладонях и заплакал, как ребёнок. Он даже не чувствовал гнева. Он чувствовал себя… пустым, полым, призраком, тенью.
Он снова и снова проклинал себя. Нужно было давным–давно забрать её из Фэйрелма, покинуть деревню и оставить трижды проклятое королевство Шадовар. Он мог обвинять себя, ненавидеть себя вечно. Нельзя было уходить на охоту и покидать жену. Нужно было остаться здесь и защитить её.
Будто по собственной воле, его рука потянулась к ножу для снятия шкур на поясе. Он вынул его, поднял клинок перед собой, посмотрел на лезвие, которое хранил столь безупречно острым. Оно могло резать вены и мясо при легчайшем нажиме, стоило только провести по запястью. Моментальная вспышка боли. Он вытянул руку, занёс над ней нож, увидел, как под кожей пульсируют вены. От слёз зрение помутилось. Он мог воссоединиться с Элли, сделав мельчайшее движение, лёгкий жест.
Приглушённый звук со стороны деревни остановил его руку. В мгновение ока он оказался на ногах, побежал к двери, подхватив лук и меч. Новый крик подстегнул его. Он узнал голос Элли, его Элли. Она была напугана и страдала от боли.
— Элли! Элли! Где ты?
Ещё один крик потащил его вперёд. Он бросился прямо к вязу собраний в центре деревни.
Он был готов убить любое существо или человека, устроившего бойню в Фэйрелме. Он вырежет ему кишки, перережет глотку, голыми руками вырвет внутренности.
— Элли!
Едва заметив кровавую груду, которая прежде была коровой, он повернул за угол загона Ферродов. Худой, лысый человек, чей обнажённый торс был покрыт ожогами, шрамами и опухолями, только что прекратил… целовать Элли?
Мужчина услышал Герака и обернулся. Его глаза злобно сощурились, и он скользнул Элли за спину, схватив её за горло. Вокруг него сидело около дюжины лохматых котов, клыкастых и большеглазых. Элли не смотрела на Герака; её глаза были открыты, но пусты, глядя на что–то, чего не видел Герак.
Чувства Герака слились в единственную нужду — убить, вогнать стрелу в глаз этого больного ублюдка. Он бросил меч, выхватил стрелу и наложил её, на одних только инстинктах, молниеносно, как мысль.
— Отпусти её, сейчас же!
Элли никак не отреагировала на звук голоса Герака, и широкие, лихорадочные глаза худого мужчины прищурились, сфокусировавшись на нём. Он улыбнулся, продемонстрировав уродливый рот с щербатыми зубами разных форм и размеров.
— Где же ты прятался? — спросил мужчина, голос которого оказался куда глубже, чем можно было предположить по субтильной фигуре.
Герак прицелился точно в середину его лица — сложный выстрел, но ему случалось делать и посложнее. Он начал приближаться, и с каждым шагом выстрел становился всё проще и проще.
— Я сказал, отпусти её. Рядом с Элли на земле лежал мужчина с окровавленным лицом и наполовину задранной грязной рубахой, обнажавшей толстый волосатый живот. Мужчина вздрогнул и закричал:
— Герак! Убей их! Они хотят, чтобы я отвёл их к Оракулу! Я не буду этого делать, Герак!
Сначала Герак его не узнал, но знакомые усы и брюхо дали ему подсказку: Минсер. В присутствии коробейника было так же мало смысла, как и в его словах.
Герак выбросил Минсера из головы, медленно шагая к человеку, который держал Элли, нацелив на него наконечник стрелы. Ещё несколько шагов, и он спустит тетиву. Мужчина двинулся, чтобы держать Элли между ними, но казалось, он скорее удивлён, чем напуган.
— Ты знаешь эту женщину? — сказал мужчина. Он встряхнул Элли, и её руки и ноги болезненно закачались, как будто отделённые от тела, как будто она была куклой, как будто она была уже мертва.
Герак выбрал место, куда собирался вогнать стрелу, прямо между безумных глаз ублюдка. Он мысленно проследил за полётом стрелы и приготовился спустить тетиву.
