Пола Вольски - Сумеречные врата
Вал раздражения, недоумения, нетерпеливого любопытства.
— Ты знаешь меня. Ты не забыл. Нарастающее нетерпение.
— Я — КриНаид. — Эти слова, произнесенные вслух голосом, мало напоминающим человеческий, вызвали долгожданный ответ:
— Первенец.
— Да! — наконец-то узнан. Что-то вроде вздоха затерялось в темноте. — Я предстаю пред Ликом Твоим и уповаю найти силу в Сиянии.
— ?
— Уровень Сияния… ты не забыл источник своей Божественной мощи?
Безмолвное согласие. Отец помнил.
— Ты поможешь своему первенцу?
Недоумение. Раздражение и никаких признаков понимания.
— Пришельцы с запада дерзнули препятствовать Твоим почитателям. Они заслали соглядатая в Твой храм, незваными проникли на обряд поклонения Тебе, они готовы запретить само Обновление. Ты помнишь?
Продолжительное молчание, но наконец, Он вспомнил. В беспросветной тьме вскипел опаляющий гнев.
— Да-да, возненавидь их, Отец!
Смутное, но горячее возмущение.
— …И помоги мне избавить от них Авескию.
— Дай мне силу! Наполни меня силой, пусть она течет сквозь меня, — быстро заговорил КриНаид, чувствуя, как рассеивается нестойкое внимание собеседника. Когда-то разум отца был непостижимо велик. Но то было давным-давно. — Просвети мой разум, дабы я мог исполнить волю Твою!
Снова тишина. Казалось, Отец пытается собрать расплывающиеся мысли. Должно быть, ему это удалось, потому что младший ощутил знакомое тепло, знаменующее приход силы высшего измерения. КриНаид-сын расслабился, на время забыв о своей цели и отдавшись наслаждению. Вот, подумал он, как думал уже десять тысяч раз, что значит быть Сущим, Сознающим уровня Сияния. Сила, уверенность, ясность и цельность ума. Они принадлежат ему по праву рождения, так и должно быть… Так должно быть.
Безнадежно просить Отца, который все больше теряет память и уже не способен сосредоточиться. Бесполезно и глупо веками повторять все ту же просьбу. И уж конечно, это не имеет смысла теперь, когда сила Сияния наполняет его разум и получеловеческое тело, зажигая свет в талисманах, усыпающих его одеяние.
Белые лучи, осветив часть камеры Святыни, стали ослепительными. КриНаид стоял у стены пустой каменной кельи, лишенной мебели и всяких украшений. Здесь, в этой камере, он снял маску, открыв лицо, многие века не виденное никем, кроме не представимого существа, обитавшего в этой тьме. Свет иного мира едва касался его, застывшего посреди камеры; все прочее терялось в тенях.
КриНаид-сын не видел сейчас ни каменных стен Святыни, ни ее обитателя. Его разум, усиленный мощью иного мира, устремился вдаль от ДжиПайндру, странствуя по извилистым улицам ЗуЛайсы и достигнув, наконец, Цели.
Маленький пруд, священный водоем РешДур на окраине города, вода которого всегда горяча и пахнет серой. Эта вода, явно волшебная, давно считается наделенной милостью богов. И потому сюда стекаются паломники со всей округи, чтобы исполнить ежегодный обряд очищения. Сейчас как раз и шел такой обряд. Не менее сотни купальщиков стояли по пояс в желтовато-коричневой воде.
Да исполнится воля Отца…
Разум КриНаида увидел водоем, словно сквозь гигантскую линзу, и через ту же линзу он направил луч силы Сияющего уровня на пруд РешДур.
Результат не заставил себя ждать.
КриНаид помедлил мгновение, чтобы удостовериться в успехе своего деяния. Затем, отозвав разум, он вернулся в Святыню под ДжиПайндру.
— Свершилось, — объявил он, быть может, без надобности. Прежде Отец бы видел и знал сам. Ныне, однако, божественное всеведение было сомнительным.
