Марина Дяченко - Скрут
– Смотри…
И на низкий столик перед ней легло платье.
Он умел удивлять ее; всякий раз ей казалась, что большей радости не бывает. Такого платья не носил никто в доме; даже на ярмарке, даже на самых богатых и знатных дамах девочка не видела ничего подобного. Это было простое и величественное сооружение из тонкой замши, парчи и бархата; оно было роскошно, но то была не показная роскошь купчихи – благородная, естественная роскошь, присущая королевам.
Девочка задрожала. Первой же мыслью было горестное сожаление о том, что платье, конечно же, велико и потому надеть его придется только через несколько лет; ей не приходило в голову, что нечто подобное могут сшить на подростка. Она не сразу, но решилась взять подарок в руки – он оказался удивительно легким, и в следующую секунду девочка поняла, что платье по росту.
А вдруг оно не сойдется в плечах? А вдруг широко в груди?! Не раздумывая ни секунды, она рванула поясок своего старенького, домашнего, уже тесного платьица. Поспешно расправилась со шнуровкой, стянула платье через голову и, как в водопад, нырнула в запахи шелков.
Сначала была мягкая темнота; потом она ощутила, как падает вдоль тела бархатная юбка. Потом она вынырнула, посмотрела вниз и увидела себя – незнакомую, в потрясающих переливах ткани; обернулась к Аальмару:
– Застегни… Ой, застегни скорее…
Не говоря ни слова, он осторожно принялся застегивать крючок за крючком, а девочка испуганно прислушивалась к своим чувствам: не жмет ли? Не свободно ли?!
Платье сидело, как влитое.
Она подошла к зеркалу; перед ней стояла юная принцесса в дивном наряде, но почему-то растрепанная, как веник. Она счастливо засмеялась – и поймала отразившийся в зеркале взгляд Большой Фа.
Смех застрял у нее в горле. Старуха смотрела с явным, холодным, презрительным осуждением.
Девочка обернулась; Аальмар улыбался, но ей показалась, что его улыбка слегка натянута. Слегка неестественна; радость от подарка стала вдруг меркнуть, таять, уходить. Она что-то не так сделала? Что именно? Почему?..
– Тебе нравится? – спросил Аальмар. Ей показалось, что он огорчен. Или удивлен, но тщательно скрывает это чувство…
– Очень, – сказала она шепотом, но от радости не осталось и следа. Что она все-таки сделала?!
– Причешись и выйди, – попросил Аальмар. – Я хочу, чтобы все…
Он говорил, а она видела только, как шевелятся его губы. Аальмар вышел; дождавшись, пока дверь за ним закроется, старуха презрительно скривила губы:
– В твоем возрасте пора иметь хоть чуточку стыдливости… Заголяться в присутствии жениха – видано ли?
Девочка смотрела на нее растерянными, полными слез глазами.
Она могла бы напомнить, как Аальмар ухаживал за ней во время болезни – обтирал, мыл, переодевал… Тогда ей и в голову не приходило стыдиться Аальмара… В чем она провинилась теперь? Или виной ее новое, изменившееся тело?..
– Аальмар решит, что я воспитала тебя бесстыдницей, горько призналась старуха. – А зачем ему бесстыжая жена?..
Слово «бесстыжая» стало тем пределом, за которым удерживать слезы бесполезно.
Рыдания скрутили ее, как хозяйки скручивают белье. Ничего не видя перед собой и желая лишь немедленно умереть, она забилась в угол, подметая пыль полами своего чудесного платья; захлебываясь слезами, услыхала, как отворяется дверь, как негромко беседуют голоса, как Аальмар говорит непривычно раздраженно:
– Она ребенок! Только ребенок, не требуй от нее лишнего и не выдумывай глупостей!..
Потом его руки ухватили ее под мышки и вытащили из угла:
– Считаем до десяти. Кто быстрее: раз, два, три…
Она всхлипнула. Большая Фа права – она не ребенок больше, и эти фокусы на нее уже не действуют…
Она подняла на него несчастные, виноватые глаза. Он подмигнул и притянул ее к себе – так крепко, что она смогла сличить ускоренный ритм своего сердца с его ровным, спокойным пульсом.
– Я все понимаю, – сказал он шепотом. – Все. И не пытайся уверить меня, что я чего-то о тебе не знаю… Все пройдет. Все будет хорошо. Ты такая красавица в этом своем платье… Не стоит из-за глупости плакать.
Она кивнула, закусив губу. И решила все всегда делать так, как хочется ему. Даже если ради этого придется прислушиваться к советам Большой Фа.
* * *Вот уже несколько дней Игар существовал в плотном коконе лжи. Никогда раньше ему не приходилось лгать так долго и складно; самым нехорошим было то, что женщина, кажется, тоже врала.
В Устье они наняли телегу; Тиар ворчала что-то о лишних тратах, но Игар спешил. К тому же, наследнице значительного состояния не пристало заботиться о таких мелочах.
