Царь девяти драконов (СИ) - Марков Павел Сергеевич

— Ху-ши, вернись скоро, — прошептал он, затравленно глядя в чащу, но его мольбы остались без ответа.

Шанкар не появлялся.

Ли застонал и оперся на копье. Его вдруг пробила дрожь. Сначала он подумал, что из-за страха. Но потом отчетливо осознал — начинает замерзать. Ли удивленно провел свободной рукой по левому плечу, растирая кожу. Поднес кулак ко рту и обдал теплым дыханием. С уст сорвался пар.

— Что такое... — слегка дрожащим голосом пробормотал он и воздел глаза к небу, — снег идти что ли? Сейчас?!

Однако небосвод оставался безоблачным, а прямо с зенита ярко сияло солнце.

— Э... — продолжал недоумевать Ли, когда услышал громкий всплеск.

Он вздрогнул и тут же перевел взгляд на Матерь вод. Река продолжала переливаться в дневном свете. Однако теперь Ли заметил в середине русла крупную волну. Она приближалась к берегу, но горе-охотник даже не обратил на нее внимания. Он во все глаза наблюдал, как нечто большое рассекает водную гладь и стремительно плывет на север... в сторону деревни.

— Э... — просипел Ли и вздрогнул, когда что-то холодное коснулось ног.

Он испуганно глянул вниз. Волна достигла берега и омыла краешком стопы. Ли поднял отрешенный взор обратно на реку. Медленно проследил, как нечто под водой стремительно приближается к деревне...

Когда из-под кромки показалась длинная шея с чешуйками цвета молока, он не выдержал и заорал на всю округу.

— Ху-ши!

***

Каран проснулся от того, что замерз. Шея затекла, глаза слезились. Потирая руки, он осторожно сел. Абхе спала рядом, прислонившись спиной к тростниковой перегородке. С уст девушки срывался пар. Мальчик заметил, что точно такой же идет и у него.

— Абхе, — прошептал он и коснулся ее плеча.

Та тихо застонала, но глаз не открыла.

— Абхе, проснись!

Снова без ответа.

Приставив ладони ко рту и пытаясь растереть пальцы, Каран поднялся. Ноги слегка дрожали. Мальчик решил выйти на улицу и согреться в лучах солнца. В хижине почему-то было слишком холодно.

Бросив беспокойный взгляд на Абхе, паренек быстро юркнул через проход и оказался снаружи. Небесное светило и вправду заливало округу полуденным сиянием. Однако тепла отнюдь не принесло.

Продолжая потирать руки, Каран огляделся. Соседей не было видно. Наверное, Ксу все еще спит, а его мать следит за своим чадом. Судя по отдаленным голосам, жители работали на рисовом поле.

Повинуясь какому-то секундному порыву, Каран прошел меж хижин и очутился на краю холма, у подножия которого расположилось поле. Как и обычно, местные продолжали ухаживать за рисом, стоя по колено в грязной воде. Стебли злаков высоко поднимались оттуда и напоминали больших жуков с усиками. Каран поморщился и отвернулся. Снова поднес руки ко рту в тщетных попытках согреть. Взгляд мальчика невольно скользнул дальше по полю. Миновал знакомый пенек, на котором любил сидеть Кали. Прошелся по берегу с белым песком... Зрачки Карана резко расширились. Он вдруг словно примерз к месту.

Из воды на берег вылезало нечто... приплюснутая морда... длинная шея молочного цвета... пасть с рядами крупных и острых зубов... глаза. Глаза, налитые льдом... Они сияли подобно звездам и, казалось, готовы были затмить даже солнечный свет!

Вся кровь отхлынула от лица. Он узнал. Узнал эти глаза! Сердце зашлось в бешеном ритме. Мальчишка вскрикнул и хотел отступить, но с испугу не удержал равновесие. Нога соскользнула, и он свалился с края холма.

[1] Камень жизни — китайское название нефрита. Минерал высоко ценится китайцами, выше золота и серебра, ибо считалось, что он обладает целительными свойствами, приносит благополучие и символизирует высшие человеческие добродетели.

Часть II. Дракон. Глава 1

Шкура овечья, а сердце волчье.

Китайская пословица

— Шанкар, что, эт самое, с тобой?

