Царь девяти драконов (СИ) - Марков Павел Сергеевич
— Сядь, земляк. Поговорить надо. А то, эт самое, рухнешь еще да голову разобьешь.
Сил почти не осталось. Не отрывая взгляда от Кали, охотник сполз по дереву вниз. Шершавый ствол царапал кожу сквозь рубаху, но он даже не замечал этого. Шанкар пытался отвести взор от этих мрачных глаз хоть на миг, но не удавалось. Будто те приковывали невиданной силой... и высасывали жизненные соки. Когда охотник коснулся прохладной земли, рука с кинжалом безвольно опустилась. Испачканное лезвие скрылось в листве, пальцы разжались. Дыхание оставалось тяжелым. С уст срывался пар. Кали же сохранял невозмутимость. Только его лицо будто посерело, лишившись всяких красок. А лик скорби стал еще глубже и отчетливей.
— Ты прав, Шанкар, — глухо молвил он, — нет меня здесь больше... ну, как нет... душа моя бродит впотьмах, не зная покоя. Я, эт самое, неупокоенный по обычаям... мы... неупокоенные. Вот и видишь ты меня.
— Не только я, — просипел охотник, — мы все тебя видели!
— Кто все? — на мгновение Шанкару показалось, что уста Кали разойдутся в привычной улыбке, но они лишь дернулись, скривившись от внутренней боли. Затем лицо земляка вновь стало каменным. — Абхе, Каран? Так они с тобой пришли.
— Ты смотритель поля... ты работаешь у всех на виду... — охотник осекся, увидев, как Кали качает головой. Медленно и сокрушенно.
— Шанкар, Шанкар, — в голосе земляка сквозила тоска, способная затмить ужас перед тем, что пришлось увидеть и осознать минутами ранее, — ты ловец лесной дичи. Твои глаза должны быть зорки, а ум, эт самое... наблюдателен, — Кали вновь посмотрел пустыми очами охотнику прямо в глаза, заставив того вжаться в пальму, — вспомни.
Перед мысленным взором пронеслись события последних дней. Встреча с Нюнг на берегу... знакомство с ее отцом... Да, теперь Шанкар начал осознавать, что никто не обращался к Кали напрямую за все время, что они были здесь. Никто... кроме них самих. На ум пришел ужин со старейшиной накануне... Момент, когда Шанкар поинтересовался, что стало с людьми, в дом которых их заселили... То, что сказал цзы Хэн... что говорил Ли...
«Они обрели лучший дом...».
— Нет, — невольно сорвались с уст охотника беззвучные слова.
«Они обрели лучший дом...».
Только теперь Шанкар понял, почему никто вокруг не говорил о Кали и его семье. Потому, что их уже не было. Они покоились среди джунглей... в сырых и мрачных могилах.
— Почему я вижу тебя? — прохрипел охотник.
На секунду к Кали вернулась та самая задорная улыбка. Она так жутко контрастировала с пустотой и скорбью в глазах, что Шанкар искренне выдохнул, когда та через секунду померкла.
— Чего не знаю, дружище, того не знаю. Видимо, эт самое, сие как-то связано с тем, че с вами в долине Синдху приключилось. Наложил на тебя кто-то свою длань, — земляк развел руками, — как иначе объяснить-то?
Охотник отвернулся и утер ладонью вспотевшее лицо. Грязь с перепачканных пальцев смешалась с потом и оставила на коже коричневые разводы, но Шанкару было все равно. Сердце подскочило к горлу.
«Я схожу с ума... Богиня-мать, я схожу с ума... он-таки сделал это... повредил мой разум...».
— Ты не безумец, Шанкар.
Глухой голос Кали заставил его вздрогнуть и посмотреть на земляка.
— Что?
Тот снова положил руки на колени.
— Ты не безумец. Просто, эт самое, видишь то, чего другим видеть не следует. Считай сие своим даром, — вновь жуткая усмешка тронула губы Кали, — аль проклятьем.
Дыхание охотника участилось. Пар продолжал вырываться изо рта. Тело замерзало, превращая кожу в подобие гусиной. Но Шанкар не мог оторвать взора от леденящего душу лика. Он сжал ладони в кулаки и невольно покачал головой:
— Как... как...
— Как все случилось-то? — земляк вздохнул. — Ну, эт самое, у нас есть время для сей истории, — он горько хмыкнул, — у меня-то поди теперь времени навалом. Да и у тебя есть... пока.
Охотник вздрогнул:
— Пока?
Кали вскинул руку:
— Дружище, не будем его попусту терять. Ты хоть и не нужен ему, но опасность подстерегает вас, земляки.
— Кому я не нужен?! — охотник подался вперед. Под сердцем внезапно закололо. — Что с Абхе и Караном?!
