Соло для демона - Шумская Елизавета

– Это чувство сильно на него повлияло? – не стал развивать скользкую тему чародей.

– Думаю, да. Он не сталкивался с подобным. Загадка, которую он не мог разрешить. Я говорила ему, что у нее нет отгадки. Как у любого искусства, творчества нет рецепта, хоть их и пытаются постоянно написать. Но он не верил.

– Но он должен был понимать ваше сравнение. Ведь он тоже был человеком искусства.

– А у него был свой рецепт для его творчества. Очень простой и один из самых действенных. Он вкладывал всего себя в свои песни. Выворачивал себя наизнанку. Полностью вживался в то, о чем пел. И я вам скажу так: да, он пел как молодой бог, но половина его успеха была в том, что его личность была так ярка, что люди просто не могли не попадать под впечатление от нее.

– И это не была магия?

– Магия? При чем тут магия? Хотя есть же мнение, что талант – это своеобразная магия…

– Вы же из западной ветки этиусов, да? – чисто для проформы задач вопрос Тацу.

Он сразу же понял, что колдовства в женщине и на пару нейков нет. Но, скорее всего, она была именно из расы этиусов. Обычно это означает наличие магического дара, но в случае с выходцами с западных земель все не так просто. В незапамятные времена они смешались и полностью ассимилировали в себе некую малоизвестную расу. Результат получился своеобразный: большинство из них потеряли возможность колдовать, но взамен приобрели талант. Да, как это ни странно, очень многие из западных этиусов были людьми творческими. Гении среди них встречались не чаще, чем в других расах и землях, а вот талантливых музыкантов, поэтов, скульпторов и прочих насчитывалось огромное количество. Именно там находилась основная масса Академии Искусств, музеев, выставочных залов и подобных учреждений, что и неудивительно. Одно время даже шла дискуссия, не выделить ли эту ветвь в самостоятельную расу или описать как особый тип полукровок, но почему-то этот вопрос так и не разрешился, что, впрочем, всех, кроме ученых мужей, устраивало.

– Да, – кивнула Олло. – И именно поэтому я не могу понять, как талант может считаться магией. Это все равно, что… ну, например, перспективного спортсмена обвинить в том, что он использует магию для своих побед.

– Ваша мысль понятна. Но мы с вами оперируем несколько разными понятиями. Вы говорите о магии как о каких-то ярмарочных чудесах, о прикладной магии, что только для дела и существует. Я же говорю о волшебстве в более широком понимании. Но, впрочем, оставим эту дискуссию – она, безусловно, дает пищу для мозгов, но не решает дела. Лучше расскажите мне более подробно об отношениях Алиеры и Леи.

– Общались они, встречались, вот и все, – чуть раздраженно повела плечами Детануске. – Обычное поведение пары на начальном этапе отношений.

– То есть она его не любила?

– Он ей нравился. Она им восхищалась. Может, даже уже любила. Но по-своему. У них не были классические отношения. И не успели они развиться.

– А у вас с ней?

– А вот это вас не касается, лэр Тацу, – сказала, как отрезала. – Ни я, ни Лея не убивали Алиеру, поэтому подобные вопросы минимум некорректны.

– Вы так уверены, что Лея не убивала Алиеру, – не особо отреагировал на отповедь Джейко. – Почему?

– Верующие не убивают свои иконы. А для Леи Алиера был чем-то подобным. Еще вопросы, лэр Тацу?

– Полно! – Джейко видел, что художнице не нравилось, когда обсуждение касалось личности Леи, она тут же обрывала беседу, но он уже многое понял между строк. Злить дальше женщину нужды не было, и он продолжил: – Вы сказали, что знакомство с Леей – это первое. А что второе?

Олло снова замолчала. Потом подняла на Тацу глаза, в которых было слишком много усмешки и того, что можно было бы назвать пороком, но в данном случае являлось просто осведомленностью.

– Когда он был готов, я отвела его в один… дом.

Джейко знал такие дома. Давно уже в них не появлялся, но по молодости было интересно. В памяти до сих пор сохранилась их атмосфера и то замирание внутри, когда он переступал порог дома. Может, поэтому рассказ Олло Детануске сейчас казался таким ярким.