Поначалу самым сложным для Игара оказалось хранить в памяти множество выдуманных сведений. Он описал размеры наследства как вполне приличные, но не слишком впечатляющие – для пущей убедительности. Тиар поверила и спросила, кто, по завещанию, блюдет волю покойника-мужа; Игар не стал называть имен, ограничившись туманным рассказом о старичке-душеприказчике. Тиар поинтересовалась, какой дорогой они поедут Игар объяснил, что наследство ждет ее не в родном селении и не в мужнином, а в совсем другом, не очень отдаленном месте, именуемом Подбрюшье…
Местечко Подбрюшье, платящее подать Илазиной матушке, находилось ближе всего к месту, где на дне оврага ожидал его спутницу скрут. Игар предполагал, что до Подбрюшья они доберутся просто, а там уж придется, сцепив зубы, засовывать наследницу в мешок…
Незнакомое название удивило женщину, однако не слишком. Возможно, она поверила в историю, согласно которой муж ее незадолго до смерти купил в Подбрюшье дом; Игару показалось, что она даже обрадовалась. Когда он ненароком поинтересовался, не хочет ли она прежде заехать к родичам, Тиар кисло скривила губы:
– Они мне… ну что они мне… сам подумай?!
Возможно, подумал Игар, вспоминая хмурого главу семейства в редкой бороденке. Возможно, ты и права…
На прямые вопросы она не отвечала. Загадочно улыбалась, щуря глаза – так, будто бы все, интересующее Игара, разумелось само собой; так улыбалась она, когда он расспрашивал о ее детстве, проведенном в Холмищах (такого названия Тиар не произнесла ни разу, Игар тоже держал язык за зубами, надеясь, что со временем она проговорится). Он расспрашивал ее о муже – она улыбалась, но как-то натянуто, мрачно; вероятно, именно с мужем была связана история ее предательства.
Намеками он пытался вытянуть из нее историю о битве, благодаря которой родное селение Тиар получило второе название – Кровищи. Она молчала; временами Игар ловил на себе ее настороженный, изучающий взгляд.
– Сестру-то давно не видела? – спросил он как-то мельком. – Года два?
Она нерешительно пожала плечами:
– Да нет… Вроде больше… А что?..
Отчего ему все-таки кажется, что она врет, недоговаривает? Может быть потому, что сам он все время врет и чувствует гору лжи, навалившуюся на плечи?..
Возница лениво погонял крепкую ухоженную лошадку; Игар сидел, отвернувшись, глядя в небо, и среди полуденной синевы ему мерещилась звезда Хота, нависшая над горизонтом.
– Скот в этом Подбрюшье очень дорогой?
Он вздрогнул и обернулся к спутнице.
Ее темные волосы отливали медью на солнце; в ее глазах он с начала путешествия искал зеленоватый оттенок – в какой-то момент она даже приняла его интерес за ухаживания и досадливо махнула рукой: отстань, мол…
Отправляясь в путешествие, он боялся, что в узкой телеге ему не будет спасения от бесстыжей публичной девки – слишком свеж был в памяти тот момент позора, когда, глядя на ее обнаженное тело, он испытал похоть. Тиар же вела себя скорее как домохозяйка, пустившаяся в странствия; она тщательно выбирала трактир, заказывала обед и ужин, торговалась с лоточниками, перебирала пожитки в объемистой корзине – и ни разу не взглянула с интересом ни на одного мужчину. Ни разу не коснулась Игара, сидящего с ней бок о бок; скот ее, оказывается, интересует. Скот в Подбрюшье…
– А зачем тебе? – спросил он машинально.
Глаза ее мечтательно прикрылись:
– Если скот недорогой… Поле это, про которое ты рассказывал, продать и взамен купить стадо. Хорошее такое стадо, породистое… И мясом торговать. И молоком… Сыр катать. Работников много не надо – я сама сыр катать умею… На сыр всегда спрос будет, если с умом…
Она говорила и говорила; в душе ее сидела купчиха, расчетливая, умная и даже, кажется, опытная; это кто ей, интересно, в доме под раковиной рассказал о тонкостях мясной торговли?!
– Расскажи мне о доме, – вдруг попросила она. – Крыльцо какое? Куда окна выходят? Где сад? Как комнаты расположены, где баня?..
Лучше всего было сослаться на незнание; Игар сообразил это слишком поздно. Он уже рассказывал, описывал, придумывая на ходу:
– Крыльцо – пять ступенек… Лестницу на второй этаж менять надо, подгнила… Сад…
Серая паутина. Бесформенная тень, от которой веет слепым ужасом; вот что ждет тебя, бедная Тиар. Не торговать тебе мясом. Твоим мясом будет торговать, распоряжаться тот, кого ты когда-то страшно предала и на которого поэтому и смотреть-то теперь страшно…
