Марина Дяченко - Скрут
– Крыльцо – пять ступенек… Лестницу на второй этаж менять надо, подгнила… Сад…
Серая паутина. Бесформенная тень, от которой веет слепым ужасом; вот что ждет тебя, бедная Тиар. Не торговать тебе мясом. Твоим мясом будет торговать, распоряжаться тот, кого ты когда-то страшно предала и на которого поэтому и смотреть-то теперь страшно…
Он осекся. Тиар удивленно сдвинула брови:
– Эй… Ты чего это так смотришь, а?
Ему казалось, что он воспитал в себе достаточно ненависти к этой грязной, продажной, подлой, во всем виноватой шлюхе. Она и есть грязная, продажная, виноватая… Ее-то легче всего засунуть скруту в пасть – поделом… Зачем только он рассказывает ей про пять ступенек крыльца?!
– Ты чего так смотришь?..
Она, кажется, испугалась. Опасливо отодвинулась:
– Эй… Ты припадочный, что ли? У нас девчонка была припадочная, выгнали ее… Клиенты пугались…
– Ничего, – сказал он через силу. – Солнце… голову напекло.
Под вечер, в маленьком пыльном поселке, они окончательно разругались с возницей. Тот не хотел ехать быстро, как требовал того Игар берег лошадь. Игар сначала пытался увеличить плату, потом не выдержал и полез драться; в конце концов возница уехал, бранясь и проклиная, а Игар остался на дороге, сжимая кулаки, и рядом стояла, вцепившись в свою корзинку, испуганная Тиар:
– Ты… припадочный-таки. Что он тебе сделал?!
Игар молчал. С каждым днем нечто внутри него напрягалось все больше, будто накручивалась на колок сырая жила; возница просто попал под горячую руку. А теперь предстоит искать нового… Или покупать лошадь, а денег снова нету…
– Гляди-ка, – позвала его Тиар. – Гляди, интересно…
Она стояла перед огромной, в рост человека бочкой; у подножия ее старушка торговала утиными яйцами, на крышке сидели, болтая ногами, два карапуза, а темные бока бочки были сплошь оклеены белыми и желтыми листочками; у Игара похолодело внутри.
«Разыскивается для предания справедливому наказанию беглый послушник Игар, прозвища не имеющий, восемнадцати лет… Росту среднего, телосложения тощего, глаза имеет серые, волосы русые, нос прямой… Приметы особые: таковых не оказалось. За оного назначена награда двести полновесных золотых, а если кто укажет на…»
Сколько?!
У него потемнело в глазах. Он точно помнит – обещали сто, сто… Святая Птица, столько не дадут за десяток каторжников, убийц, расчленителей…
А потом он перевел взгляд на сосредоточенный затылок Тиар, и в голове его помутилось снова. Ей так же просто продать его, как заштопать дыру на платье… За такие немыслимые деньги!..
Самым верным казалось кинуться на нее сзади и задушить. На глазах изумленной старушки с утиными яйцами; потому что лучше угодить в яму за удушение шлюхи, чем…
Тиар обернулась. На лице ее наблюдался совершенно детский, живой интерес:
– Слушай, я так люблю грамоты на столбах смотреть… Прочти мне, а?
Он молчал. Старушка доброжелательно улыбнулась, малыши забарабанили босыми черными пятками.
– Прочитай, ты же, вроде, умеешь?
– Времени нет, – сказал он сухим ртом.
Играет? Прикидывается наивной? Умная женщина так и поступила бы не умею, мол, читать… А потом со всех ног за стражей. Тиар умная…
Брови ее сошлись на переносице. Выпяченные губы купчихи и ядовитый взгляд опытной шлюхи:
– Так уж и нет? Тебе жалко, что ли?
Игар мельком взглянул на старушку, торгующую яйцами. Та слышала каждое слово; Тиар достаточно назвать его по имени… Может быть, старушка тоже грамотная и успела выучить всю бочку наизусть…
– Тебе жалко?! – голос Тиар обиженно дрогнул.
Игар тряхнул головой. Наваждение. Святая Птица, он совсем сумасшедший. Не яд в ее глазах, а огорчение и обида. Искреннее непонимание, почему Игар, такой, вроде бы, милый и любезный, отказывает ей, богатой наследнице Тиар, в пустяковой услуге…
Он перевел дыхание. Сумасшедший. Что вообразил: старушка с утиными яйцами – тайный шпион… А Тиар действительно ничего не поняла; слава Птице, что ее не учили читать. Что ее детские слезы никогда не капали на раскрытую азбуку…
Она еще что-то говорила; Игар буквально тащил ее за собой, желая скорее миновать поселок и выйти в чистое поле. Проклятая беспечность. И где-то там, посреди дорог, наверняка болтается тот блондин, который был с медной серьгой, а сделался и вовсе без уха… Которому не жить, не возвращаться к старой княгине без Игара на кончике длинной веревки…
У Тиар оказалось одно хорошее качество – она не была злопамятна и скоро забыла об Игаровой к ней невнимательности.
