Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог
Он шагнул, набычившись и глядя грозно, как травоядный динозавр, что старается выглядеть жутким и опасным.
Я сказал быстро:
– Погоди, я не враг…
Он проревел:
– Враг.
Голос звучал мощно, но без оттенков, словно говорила металлическая статуя.
– Нет, – сказал я. – Враги – это плохо. Я – хорошо!
Он двинулся на меня, медленно поднимая меч и глядя сквозь прорезь шлема.
– Враг, – проревел он тупо. – Врага надо убить.
Если врага нельзя уничтожить, стучало у меня в голове, с ним нужно подружиться. Друга уничтожить намного легче. Но этот гад все никак не хочет ни дружить, ни даже разговаривать…
– Скажи мне твое желание, – предложил я. – Я помогу тебе его исполнить…
Он взревел:
– Убить тебя!
Я едва успел отскочить, лезвие просвистело возле моего плеча. Из дальнего пролома выскочило несколько фигур и ринулись в нашу сторону.
– Дурак, – сказал я.
Он снова вскинул меч, но я развернулся и бросился к башне. На месте двери темный пролом, но сама башня выглядит сносно. Я вбежал, ударившись плечом о выступ, вздохнул с облегчением: каменная винтовая лестница цела.
Я пронесся по ней, как смерч, и с такой скоростью, что голова закружилась, как у неумелой балерины. Последние два десятка ступенек дались тяжело, ноги отяжелели, а внизу уже бухают тяжелые сапоги.
На подгибающихся коленях я выскочил на ровную площадку с массивной каменной колонной в центре, что сужается до шпиля, тоже отвратительный дизайн с длинными острыми шипами во все стороны.
Под ногами прогибаются и потрескивают темного цвета доски, старые, но еще не прогнили, за спиной дверь, откуда я и выскочил, как трусливый заяц…
Поискал взглядом засов, железные петли торчат толстые, надежные, однако ничего подходящего на роль засова нет. Наконец сообразил выломать кусок из ограды, но запоздал: из проема выдвинулся этот гигант в черных доспехах.
Увидел меня и проревел:
– Враг. Убить.
Голос звучал ровно и мощно, эта сволочь ничуть не запыхалась, как я надеялся, ему ж подниматься труднее, а меч вскинул с прежней легкостью.
Я шагнул навстречу, но фехтовать не стал, быстро ударил в щель между пластинами на плече. Меч звякнул, его едва не вывернуло из моих рук, словно под толстыми пластинами чугуна прячется еще и прочная сталь.
– Гад, – сказал я зло. – Такой толстый, солидный, а гоняешься, как пес… Ты руководить должен, а не лично…
Он ударил дважды, я умело парировал, но не учел, что левая рука свободна, при замахе мечом он вдруг ударил свободной, кираса на моей груди затрещала. Я отлетел на три шага и больно грохнулся спиной на пол.
С радостным ревом он прыгнул на меня, и теперь я понял, зачем ему все эти устрашающие шипы на доспехах. В последней попытке спастись я успел согнуть колени и встретил его сильным толчком в грудь, попав подошвами между шипами.
Его отшвырнуло на несколько шагов, и он упал спиной на острый шип колонны, где напоролся так, что острие вышло на локоть из груди.
Я торопливо поднялся, кроме этого огромного гада, сейчас сюда прибегут и мелкие, уже слышу их голоса внизу на лестнице, надо бы закрыть дверь…
Гигант, чья голова склонена на грудь, вдруг медленно поднял ее, глаза открылись и уставились на меня сквозь прорезь в шлеме. Меня передернул озноб, а он прорычал:
– Враг силен… Но это врагу не поможет.
– А что поможет?
Он рыкнул громче:
– Тебе этого не узнать!
Подавшись вперед, он снялся с шипа. В груди осталась дыра, крови нет, я устрашенно следил за его руками, он вскинул меч и пошел на меня.
– И не надо, – крикнул я. – Все сами…
Он начал размахивать мечом, я дважды ухитрился парировать, хотя руки немеют по плечи, наконец подбил ногой тот обломок перил, гигант шагнул нерасчетливо, толстая палка попала между ног, он запнулся и грохнулся мордой вниз.
Я прыгнул вперед и всадил меч между лопатками. Гигант задергался, послышалось злое шипение, скрежет, а по лезвию моего меча взметнулся ослепляюще яркий огонь.
Невольно закрывшись ладонью, я отпрыгнул. Огонь быстро исчез, я увидел сквозь пальцы на полу черное пятно в виде человеческой фигуры и серый пепел, быстро сдуваемый легким движением воздуха.
Внизу на лестнице крик становится все громче, мелькнул отвратительно зеленый огонь факелов их мира. Я быстро подхватил спасший меня обломок дерева и вставил в скобы.
Вокруг башни море зеленых огней, одни фигуры в балахонах бегут к двери, это же сколько их сейчас на лестнице, другие мечутся довольно бестолково, как глупые термиты.
– Свет разгоняет тьму, – пробормотал я, – но почему-то не разгоняет вонь…
Первая стрела ушла замедленно, будто выбирала цель, зато следующие пошли веером, я стрелял и стрелял в бешеном ритме, пока грохот сзади не заставил обернуться.
Дверь дергается, по ту сторону орут, визжат, затем одна доска треснула, в щель просунулся острый кончик топора, исчез, через мгновение ударил рядом, еще глубже.
– Мы еще поборемся, – сказал я. – Только не спешите…
Я присел, уперся руками в пол. Сознание помутилось, одно время перед глазами была темная пелена, затем что-то прыгнуло сверху, заскрежетали по костяной броне крепкие когти.
Торопливо приходя в себя в другом теле, я доковылял до края, напавший больно укусил в шею, но я сделал еще шаг и рухнул в бездну, распахивая широкие перепончатые крылья. Костяные щитки сдвинулись на шее, там взвизгнуло, я попытался ухватить наглеца лапами, но дотянуться не получалось…
…сверху ударило сильнее, потом еще, меня швырнуло вниз, еще две твари повисли, уцепившись зубами, за правое крыло. Я торопливо пошел вниз, пока не успели перевернуть кверху пузом.
Темная земля набежала неожиданно быстро, я выставил лапы и пытался спружинить крыльями, однако ударило с такой силой, что хрустнули суставы, а во рту звонко щелкнули зубы.
Твари набросились яростно, рычали и вцеплялись зубами, когтями, шипами. Я перекатился на спину и обратно, часто и мелко хрустело, злобное рычание перешло в писк, затем оборвалось.
На востоке слабо наметилась долгожданная полоска восхода. Сердце мое ликующе затрепетало.
– Господи, – сказал я почти искренне, – даруй нам свет, а тьма исчезнет сама.
Но мир все еще чужой, странный и опасный. В ночи даже брошенная на спинку стула рубашка превращается в жуткое чудовище, вот-вот напрыгнет, только отвернись, потому сейчас надо присмотреться несколько иначе, а лучше не так уж несколько, а совсем-совсем иначе… на обычные вещи надо уметь смотреть по-другому, другим взглядом…
Из тьмы совсем близко выступили знакомые стены. Я присмотрелся и счастливо охнул, узнав Альтенбаумбург. Ни одного огонька в нем, мрачная черная громада, пропорции искажены, это не совсем тот Альтенбаумбург, в который я прибыл герцоговать… и все-таки это не отвратительное и смердящее болото…