Шанкар попытался встать, но ноги так одеревенели, что отказались слушаться.
— Ты не уйдешь, пока не выслушаешь, дружище, — горько молвил Кали, пронзая пустым взглядом, — сам же, эт самое, попросил. Вот и получай. Не стоит вертеться, аки уж на углях. Он такое отношение не терпит. Нужно отвечать за свои желания.
Охотник предпринял очередную попытку подняться, но она закончилась также бесславно. Вместе с паром с губ сорвался рык досады и отчаяния.
— Ты не уйдешь, пока не выслушаешь, — тихо повторил Кали.
— Что с Абхе и Караном?!
— Ты не уйдешь, пока не выслушаешь.
Шанкар застонал и стукнул затылком о пальму. Сердце отчаянно колотилось в груди. Страх за родных ему людей сковал душу сильнее самого трескучего мороза.
— Я не стану, эт самое, повторяться, коли ты спешишь, — с грустью продолжил земляк, — хотя буду честен. Не хватает мне тех, с кем можно поболтать. А поболтать я люблю, сам знаешь.
Охотник плотно сцепил губы и обхватил ноги выше колен, пытаясь хоть как-то их согреть, но руки тоже начали деревенеть.
— Нас приняли здесь хорошо, — рассказывал Кали, — мне и вправду выделили, эт самое, место смотрителя поля. Как прознала курносая обезьяна о моей прошлой работе, так сразу. Мы жили в том доме, который щас ваш. Я следил за рисом, женушка собирала дикий мед. А Нюнг... — тут его лицо посерело, а маска скорби стала еще отчетливей, — она любила ходить на реку. Матерь вод привлекала, эт самое, ее своей красотой. И никакие увещевания, что, мол, там змеи, синха, крокодилы — ее пугали.
Из пустых глаз Кали потекли слезы. Тонкими ручейками, они медленно прокладывали свое соленое русло.
Шанкар полностью забыл о морозе и вглядывался в это лицо, искаженное маской страдания.
— Нюнг всегда была непоседой. Вечно ей че-нить, да неимется... не имелось, — Кали шмыгнул, — а однажды она, эт самое, пришла с берега и сказала, мол, Башэ видела. Он ее от бешеного слона спас. Я спрашиваю, че за зверь такой? А она отвечает, Башэ, Хранитель местный. Царь. Ну я не поверил конечно. Чего только в детскую головенку не придет, правда?
Охотник промолчал, не в силах вымолвить и слова. А Кали будто и не ждал ответа.
— Но она продолжала рассказывать эти сказки. Мол, явился ей местный Хранитель. Поведал, дескать, нечего его бояться. Не по наши души он пришел. А за теми, кто дела нехорошие тут учинил. Жестокость творил и волчью личину за овечьей шкурой прятал. Я, эт самое, тогда не воспринял сие всерьез. Сам знаешь, детям коль внимания не уделять, друзей себе придуманных заводят. А я всеми днями напролет на пеньке у поля торчал. Женушка мед в лесу собирала. Нюнг одна оставалась. С местной детворой она че-то не сдружилась особо. К реке ее тянуло. По Сарасвати, видать, скучала...
Он замолчал на мгновение. Слезы потекли сильнее. Взгляд стал еще опустошенней. Уголки губ опустились. В жизни Шанкар еще не видел лика, столь пораженного скорбью. Сердце охотника, трепетавшее в груди, разрывалось на части. Рассказ земляка заставил забыть о холоде. Об опасности, грозящей Абхе и Карану.
— А однажды цзы Хэн прознал, что Нюнг говорит о Башэ, — Кали горько хмыкнул, — ну, эт самое, не прознать было трудно. Знаешь ведь. Ежели в одном конце деревни испортят воздух, в другом уже рукой перед носом машут. А тут беглянка-чужачка на всю округу о «пожирателе слонов» болтает. Я-то был непротив. Чем бы дитя ни тешилось... но вот цзы Хэн... в него словно демоны вселились! Явился ко мне, эт самое, с псами черными своими да говорит — заставь девчонку непутевую свою заткнуться или он сделает это сам. Мы с женушкой не на шутку перепугались тогда. Да и, клянусь Шанди... или Богиней-матерью... мне уже все равно... — теперь слезы лились нескончаемым потоком, — не было умысла мне, эт самое, Хэну перечить из-за ребячьих капризов. Ведь, как-никак, он нас приютил да кров над головой дал. В тот миг, когда мы в этом так нуждались. Не мог я оскорбить старейшину и нарушить порядки тутошние. Ох и напугали нас тем вечером этими черными псами. Нюнг всю ночь потом плакала, и я, эт самое, решил, что лишнего внушения не надо. Сама все поняла, что не место здесь детским выдумкам... Как же я ошибся...
