Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»
— Вперед.
Отпустив бойников, дядя Люсик повернулся к нам с Томой:
— Сидите и не высовывайтесь. Без вас проблем хватает. Ферштейн?
— Ага, — моргнули мы.
Час от часу не легче. Мой папа говорит «ферштейн», когда я чего-то недопонимаю. А он учил английский. Опять вредное влияние телевизора.
Телевизора?! Моя челюсть упала, одновременно собираясь спросить…
— Марш в комнату! — приказал папринций.
К нему подбегал войник, оставленный Дарьей.
— Никандр прибыл, — вытянулся он наизготовку.
Руки по швам, честный взгляд в лицо начальству, голова чуточку склонена: младший всегда в чем-то виноват перед старшим, даже если еще не знает, в чем. Глаза преданно выпучены. Если сверху пририсовать веревочку — похож на повешенного.
Мы юркнули в Томину комнату, приникнув изнутри к двери. Поочередно — глазами к щелочкам, ушами к деревянному полотну.
— Как проник лазутчик? Лестница или веревка?
Никандр озабоченно оглянулся по сторонам и вышептал:
— Ход.
После повисшей паузы папринций проговорил:
— Почему не перехватили на входе?
Нам было тесно. Дверь узкая, мы с Томой оба по форме, еще и в шлемах, периодически гулко постукивавших о дерево либо соударявшихся.
— Виноват, не уследил, — опустил голову Никандр.
— Выставлю на соответствие! — погрозил ему пальцем папринций. — Спал?
— Как можно?!
— А что можно?
Никандр еще больше потупил глаза.
Прикладываясь к щелке, мы с Томой треснулись лбами. Потом нам помешали носы. Но ни слова не осталось пропущенным.
— Разберусь, — сурово обронил дядя Люсик. — Астафья?
— Спала. Сейчас на воротах, подменяет.
— Иди.
Папринций тоже убыл.
Прочесав каждый закуток, лазутчика не нашли. Разворошенное гнездо школы приходило в себя. На стенах оставили постоянную стражу из бойников и сменяющихся учениц. Бойники вооружились копьями. Даже сиганув через забор, живым далеко не уйдешь. На подземный ход насыпали гору дров. Носить на кухню теперь далековато, но папринций принял все меры, и школа превратилась в осажденную крепость.
Мудр, ой, мудр Малик в военных делах.
Это я как бы обозвал себя хвастуном и тупицей. Восхваляя одно из двух, по закону сообщающихся сосудов выставляешь ничтожеством второе. И вообще, «Все лучшее — детям» пытливому уму сообщает: «Все худшее — взрослым».
Глава 12
Досыпать ночь пришлось в два этапа. Одни до рассвета, вторые после. Естественно, я спал в своей комнате. Один. Блаженство.
До рассвета. Затем…
— Чапа! Смена!
Треволнения ночи не отпускали. С трудом узнал Зарину, стоявшую надо мной в полном вооружении.
— Если хочешь, поспи еще, — проговорила она. — Я подежурю. Я спать не хочу. Совсем-совсем.
Вот еще. Зарина предложила худшее из всего, что могла предложить: чтоб женщина защищала мужчину.
Ага, кто тут мужчина? Не забывайтесь, сударь, что вы сударыня.
— Ложись, — почти оттолкнул я девушку. — Встаю.
Обратив к даме зад и спину, принялся резво одеваться. Сзади слышался только звон сбрасываемых доспехов. Как же, не хочет она спать. Усталое девичье тело даже не легло, а свалилось, хорошо, что не мимо.
Несколько часов я провел на стене. Пробегавшая Тома косилась на меня снизу. Она помогала приносить защитникам завтрак. Принесла и мне.
— Что будем делать? — спросила шепотом.
— Ждать момента.
Астафья в сопровождении двух бойников выехала за ворота. Думал, прочесывать лес. Нет, поднятая пыльная полоса показала, что ускакали в сторону башни.
Ближе к обеду нас сменили первые номера. Улыбавшаяся Зарина сыто поведала об обеденном меню. Вторые номера покинули стену, сдав посты, и сразу навострились на кухню. Слово «столовая» подходило залу со столами больше, и выглядело не столь немецким, но — кухня. Что поделать. А ничего не делать. Стараться не думать об этом. Чтоб не сломать мозги. Просто смириться. Мол, мало ли в Бразилии Педров и прочих перекуров. И мало ли каким ангелом их туда занесло.
После обеда прибыл усиленный десятком войников отряд цариссы. Дарья сразу ушла к себе, паприций побежал на доклад. Астафья, вызвавшая их в школу, снова заняла место на стене.
Разбившись на три конных группы, войники под командованием Дарьиных мужей отправились в лес. Тревожно переглядываясь, я и Тома ждали шума в лесу, стычки, драки, погони. Но ни Гром не гавкнул, ни Сявка не тявкнула. Спустя несколько часов все три отряда вернулись в полном составе ни с чем.
К вечеру дорога словно взорвалась. Желтые на черных, по четыре в ряд, стальные всадники подняли пыль до небес. Десять рядов. Царберы. Я вздохнул. Клюнувшая в темечко птица счастья сдохла и начала нехорошо пахнуть. Придется искать Малика самим.
Лязгающий грохот забивал конный топот. Конный топот глушил восторженный ор учениц, страстно подпрыгивавших и размахивавших руками. Металл блистал, оружие устрашало, орлиные взоры взирали свысока. Спины выпрямлены, загорелые лица под шлемами с султанами из позолоченного конского волоса гордо подняты, стальные плечи расправлены на ширину трех меня…
Короче, завидую.
Царберов разместили как в цекаде прямо на поле. Поужинав в нашей кухне до нас, они завалились спать после долгого перехода.
Охрану со стен почти сняли. Осталось три ученицы, два бойника и привычный войник у ворот, отвечавший за всех. Риск большого нападения исчез. Чтоб увидеть пробирающегося или ускользающего лазутчика, хватало. И чтоб принять меры.
В школу принялись подвозить продукты и дрова из ближайших деревень. Телеги продавливали в земле колеи, туго поскрипывая под непосильной поклажей. Возчики сноровисто разгружались на складе и быстро исчезали, отбывая за следующей партией.
Улучив момент между убытием одной партии и прибытием другой, я подошел к кладовичке.
— Можно сделать мне… повязку?
— Перевязку? Это к врачевательнице, — отмела она, продолжив заниматься прерванным делом: пересчитывать мешки.
— Нет, — помотал я головой. — Типа браслета на руку или ногу. Две крепкие тесьмы, посередине — кусок кожи.
— Зачем?
— Не могу объяснить, чтоб не нарушить закон. Я же ангел. А ангелов слушать…
— …запрещено! — раболепно закончила кладовичка. Отношение сразу переменилось. — Да-да, сейчас. Могу прямо при тебе. Тесьму такую?
— Покрепче.
Через пару минут:
— Так?
— Идеально!
— Алле хвала!
Обратно я шел с повязкой на ноге — больше присобачить ее было некуда. Мысль росла отсюда: копьем не владею, мечом — хуже любого воина, даже самого запропащего. Силой тоже обижен ввиду возраста. Вывод: если не победить в прямой схватке, нужно не дать ей состояться. Не подпустить врага на расстояние удара. Для этого у меня имелась только одна возможность: праща. Осталось найти подходящий камушек.