Кали с тревогой смотрел на охотника. Тот продолжал сжимать кинжал дрожащей рукой, перепачканной в земле. Глаза оставались широко раскрытыми. С уст срывался пар. Дрожь пробегала по телу, а мысли разлетались во все стороны, подобно непослушным птенцам. Грудь вздымалась от тяжелого дыхания, и Шанкару казалось, что он начинает замерзать прямо изнутри.

Это приветливое и добродушное лицо... с озорной улыбкой на губах и приплюснутым носом... он только что видел его... посреди джунглей в свежей могиле.

— Ты... — просипел охотник, — ты...

— Земляк? — вид Кали стал еще более озабоченным. Он сделал шаг вперед.

— Ты мертв! — Шанкар невольно выставил кинжал перед собой.

Кали вытаращился на него, будто на безумного:

— Мертв? Шанкар, ты, эт самое, чего такое говоришь? — он провел ладонями по бокам. — Вот же я, жив-здоров и пышу жизнью, — его губы вновь разошлись в дружелюбной улыбке, и от нее охотника пробил озноб. Настолько та смотрелась неестественно. — Но по тайне тебе, так и быть скажу я. Знаешь, как надоело торчать весь день на том пеньке? Голову печет, как овощи на углях! А отлучиться цзы не позволяет. Я ж, эт самое, говаривал ужо. Стоит сделать чуть что не так, орет, аки курносая обезьяна, гы-гы.

Шанкар громко сглотнул. Он продолжал неотрывно следить за Кали широко раскрытыми глазами и держа грязный кинжал перед собой. Рука тряслась, словно тростинка на ветру.

Земляк тем временем задорно продолжал:

— Так что эта работенка токма кажется, будто не бей лежачего, но мне уже так хочется порой куда-нибудь, эт самое, прилечь, — Кали весело рассмеялся, — иногда хоть в могилу! Там прохладненько.

Охотник вздрогнул и чуть не выронил клинок.

— Ну, давай, поведай мне, — отсмеявшись, продолжил земляк и задорно подмигнул, — чего ты такой белый, будто морок увидал? Али разыграть меня решил?

— Я... — пар изо рта повалил сильнее, Шанкар с трудом ворочал языком, — я видел тебя...

— Дыа? Где?

— Там... — охотник с трудом нашел в себе силы кивнуть, — в джунглях.

— И что же я там делал?

Веселый задор и улыбка Кали выглядели настолько жутко и... неправильно, что Шанкару с трудом хватало воли, дабы не броситься наутек. Даже при виде демона он не испытывал настолько осязаемой паники.

— Лежал... в могиле.

Улыбка Кали медленно исчезла. Испарилась, как утренняя роса под теплыми лучами солнца. Задорный огонек в глазах потух. Они стали темными. Темными, словно самая мрачная ночь. Земляк медленно обернулся и посмотрел туда, где находились разрытые могилы. В этот момент Шанкару почудилось, что свет вновь перестал проникать сквозь кроны деревьев, и то место окутала непроглядная тьма. Подул ветерок. Прямо оттуда. Слабый, но холодный, будто дыхание зимы. Короткие волосы Кали слегка шевельнулись, как и подол рубахи Шанкара. Но пальмы и салы стояли неподвижно. Тихо и безмолвно.

Прошло около минуты прежде, чем земляк снова посмотрел на охотника. И когда тот повернулся, Шанкар едва не врос в дерево.

Черты лика Кали остались прежними, но... принадлежали другому человеку. Охотнику трудно было объяснить, если бы он вообще пытался это сделать. Перед ним стоял тот же Кали, но... другой. Исчезли мелкие морщинки возле уголков губ. Словно эти уста никогда не расходились в улыбке. Будто носили на себе маску вечной скорби. И глаза... в них была пустота. Но не бездушная. А поглощающая. Осязаемая и тягучая, словно древесная смола. Шанкар не мог отвести взора от этих глаз. Чувствовал, как их взгляд проникает в самую душу и окутывает подобно пауку с мерзкими волосатыми лапками. К горлу подступила тошнота. Охотник не сразу сообразил, что Кали обращается к нему. Его голос звучал глухо. Отчужденно. И не походил на задорную речь того смотрителя зерна, которого он знал. Она походила на глас. Глас с того света.

— Ты прав дружище. Настала пора узнать тебе правду.

Не сводя взора с Шанкара, Кали медленно опустился прямо на землю, скрытую опавшей листвой. Скрестил ноги и положил руки на колени.