— Герак, осторожно! — крикнул Минсер, затем завопил и сжался в клубок — царапаясь и кусаясь, на него набросились кошки.
Прежде чем Герак успел осознать, что происходит, плеск лужи и топот тяжёлых сапог позади заставили его обернться. Высоко занеся большой меч, к нему бежал массивный мужчина в видавшем виды нагруднике, с длинными косматыми волосами и мёртвыми рыбьими глазами.
Гераком завладели инстинкты и адреналин — он выдохнул, отпустил тетиву, и стрела свистнула в воздухе, вонзившись в грудь мужчине, пробив латный доспех, погрузившись на половину древка и швырнув нападавшего на землю — мёртвым или умирающим.
Герак повернулся обратно, доставая новую стрелу — наложить, натянуть, прицелиться. Мужчина с крысиным лицом по–прежнему прятался за Элли. Коты взобрались на Минсера, кусая его уши, пальцы, щёки. Коробейник лежал, свернувшись клубком, плакал и кричал:
— Уберите их! Уберите!
— Теперь ты умрёшь, — прошептал, обращаясь к мужчине, Герак, приготовившись отпустить тетиву.
От неожиданного удара в висок в глазах вспыхнули искры. Он упал лицом вниз, на мокрую землю. Герак смутно осознал, что стрела ушла в молоко. Адреналин позволил ему едва–едва удержаться в сознании. Он перекатился, подняв перед собой лук. Перед глазами всё дрожало.
Над ним нависал крупный мужчина в доспехах, которого Герак пристрелил. В его груди по–прежнему торчала стрела. Мужчина ухмыльнулся и поднял ногу.
— Ты должен быть мёртв, — пробормотал Герак.
— Я мёртв, — сказал мужчина и вонзил каблук в лицо Герака.
Захрустел, ломаясь, нос, вспыхнула боль, новые искры, потом наступила темнота.
* * *Сэйид сгрёб Герака за плащ и потащил его по грязи в сторону брата.
— С этим что будем делать? — спросил он.
Коты прекратили мучить Минсера, с надеждой глядя на Герака.
Зиад взглянул на распростёршуюся у его ног женщину, глаза которой закатились и видны были только белки, а рот распахнулся в крике, который она так и не смогла издать.
— Кажется, женщина ему дорога, — сказал Зиад. — Пускай получают друг друга.
Коты, похоже, были разочарованы и прекратили терзать Минсера. Коробейник валялся на земле, скорчившись, рыдая, истекая кровью из дюжин укусов.
Зиад спрыгнул с помоста и ткнул торговца ногой.
— Теперь ты отведёшь нас к Оракулу.
Минсер по–прежнему прятал лицо в своей рубахе.
— Я же сказал вам: я не знаю, где находится аббатство.
Зиад кивнул на Герака.
— Тогда почему ты сказал ему «я не стану», вместо того, чтобы сказать «я не могу»?
Минсер замер. Он перевернулся и поднял взгляд. Его лицо было в крови и слезах, одно ухо кровоточило от кошачьих укусов.
— Не нужно мне лгать, коробейник, — сказал Зиад. — Я знаю, что в твоей голове есть то, что мне нужно. Я получу это.
Окровавленный и грязный Минсер каким–то чудом нашёл в себе силы на последний акт неповиновения. Двойной подбородок задрожал, когда он сказал:
— Я сначала умру.
— Нет, — отозвался Зиад, опустившись на колени, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я не позволю тебе умереть. Вместо этого я сделаю тебе больно. Кошки сделают тебе больно. Мой брат.
Вместе с подбородками Минсера задрожала его нижняя губа.
Зиад продолжал:
— Больно сегодня. Больно завтра. И послезавтра тоже — до тех пор, пока ты наконец не скажешь то, что мне нужно. Ты этого хочешь?
Коты собрались вокруг коробейника, разглядывая его, мяукая. Минсер затрясся. Сэйид увидел, как в его глазах проступает ужас. Страх поселился в торговце до конца его жизни. И всё же Минсер не подчинился. Он закрыл глаза и помотал головой.