Отец не отвечал, ни вслух, ни мысленно. Быть может, Он слышал и был удовлетворен, а быть может, просто ничего не заметил.
Сияние талисманов быстро угасало. Так же тускнел и свет в его сознании. Как всегда, КриНаид испытал острое и мучительное чувство потери. И как всегда, он отчаянно старался удержать иссякающую силу: тщетно. Ни усилия воли, ни власть над своим разумом, обретенная за долгие века жизни, не в силах были сохранить этот свет, но долгий и горький опыт не помогал смириться с потерей.
Кончено. Ушло. Мертво. В Святыне снова стало темно. КриНаид-сын снова чувствовал себя калекой. И горькое разочарование, не ослабевшее за столетия, заставило его спросить:
— Аон-отец, когда же я займу свое место среди Сознающих уровня Сияния?
Невежественные Сыны служили Отцу в надежде на последнюю награду — вечную жизнь среди богов, в Ирруле. Разумеется, эта надежда была тщетной, ибо грубый дух Исподнего мира не способен влиться в хрупкую ауру Сияния. Но КриНаид-сын, первенец самого Сущего Аона, тело которого несло явные признаки божественного происхождения, конечно, мог рассчитывать на преображение. По крайней мере, так хотелось .думать Первому Жрецу. Но время от времени ему нужно было слышать подтверждение.
Сейчас ответом ему было молчание.
Словно посреди Святыни образовалось пустое пространство.
— Отец, услышь меня. — Как жалко звучит голос! Как слабо и жалобно, как по-человечески. Он стыдился себя, и все же не мог сдержаться. — Будь добр к своему первенцу, очисти его от несовершенства Исподнего мира, дабы он мог занять свое истинное место рядом с Тобой.
— Дай мне надежду, Отец. Отзовись.
Безмолвный отклик нес в себе бесконечное недоумение, раздражение и скуку. Ни малейшего намека на узнавание или интерес, хотя бы на понимание обитающего среди теней.
— Ты же знаешь меня. Ты помнишь меня, своего сына.
Молчание, безграничное, как смерть. Отец ничего не помнил. Быть может, спал, или мысли его блуждали далеко отсюда. Даже бог, как видно, подвластен разрушительной силе времени.
КриНаид оборвал мольбу. Взывать к Отцу бесполезно, а может, и опасно. Как грустно проходят последние годы. Дряхлость подступает к Аону медленно, но неумолимо. И прежде случалось, что его разум слабел — но это всегда проходило бесследно. Никогда еще Отец не впадал в подобное умственное бессилие, и никогда не возникало прежде и тени сомнения в возможности его обновления. А в этот раз… вернется ли разум? Если нет, если божество неизлечимо — КриНаид ясно понимал, что тогда этот мир теряет для него и смысл, и цену.
— Это должно измениться, — громко сказал Первый Жрец гулкой пустоте. — Измениться или кончиться.
Ни ответа, ни знака, что слова его услышаны. И на лице КриНаида, скрытом тьмой; появилось выражение, в котором не без труда можно было узнать печаль.
Происшествие на водоеме РешДур потрясало скорее внезапностью и жестокостью, чем явно сверхъестественными причинами катастрофы. Ни грозы, ни землетрясения, ни упавших с неба камней — ничего, что объяснило бы внезапные и ужасные метаморфозы. Рассказы многочисленных свидетелей, хотя и расходившиеся во множестве деталей, все сходились на том, что вода в пруду вдруг забеспокоилась, словно повинуясь мощному течению. Мириады крошечных водоворотов взбаламутили гладкую поверхность, и из них поднялся пар, которые некоторые описывали как «небесное благоухание», а другие как «отвратительное зловоние». Испарения, то желтые, то зеленоватые, быстро рассеялись, и вода начала мерцать. Свет, поначалу едва заметный, быстро усиливался, и вместе с тем вода нагревалась. Через несколько секунд она закипела.
