Аше Гарридо - Видимо-невидимо
— Ты к ней приставал?
— Да мастер же Видаль, да как бы я?..
— Говори правду.
— Да как вы?!
— Правду говори!
— Да как вам не стыдно!
— Понял.
Видаль сорвал травинку и принялся задумчиво жевать.
— А чего тогда она?
— А я знаю?!
Они шли по лесной дороге, оставляя следы в мягкой текучей пыли. Обернувшись, Видаль посмотрел на две цепочки следов в обрамлении сосновых шишек с гладкими, плотно прижатыми чешуйками. Красиво сделано, сказал Видаль. Видишь, настоящая красота делается так, что пройдет случайный человек, оставит след — а хуже не будет, станет еще красивее.
Рутгер ошалело посмотрел на него:
— Что?
Видаль махнул рукой: каждый, мол, о своем.
— Мне так думается легче. Когда я по сторонам глазею и о ерунде говорю. Если прямо какая мысль не дается, то я ее вот так, в обход. Вроде другим занят, на нее и не смотрю. Вот она осмелеет — и покажется.
— И какая мысль вам не дается?
— Да знал бы я…
Когда мастер Хо, закутанный по брови в потертую доху, осторожно пролез в ярангу, Видаль был уже там, сидел молча и созерцал молчаливо сидящих по углам Кукунтая и Рутгера. Рутгер — насупленный, набыченный, не упрямый даже — упёртый, смотрел в пол, мял пальцами шнурки кухлянки. Птица, сидевшая вроде посередине, у очага, мелкими редкими шажками потихоньку перебиралась к нему, целясь клювам на змеящиеся, дергающиеся шнурки.
Кукунтай, наоборот, откинул голову и устремил взгляд ввысь, сквозь свод яранги, к невидимым звездам своего места, звездам мира, чей свет смог просочиться сквозь пустоту в это новое место, уже почти ставшее настоящим. На что он там смотрел — неизвестно, а уж что он там видел — и подавно. Но не отрывался, как будто здесь его не было — или как будто он категорически отказывается здесь присутствовать.
Хо оглядел скульптурную группу и недовольно цыкнул. Махнул было головой Видалю — выйдем, мол, поговорим. Но тут же одумался. Присел рядом с ним, сказал, особо не приглушая голоса.
— А ты как здесь оказался?
— Пешком, — буркнул Видаль.
— Что, прямо от меня?
Видаль принялся крутить пуговицу на куртке. Хо посмотрел на него, на Рутгера, вертевшего на пальцы шнурки.
— Забирай его прогуляться, что ли, а я тут останусь.
Видаль кивнул, выпустил пуговицу, наклонился и потянул Рутгера за рукав. Тот вздрогнул, дернулся, как разбуженный — птица отпрыгнула, защелкала, застрекотала разочарованно.
— Ну так что? — спросил Рутгер. — Что скажешь?
Кукунтай, не отрывая глаз от свода, коротко мотнул головой.
— Тогда я ухожу, — сказал Рутгер, глядя на учителя. — Совсем.
Видаль с Хо переглянулись. Хо показал пальцами: уводи, там разберемся.
Рутгер все смотрел на Кукунтая не дыша, тянулся сам-весь взглядом, ждал. Кукунтай даже не шевельнулся в ответ.
— Мастер Видаль, — звонко, срываясь с голоса, попросил Рутгер. — Проводите меня, пожалуйста, в Суматоху.
Видаль еще раз глянул на Хо, поднялся.
— Пойдем уж, пойдем, — и протянул птице руку.
Но в Суматоху не повел — что там делать, в Суматохе? Видно же, что там Рутгер упрется взглядом в брусчатую мостовую, поблагодарит вежливо, откажется от разговора — и только его и видели. Потому, ухватив покрепче парня за руку, Видаль доставил его на дальнюю землю, давно, но не густо заселенную, где уж точно больше было простора поговорить, чем в шумной и торопливой Суматохе.
Рутгер сперва возмутился, сверкал глазами, даже ногой топнул. Видаль только кивал на все, соглашался — а потом спросил тихо, что случилось-то?
Рутгер покраснел, отвернулся, дернул плечом.
— Ага, — сказал Видаль, — вижу. Но не понимаю.
— Ну так что у вас случилось?
Кукунтай лениво наклонил голову на плечо, долготерпеливым взглядом смерил на Хо, вздохнул.
— Жила-была девочка. А племени нужен был шаман.
— А-а, — протянул Хо. — Понимаю. Да. А Рутгер при чем?
— Упал я, голову ушиб. Долго на берегу лежал. Замерз. Рутгер меня в ярангу притащил и стал согревать, как я учил.
— А-а, — кивнул Хо. — Да, понимаю. И что? Испугался?
— Если бы! — фыркнул Кукунтай. — Замуж зовет.
— А-а! Ну да, конечно. Понимаю. А ты что?
— Да нельзя мне замуж идти. Да как — я? Да и нельзя вообще.
— Понимаю, да. Дело серьезное. Нельзя или не хочешь?
Кукунтай с шумом втянул воздух, одарил настырного мастера гневным взглядом.
— Да он же ребенок!
Слишком долго возвращался шаман из дальних мест нездешних, горних и исподних. Слишком долго отдыхал — беспробудным сном, на волосок, на полволоска от смерти. Вот он выходит из яранги: истончившаяся в трудах новорожденная душа, облаченная в новую плоть, истаявшую без земной еды, прикрытую наспех одеждой из оленьей шкуры, выходит живой, но слабый. Вот он видит костер и живых людей кыталык вокруг костра, и чужого шамана, говорящего с духами. И стоит в темноте, слушает чужой бубен и не знает, как ему поздороваться с людьми.
Вот девушка Кайутак подбегает к нему, радостная, улыбается, приплясывает:
— Смотри, сестра, Моолот привел шамана — настоящего, с бубном! Он прогнал злых, спас кыталык. Иди за Моолота, сестра, он хороший охотник, лучший, для тебя старался.
Кукунтай смотрит вперед: чужой шаман чувствует его взгляд и оборачивается, и тоже смотрит. Они все понимают между собой.
— Где твои люди? — спрашивает Кукунтай, зная ответ.
— Вот мои люди, — отвечает тот шаман, но его люди умерли все.
— Я прогнал злых, — говорит Кукунтай, но тот шаман только улыбается и встряхивает бубен. Тихий гул отвечает Кукунтаю.
— У тебя даже бубна нет, сестра! — говорит Кайутак. — Это новый шаман прогнал злых, все видели, все знают. Пойдем домой, сестра, переоденься, устроим хорошую свадьбу тебе.
— Где твои люди? — спросил его мастер Хо.
— Я не вспомню дороги туда, — ответил Кукунтай.
— Ты оставил их?
— Они не приняли меня.
— И ты оставил их на того, кто не сможет их защитить?
— Они сами выбрали его.
— Может быть, они и умерли все?
— Может быть, — пожал плечами Кукунтай.
— А если живут и ты им нужен?
— Да сколько лет для них прошло, — усмехнулся Кукунтай. — У них не один шаман с тех пор поменялся.
— И правда. А что Рутгер дитя — ты хоть помнишь, сколько тебе лет на самом деле?
— Какая разница, — нахмурился Кукунтай, — какая разница, когда я прожил столько?
Рутгер развел руками:
— Я замуж звал — высмеяла. Мне, говорит, куда замуж? А ты, говорит, ребенок.
— И правда.
— А сама-то!
Видаль взял его за плечи, встряхнул.
