Марина Дяченко - Скрут
– Кто из вас Тиар? – спросил Игар, к которому одновременно с даром речи явились раздражение и ярость.
Обладательница косы захлопала девчоночьими ресницами:
– А? Кто?
Игар шагнул вперед, будто собираясь схватить бритую за воротник:
– Кто из вас Тиар с ромбом на спине?!
– Страстный, – удивленно сказала бритоголовая.
Та, что рассуждала о травах, неспешно поднялась. Повернулась к Игару спиной; ловким привычным движением задрала платье, под которым, оказывается, не было ничего:
– Этот? Ромб, то есть?
Бритая услужливо поднесла свечку; в свете деревянного фаллоса Игар увидел сначала следы розог на округлых ягодицах и уже потом – четыре крупных, каких-то размытых родинки, располагающихся ромбом. Прямо под правой лопаткой.
Зависло молчание; обладательница косы с хрустом доедала пряник.
– Это не пятно, – сказал наконец Игар. – Это не родимое пятно… Это… так…
Носительница ромба удивленно вывернула голову, пытаясь увидеть происходящее сзади:
– А что это, по-твоему? Меня не один ты так искал… Был один парень, вроде пират, так тоже просил всегда: «Мне ту, что с ромбом»…
Она опустила платье. Тряхнула волосами; усмехнулась – как-то даже мило и кокетливо:
– А тебя вот… погоди-погоди. Вроде помню… Точно помню!.. Весной приходил… точно?
– Как тебя зовут?
Она неспешно вернулась на свое место; уселась на тюфяк, подобрала помидор, смачно откусила. Обладательница косы подбирала пальчиком оставшиеся на тюфяке пряничные крошки.
– Зачем тебе? – спросила та, что с ромбом; подбородок ее был залит помидорным соком.
– Некоторые хотят имя, – задумчиво сообщила бритоголовая. – Им так больше нравится…
– Как тебя зовут? – повторил Игар. – Имя?
Его собеседница заглотнула остаток помидора. Пожала плечами:
– Ты вроде эту… Тиар искал?
Игар понял свою ошибку. Он не должен был называть имя первым; вот если бы его назвала женщина с ромбом… Ведь это точно ромб, ромб под правой лопаткой, а родинки или родимое пятно… Может быть, он неправильно понял…
– Ты Тиар? – спросил он, глядя ей в глаза.
Она усмехнулась:
– Может быть… А что?
Дверь за его спиной распахнулась; обладательница косы и бритоголовая встали. Вошедшие были трое матросов – вернее, двое матросов и юнга, потому что мальчику было не больше четырнадцати.
Приключилась суета; ширмы, до того стоявшие у стен, с необыкновенной скоростью были развернуты и расставлены, и на их полотняных боках обнаружились картинки, от которых у Игара свело челюсти. Загорелись еще несколько свечей в точно таких же специальных подсвечниках, в комнате стало светлее, и Игар увидел лицо мальчика-юнги. Тот круглыми глазами смотрел на ширмы и на девиц, в то время как один из его товарищей уже деловито ощупывал бритоголовую, а другой командовал обладательницей ромба, которая споро сметала с тюфяка крошки.
– Это моя, – сказал Игар. Все лица обратились к нему; обладательница ромба усмехнулась матросам:
– Минуточку, дорогуши… Один пусть подождет. Нас трое – вас теперь четверо…
– Пусть он и подождет, – один из матросов, кривоногий и широкоплечий, недобро уставился на Игара.
– Я подожду, – вмешался мальчик; Игар понял, что больше всего на свете парнишке сейчас хочется сбежать. Оказаться далеко-далеко, пусть даже на собственно унылом суденышке, где работа с утра до вечера, качает, дует и палит, где его лупят все кому не лень за вину и без вины…
– Ты не подождешь! – заявил второй матрос, с тяжелым амулетом на жилистой шее. – Ты иначе не мужчиной будешь, а…
От сказанного слова сделалось не по себе даже Игару, а мальчик и вовсе присел, как щенок.
Тиар – женщина, которая называла себя Тиар – нежно взяла Игара за плечи:
– Ты… Хватит болтать, а? Пошли…
Он дал себя увлечь в закуток за ширмой; уединением это можно было назвать лишь условно, потому что ширма оказалась не такой высокой, не такой уж широкой и со щелью внизу. Разумеется, все, происходившее в комнате, было слышно всем из любого ее уголка.
Женщина поставила на пол свечу и призывно улыбнулась; руки ее, не дожидаясь Игара, ловко расстегивали платье:
– Так ты когда был здесь? Уже снег сошел, кажется… Да? Уже тепло было, как ты приезжал?
– Где ты родилась? – спросил он одними губами.
Она стягивала через голову платье:
– А?.. В селе, а что?
– Название села.