Алиеру везли туда в карете с зашторенными окнами. Так надо, сказала Олло. Она была сегодня какая-то другая. Он всегда знал, что за элегантностью и холодностью скрывается что-то куда более горячее и интересное. Тенор не старался выспросить про это или как-то по-другому узнать. Он просто понимал, что это есть, но не для него. Будь он чуть мудрее, он понял бы, что просто не дорос до такой женщины, как Олло Детануске. Но уже сейчас он знал, что она из какого-то другого мира.

И вот она сидит напротив него, и что-то в ней поменялось. В этих странных глазах больше нет отстраненности. В них какое-то сильное чувство. Затаенное пока, но есть. Ждет. Чего? И куда она его везет? Как интересно… Без сомненья, предстоит что-то невероятное. Это видно по ее чуть приподнятым уголкам губ. Предвкушение. Иначе не назвать. Предвкушение от его реакции, а значит, будет на что посмотреть. Куда же все-таки они едут? Уже дальний пригород. Не кругами же она его возит.

И когда терпение уже на пределе, карета останавливается. Олло улыбается.

– Еще один штрих, Алиера. – И голос у нее сегодня другой. Глубже. Чувственней.

– Какой?

И у нее в руках, затянутых в перчатки, появляется темная шелковая повязка.

– Ты хочешь завязать мне глаза? – Ее кивок. – Зачем?

– Так интересней. – Теперь предвкушение звучит в ее словах.

И он покорно отдается в ее руки и даже не пытается сдвинуть повязку, чтобы что-то подглядеть. Вот ее пальцы через шелк касаются его лба и висков, когда она удостоверяется, не подглядывает ли он.

Потом она выходит из кареты и помогает ему, хотя где это подобное видано? Но с Олло всегда трудно. Она не признает женских привилегий. Однако тут другое. Без поддержки он запросто может оступиться. Женщина берет его за руку и куда-то тянет. Они идут, идут, кажется, целую вечность идут, хотя вряд ли прошло более двух-трех минут.

Художница молчит, молчит и Лакост. Все равно ведь она не скажет ничего, что хоть немного удовлетворило бы его любопытство. И наконец они останавливаются. Она приближается, даже касается его рукой и грудью. Шепчет:

– Алиера, стой на месте, не дергайся. Самый последний штрих.

Шелк повязки скользит по лицу, но оно тут же закрывается широкой маской. Но хоть с прорезями для глаз.

– Это еще зачем?

– Чтобы тебя не узнали. – Тихая усмешка в топе.

– Ты думаешь, что меня невозможно узнать по голосу? Или по фигуре?

К тому же маска скрывала не все лицо. Губы и подбородок были видны, не говоря уже о глазах. А глаза у Лакоста были примечательные.

– Алиера, не будь болваном. Разве ты не знаешь, зачем надеваются маски на карнавалах?

– Чтобы почувствовать себя свободнее.

– Правильно. Вот и тут все хотят быть свободными от любого из запретов, что налагает на нас страх быть опознанными.

Мужчина наконец-то справился с завязками и посмотрел на спутницу. Она тоже была в маске, но более открытой, едва достигающей кончика носа. По его глубокому убеждению, ее знакомые не могли не узнать ее.

– Олло, тебя опознает любой, кто тебя когда-либо видел.

Она покачала головой.

– Алиера, включи воображение. И запомни – тут никто никого не знает. И ты никого не знаешь.

И очень внимательно посмотрела в его темные глаза. Он все понял.

– Идем. – Легкий кивок, и только сейчас Лакост обратил внимание на то, что они находятся перед большим, сияющим огнями особняком. Такого он никогда прежде не видел, так что действительно скорее всего дальний пригород. У главных дверей стоят швейцары, тоже в масках. Олло протягивает им что-то, один из них внимательно рассматривает пропуск, и вот уже они тянут на себя ручки тяжелых дверей. Детануске трогает его за локоть, и пара входит в дом.

Тут все в роскоши. Расписные потолки, огромные хрустальные люстры, стены затянуты кожей с рисунком позолотой, дорогие сорта дерева и камня пола, лестниц и колонн. И шик, шик везде.