Они устроились на ночь в стоге сена; Тиар достала из корзинки купленные накануне харчи и сытно поужинала, не предложив Игару ни крошки. Он смолчал; в вечерней тишине ему мерещился далекий стук копыт.
– Долго еще? – спросила Тиар, потягиваясь. – Доберемся в три дня, а, провожатый?
Она улыбалась; глядя на ее расслабленную, вполне милую улыбку, Игар вдруг покрылся крупным потом.
«Она среднего роста. У нее темные с медным отливом волосы и карие с прозеленью глаза. Скорее всего, она изменила имя… Она умеет читать и писать, у нее, возможно, утонченные манеры – но происходит из простонародья. Она умна…»
Она умеет читать и писать.
– Ты что, снова?!
Женщина отодвинулась. В ее глазах Игар прочел самый настоящий страх:
– Ты… Ты чего так смотришь?!
– Ты не Тиар, – сказал он хрипло. И испуганно оглянулся – на проступающую на вечернем небе звезду Хота. Очень низкую звезду.
– Ты не Тиар, – губы его почему-то расползлись в улыбке. – Не Тиар…
Он засмеялся. Сухим трескучим смехом; вот так так… У нее не будет дома с крыльцом – но и жить она будет тоже… вместе со шрамом под левым соском. Дурочка, ты не понимаешь, чего только что избежала…
Она вскочила. Оставив корзинку, кинулась наутек; некоторое время он смотрел, как удаляется в сумерках ее тесное платьице, потом взял и догнал – в несколько прыжков.
Она упала в короткую, скошенную траву. Несколько шагов проползла на четвереньках, постанывая от ужаса, невнятно бормоча:
– Ты… пощади меня. Я… пощади. Не убивай… Что хочешь делай, только не убивай… ты… я догадалась… ты из тех, что женщин крадут… не надо мне наследства… куда ты меня вез… соврала я… Меня Вимой зовут, Вима я… не Тиар…
И она с силой рванула на груди платье:
– На, бери меня… Бери, как хочешь… не пикну… Только не убивай, ладно?..
Несколько минут Игар непонимающе смотрел не нее – а потом вспомнил. Несколько лет назад в том же Подбрюшье жутким образом казнили мужчину, который вроде бы похищал и убивал женщин, как правило, публичных; вскоре пришла весть, что другой такой же, еще свирепее, хозяйничает в Прибрежье и оставляет за собой чуть не горы изуродованных женских трупов…
Он криво усмехнулся. «Разыскивается для предания справедливому наказанию беглый послушник Игар, насильник и измыватель, расчленитель шлюх…»
Женщина заскулила. Глаза ее казались белыми от страха:
– Не убивай… Нет…
– Лгунья.
– О-о-о… не убивай… пощади…
Он поднял глаза к небу. Святая Птица…
– Живи, – сказал он, усмехнувшись недобро и криво. – Живи… шлюха.
Звезда Хота клонилась к горизонту. Возможно, она была разочарована.
* * *Проснувшись, Илаза долго не могла сообразить, где она. К несчастью, ветки над ее головой расступались как раз настолько, чтобы можно было разглядеть склоняющуюся звезду Хота; теперь совершенно ясно было, где именно она скроется за горизонтом. Там, куда убегает ручей; так, где смыкаются зеленые стены оврага…
Илаза разом вспомнила все. Подобрала колени к подбородку; посидела, вслушиваясь в неестественную, лишенную даже цикад тишину. Безветрие… беззвучие. И темные кроны над ее головой пусты. Его нет.
Еще не веря, она поднялась. Поглядела на звезду Хота; перевела взгляд на ее смутное отражение в ручье. Подняла глаза туда, где на светлеющем небе скоро появится луна. И зальет своим светом лес, и ручей, и…
…скрюченное страшное тело где-нибудь среди стволов. Среди мощных растопыренных корней; видение было таким ясным и красочным, что Илаза зажмурилась.
Она все еще не верила. Вошла в ручей по щиколотки; обернулась к черной громаде леса:
– Эй… Есть здесь кто-нибудь?
Натужно скрипнуло дерево. Старый ствол долго не простоит – придет осень с ветрами, и…
– Эге-гей! Я здесь! Собеседник, отзовись!
Тишина.
– Или я тебя убила, – сказала Илаза шепотом, так, чтобы и самой не слышать. – Или я убила-таки…
Луна выплыла – в дымке, в кисейном ореоле; с запада наползали тучи, луна подсвечивала их рваные края, Илаза смотрела, затаив дыхание, и ей казалось, что в очертаниях ночных облаков она видит уродливую паучью тень.
– Эге-гей!!
От звонкого, пронзительного крика у нее самой заложило уши. Она взялась за голову, глядя на звезду Хота и счастливо, бессмысленно улыбаясь:
