Владимир Колосов - Вурди
«Ну уж нет!»
Ай-я приподнялась на локте и протянула руку, чтобы сорвать эту грязную тряпку, закрывавшую едва ли не полнеба, но тут же легла обратно, ибо эта грязная тряпка и была небом, а мелкая водяная пыльца сыпалась вовсе не с него, а с тысячи тысяч иголочек, на которых озорно поблескивали едва различимые глазом хрусталики росы.
Да, было зябко, непривычно зябко, но Ай-е даже нравилось это. Она закрыла глаза, глубоко, жадно вдохнула пропитанный влагой воздух. Перевернулась на спину. Широко раскинула руки — она любила так лежать на мелководье, ощущая, как медленно струится, иногда увлекая за собой, иногда просто заигрывая с расслабленным, податливым телом, неторопливая река. Вот и сейчас она купалась в утренней прохладе, а ветер ласково трепал ее волосы, теребил подол платья (а иногда игриво забирался под него), ласкал влажное от росы лицо. По ладони ее ползали муравьи, Ай-е было щекотно, но она даже не пыталась сбросить их — странная нега переполняла ее тело.
«Хорошо!»
И вдруг все переменилось.
Нет, и прохлада была все та же, и ветерок. Вот только чересчур расползались по телу муравьи и щекотка стала неприятной. И трава слишком жесткой. И разорванное в клочья платье больно врезалось под мышки. И во рту появился неприятный, хорошо знакомый Ай-е привкус.
Да, было утро.
Но где-то за спиной пряталась чужая, страшная, беспамятная ночь.
«Я — вурди», — прошелестело в голове, и Ай-я чуть не до крови закусила губу.
Она не спала ночью, она не помнила, как укладывалась спать, она даже не помнила, как и почему оказалась в лесу, не в своей уютной хижине, куда должен был вернуться Гвирнус. Ее Гвирнус. Глупый Гвирнус, который зачем-то побежал к Гергаморе, вместо того чтобы оставаться рядом с ней, с Ай-ей, когда она так ждала его.
«Ждала, да». — И Ай-я снова закусила губу.
Если бы он был с ней. Тогда. Вчера.
Что же случилось вчера?
«Я была вурди.
А вдруг Гвирнус видел меня… такой?»
Нет. Хуже.
Вдруг она убила его?
Ай-я зажмурилась, всхлипнула и, обнимая огромный живот, простонала:
— Гвир!
Снова попыталась вспомнить.
Да, вчера ее хотели убить.
Да, только силой вурди она спаслась из горящей хижины.
Да, потом, в лесу, потеряв человеческий облик…
Ай-я лежала в траве, и тяжелое небо вдавливало ее в землю.
«Кто я? Человек? Зверь?»
Она стиснула зубы.
Она — вурди.
И сын ее будет вурди.
И они никогда не станут людьми.
Ибо жажду вурди не приручить. И вурди — не приручить, как нельзя приручить подкрадывающуюся к человеку смерть. Как нельзя приручить непомерно разросшийся дуб под окном. Как нельзя приручить реку, небо, внезапно налетевший порыв ветра.
И потому вурди должен уйти.
Но как? Все ее существо будет тянуться к людям. К Гвирнусу. Если… Если он еще жив.
Ай-я охнула от внезапно вспыхнувшей боли в животе. Начинались схватки. «Он не родится», — зло подумала женщина.
Неподалеку росла маленькая приземистая осинка, и вурди медленно, на боку (ибо мешал огромный живот и боль, невыносимая боль) пополз к ней…
2Они вовсе не искали его. Но — нашли.
Мертвый Мартин лежал на пригорке и был слишком хорошо заметен издалека, чтобы они могли пройти мимо. Его поза была спокойной и безмятежной. Казалось, он спал.
— Подойдем? — Гвирнус взглянул на Хромоножку, который во все глаза смотрел на мертвое тело. Губы повелителя шевелились — он явно разговаривал сам с собой.
— А?
— Я говорю, надо бы подойти, взглянуть.
— Зачем? — Хромоножка снова пожевал губами, и Гвирнус брезгливо подумал: «Опять небось в кусты побежит». — Зачем? — повторил Хромоножка, хватая нелюдима за рукав.
— Ну тебя! — Гвирнус вырвал рукав из цепкой руки Бо. — Не баба ведь. И не дитя малое. Мужик как-никак. Левее возьмем. А на Мартина и впрямь нечего пялиться. Не до того.
И они взяли левее.
Гвирнус шагал быстро. Хромоножка едва поспевал за ним. Они миновали небольшую возвышенность, поросшую можжевельником, от запаха которого у обоих закружилась голова, потом начали спускаться в низинку. Пройдя пару сотен шагов, нелюдим внезапно остановился и стал что-то внимательно высматривать в высокой траве.
— Вот, — вдруг буркнул себе под нос Гвирнус и, присев на корточки, раздвинул траву руками: — Видишь?
На сухой, лишь слегка увлажненной росой земле отчетливо отпечатался большой шестипалый след с небольшими ямками на концах. От когтей.
— Недавно шел, так-то, — сказал, поднимаясь, нелюдим, — значит, ведмедь здесь все-таки был. Странно только: ведь не мог он Мартина не учуять. Добыча-то, почитай, под носом была: жри — не хочу. А он, вишь, мимо протопал. Может, уже сытый был. А может, и спугнуло его что.
— Это ведмедя-то? — испуганно спросил Бо.
— Да, — согласился Гвирнус, — не очень-то его вспугнешь. Тут зверюга должна быть ого-го. Такие только у Подножия и водятся. В пещерах. Может, и туда огонь добрался, а?
Бо промолчал.
— Только ведь, будь такая зверюга, — продолжал Гвирнус, — разве ж от Мартина осталось что?
— Ага, — кивнул Бо.
— Ты кувшинчик-то не потерял? — вдруг спросил охотник.
— Здесь он, — обиженно сказал Хромоножка, — я свое дело знаю. — Он вытащил из-за пазухи Гергаморино зелье.
— Убери. Гм, а ведь он в низинку шел. Туда ж, куда и мы, — задумчиво сказал нелюдим.
— Кто?
— Ведмедь, еловая твоя башка!
— А!
— Поспешить бы надо, — сказал Гвирнус, и они — едва не переходя на бег — зашагали по лесу.
3След.
Хоть какой-нибудь след.
— Ну? — время от времени нетерпеливо спрашивал едва поспевающий за Гвирнусом Хромоножка.
— Плохо, — ворчал Гвирнус, — как в воду канула. Так ведь напугали ее вчера. Прячется небось где-нибудь, — успокаивал он сам себя, а в голову нет-нет да и лезли мрачные мысли: о ведмеде, который, судя по следам, был где-то неподалеку, о странном звере, убившем двух охотников, о лесном пожаре, который по-прежнему бушевал в глубине леса.
— Ну? — снова и снова спрашивал его Хромоножка, и в который уже раз Гвирнусу хотелось дать приставучему повелителю по загорелой («И когда это он успел?») шее.
— Тихо! — внезапно строго сказал нелюдим.
Странные звуки. Булькающие. И все-таки отдаленно напоминающие что-то очень близкое. Родное. Будто кто-то тихонько звал его.
— Гвир!
— Слышишь? — прошептал нелюдим.
— Не… — пробормотал Хромоножка, почесывая правое ухо, — вроде как ветер. Ну еще шелестит как будто.
