Пола Вольски - Сумеречные врата
Верные, которым посчастливилось стоять на отмели у берега, успели выскочить на берег и отделались ошпаренными ляжками. Тем, что стояли или плавали на глубине, пришлось хуже. Они умерли от ожогов, едва ли успев понять, что происходит. Несколько самых сообразительных бросились к берегу, но бурлящая вода сбивала с ног. Их бьющиеся тела бросало из стороны в сторону. Вопли предсмертной муки звучали недолго. Скоро только трупы кувыркались в воде, как куски мяса в кастрюле с кипящим супом.
Свечение погасло. Вода постепенно остывала и успокаивалась. Все стало, как прежде, и только вареные тела оскверняли, а может наоборот, освящали воды РешДура.
— Что произошло и что это означало? — Размышляли богобоязненные зулайсанцы, занимаясь невеселой работой по извлечению трупов. Ответа не пришлось долго ждать. Не прошло и нескольких часов после катастрофы, как распространился слух — откуда он пошел, неизвестно — что гибельное возмущение вод РешДура выражало гнев богов. Божества гневались на бесчисленные грехи, совершенные Лишенными Касты пришельцами с запада, и не стерпев их, боги явили свою волю.
На улицах ЗуЛайсы начали собираться мятежные толпы авескийцев.
6
— Что там такое?
— Ты про шум? — спросил Зеленушка.
Ренилл кивнул. День клонился к закату. На землю легли длинные тени, но жара стояла убийственная. Под навесом было чуть прохладнее, но все равно невыносимо. С улицы, из-за высокого забора, доносились крики.
— Они весь день там вопят.
— Сердятся. Хотят убить Высокочтимых. Всех Высокочтимых. Тебе еще повезло, что ты здесь. Сюда никто не сунется.
— Почему им вздумалось убивать Высокочтимых именно сегодня, а не вчера и не завтра?
— Их жрецы расшевелили. Говорят, Аон-отец сердится на вонарцев.
— Это не ново.
— Э, в этот раз есть доказательства, вот все и поверили.
— Какие же это доказательства?
— Вареные купальщики, — буднично пояснил Зеленушка. — В пруду РешДур вода засветилась и вскипела как суп. А паломники, которые там омывались, все и сварились.
— Чепуха.
— Как он много знает, хоть и лежит здесь целые дни носом к верху.
— Но ведь этого не может быть!
— Это ты так говоришь! А как же все видели? Сотни глаз видели!
— Массовая истерия.
— Это еще что за штука?
— Им почудилось, — пояснил Ренилл.
— Всем сразу? — усмехнулся Зеленушка. — Все ошибаются, и только укушенный ящеркой Высокочтимый знает правду?
— То, что ты описываешь, невозможно.
— Для богов нет ничего невозможного!
— Предположим, это верно. — Та тварь под ДжиПайндру! Это и есть бог? — Но если боги гневаются на вонарцев, к чему кипятить авескийских паломников? Разве это разумно? Почему бы не обратить свой гнев прямо на вонарскую резиденцию?
— Кто постигнет пути богов? — продекламировал Зеленушка.
— Это не ответ.
— Аон-отец желает получить от авескийцев доказательства их веры. Мы должны оправдаться перед ним. Так говорят Сыны. — Мальчик запнулся. — Вот только, ты не скажешь…
— Что сказать?
— Что значит «оправдаться»?
— У этого слова несколько значений. В данном случае, я думаю, оно означает, что Сыны требуют от жителей ЗуЛайсы доказать Аону-отцу, что у него есть причины пока не давить их как гусениц.
— Это нечестно!
— Кто постигнет пути богов! — процитировал Ренилл. — Успокойся, Зеленушка. Может, жрецы ошибаются, а может, я ошибаюсь. Вот выучишься, сам решишь. А пока вернемся к алфавиту. Только сперва… у меня опять в горле пересохло.
— Больно уж ты много говоришь. Держи. — Зеленушка протянул ему бутыль с водой.
Ренилл пил спокойно. Ни к чему ограничивать себя, когда Зеленушка всегда готов принести еще. Вода была тепловата и мутновата, но в разгар жаркого времени года и то хорошо. Однако не успел он сделать и нескольких глотков, как уши резанул торжествующий вопль:
— Я фидел! Фидел, фто ты фделал!
Они не заметили подкравшегося к ним Слизняшки. Теперь толстяк стоял под навесом и обвиняюще тыкал в них пухлым пальчиком.
Ренилл с Зеленушкой встревожено переглянулись.
— Ты даеф воду вападному Бевымянному! Ну погоди, Веленуфка!
— Посмей только донести, жирный, я тебе шею сверну, — серьезно пообещал Зеленушка.
— Не ифпугаеф!
— Скажи только слово!
— Не подфоди ко мне. Маме фкажу!
— А знаешь ты, каково это, когда тебя жарят заживо? Ме-едленно, Слизняшка!
— Мама! МАМА! — Слизняшка, завывая, обратился в бегство.
— Этого я и боялся, — вздохнул Ренилл. — Из-за меня ты нажил беду от Шишки.
— Тьфу, кто боится эту каргу! — Зеленушка храбрился, но не мог скрыть тревоги.
— Она может сильно испортить тебе жизнь.
— Плевать на нее! Очень испугался!
— А вот я боюсь. Пора мне уходить.
— Ты еще не можешь уйти. Слишком слаб, на ногах-то не стоишь, где там ходить.
— Если надо, устою.
— И вовсе не надо. Еще слишком рано! И я еще не научился читать.
— Почти научился.
— Почти не считается! Не уходи! Я не отпущу! — Зеленушка скрестил руки на груди. — Слыхал? Я тебя не отпущу.
— Отпустишь. Послушай, твоему обучению и так конец. Шишка больше и близко не подпустит тебя ко мне…
— Ей со мной не справиться!
— Отлично справиться. Мы оба это понимаем. Но вот что я тебе скажу: читать ты будешь. Я об этом позабочусь. Сам вернусь, когда смогу, или пришлю вместо себя кого-нибудь, кто закончит мою работу.
— Сказки рассказываешь!
— В эту можешь поверить. А теперь помоги мне встать.
— Сам вставай! И куда же ты собрался?
— Подальше отсюда!
— Ну давай, давай… Жрецы с вивурами поджидают тебя на улице за оградой. Уже много дней там околачиваются. Увидят — и тебе конец. Лучше оставайся здесь и научи меня читать.
— Ты мне не врешь?
— Разве я посмел бы врать Высокочтимому?
— Послушай, Зеленушка… — Ренилл осекся, заметив надвигающуюся на них Шишку, мрачную, как грозовая туча. За ней, пыхтя, поспевал Слизняшка.
— Ах, наш Зеленушка никого не слушает! — Шишка, как видно, подслушала последние слова и оскалила зубы в усмешке. — Зачем ему слушать, он и так умный. Только иногда делает ошибки. Он безобразничает у меня за спиной. Он не слушается, он лжет, он все делает наперекор. Это все ошибки.
— Он наввал меня: «вырный», — наябедничал Слизняшка. — Он фказал, фто убьет меня, мама!
— Еще одна ошибка, мой милый. И большая!
— Ты только грозишься! — дерзко крикнул Зеленушка.
— Опять ошибка. Самая большая. — Шишка с размаху запустила в голову мальчика камнем, спрятанным до того в кармане.
Зеленушка как раз начал вставать, и булыжник ударил его прямо в грудь. Он покачнулся, но удержался на ногах и не проронил ни звука, только побледнел так, что было заметно даже сквозь бронзовый загар.