Она бросила одежду на пол; у Игара перехватило дыхание. Она стояла перед ним совершенно нагая, привычно зовущая, с маленьким шрамиком под левым розовым соском:
– Да чего тебе, а?.. Раздевайся, очередь же… А этот болтает…
Его рука нахально скользнула ему в штаны и полезла, куда не следует; Игар перехватил ее за запястье. Усилием воли удержался, чтобы не сжать до хруста костей:
– Название села. Ну скажи, ну пожалуйста.
Рядом, в нескольких шагах, отделенная тонким, натянутым на раму полотнищем, успокаивающе ворковала бритая – ей достался мальчик. Игар стиснул зубы; в другом конце комнаты страстно застонала обладательница косы – даже у раковины, подвешенной над дверью, это получалось куда естественнее. Матросу, впрочем, было все равно – он взревел, как тюлень на отмели.
Игарова женщина нахмурилась:
– Ну странный ты… У меня в селе полно родни; зачем мне… Тебе-то все равно, мимо будешь ехать и ляпнешь чего-то…
Игар облизнул губы. Ее нагое тело в свете свечи всколыхнуло в нем мутную, недостойную, мучительную волну. Он напрягся, преодолевая постыдное вожделение:
– Ну и что с того?.. Родителей нет в живых, а прочие тебе что, указка?!
Привычная улыбка соскользнула с ее лица. Она опустила глаза:
– Да… Родителей давно уже… А ты откуда знаешь?!
Он с трудом оторвал взгляд от ее нагой груди; крепко взял женщину за подбородок, заставил смотреть себе в глаза:
– Ты Тиар? Не врешь?
По ее лицу ничего нельзя было прочитать. Как по шляпке гвоздя. Тело ее казалось куда красноречивее.
– Может быть и Тиар, – она высвободилась. – Может быть… Чего ты хочешь, а?
В ворковании бритой скользнуло нетерпение. Тогда матрос, на которого не хватило женщин, решил, по-видимому, помочь обращению мальчика:
– Да чего ты боишься?! Вот ребятам скажу, как ты жался-то… Она тебя научает, а ты чего выдираешься?
Игара скрутило от ненависти. Он готов был забыть про ту, что называет себя Тиар, повалить ширму, разбить нос матросу с амулетом и сказать мальчишке: беги! Иди отсюда, беги, беги!..
– Да уйди отсюда! – рявкнула бритоголовая, будто отвечая Игаровым мыслям; впрочем, прогоняла она не мальчишку, а матроса. – Советчик нашелся… Тебе бы так посоветовали, крыса… Пошел вон, жди!..
Игар обернулся к женщине с ромбом на спине:
– Вот что… Одевайся и пошли отсюда. У меня к тебе дело, которое стоит мешок монет.
Она недоверчиво скривила губы:
– С чего бы это?..
– Наследство тебе, – бросил он, не сводя взгляда с ее прищуренных глаз.
Она мигнула; лицо ее все еще оставалось бесстрастным:
– Врешь.
Он плюнул в сердцах:
– Дура! Да зачем я тебя ищу? Зачем мне ромб этот?.. Наследство тебе, от… мужа!
Ее реакция превзошла все его ожидания.
Она сглотнула. Побледнела; потом покраснела, как съеденный помидор. Спросила срывающимся, потрясенным шепотом:
– Помер?!
Игар кивнул. Не кивнул, а дернул головой.
– Слава морской деве, – шепотом сказала женщина.
За ширмой тяжело задышали – дела у мальчика наконец-то пошли на лод. Игар стиснул зубы; крепко взял женщину за руку повыше локтя:
– Пойдешь со мной?
Она неосознанно провела пальцем по шраму под левым соском. Медленно, удивленно кивнула.
* * *Девочка меряла время приездами и отъездами Аальмара.
Она давно знала, что ее четырнадцать лет и положение невесты не дают права бегать сломя голову и выкрикивать нечто бессвязно-радостное; в честь приезда Аальмара можно пренебречь приличиями. Броситься за ворота, выскочить на дорогу, бежать, расплескивая лужи, и вопить в свое удовольствие – пока от отряда не отделится всадник на белом жеребце, пока не соскочит в размытую глину, пока не распахнет руки, заслоняя собой весь свет, пока не сомкнет объятия – запах ветра и железа, мокрых лошадей, самые любимые на свете запахи…
– Что ж ты… Что ж ты так долго не ехал?
– Здравствуй. Я привез тебе подарок.
От крыльца валили радостной толпой Большая Фа, слуги и домочадцы, молодая Равара с видимо округлившимся животом, подростки во главе с повзрослевшим Вики; девочка чувствовала на себе их взгляды. Счастливые и немного завистливые – она идет под руку с самим Аальмаром, идет, высоко задрав нос, разомлевшая от гордости, счастливейшая из невест: смотрите все…
В маленькой комнате, куда, к неудовольствию девочки, была допущена и Большая Фа, он обнял ее еще раз – крепко, до боли. Осторожно поставил на пол:
– Смотри…
