Владимир Прягин - Дурман-звезда
Вот только руда исчезла, будто бы испарилась. На этот счет существовали разные версии. Наиболее логичная из них сводилась к тому, что руду прикарманили выжившие возницы. Но те клялись, что ничего не знают; даже допрос с пристрастием не помог. Якобы, когда возчики приблизились к месту драки, ящика уже не было. В конце концов, дознаватели убрались ни с чем, а слухи о пропавшем богатстве будоражили умы до сих пор.
В городе Ясень снял комнатенку на постоялом дворе. Попытался найти Клеща, но тот как раз ушел с караваном. Оставалось надеяться на себя.
Ясень не переоценивал свои шпионские навыки. Откуда им было взяться? Отец научил его бойко махать клинком, но в слежке и тайных миссиях разбирался не больше, чем ишак в изумрудах. И вот теперь сын драгуна мучительно размышлял, как вычислить тех, кто бывал на Ледяном Столе.
Решил для начала, что врать надо как можно меньше, чтобы самому не запутаться. Он, Ясень, ищет дорогу на плоскогорье? Прекрасно, так и будет всем говорить. Пусть думают, что он простачок, искатель приключений с востока. Собственно, это не так далеко от истины.
Главное — кошель не светить и не сорить деньгами. Он всего лишь полунищий дворянчик, привлеченный сказками о волшебной стране. То есть, грабить его нет смысла, зато можно взять в поход, чтобы использовать в качестве боевой единицы.
Ясень не был уверен, что его рассуждения безупречны, но ничего более умного не придумал. Слонялся по городу, заводил сомнительные знакомства, а по вечерам в трактире заказывал дешевое пойло и угощал желающих потрепать языками на дармовщину. Надеялся, что в потоке бессмысленной болтовни проскользнет намек, как лучше действовать дальше.
Но дни проходили, а толку не было. Местные пьянчуги увивались вокруг него и кормили совсем уж завиральными баснями. Ясень почти перестал их слушать. Хандра овладела им, сдавила горло липкими пальцами. Похоже, Криста снова оказалась права — смерть, пусть даже обманутая в последний момент, не может пройти бесследно. Из жизни выдрали клок размером в пять с половиной лет, и вместо него теперь зияла дыра, наполненная черной тоской.
Пять лет! Его сестра Пчелка уже совсем взрослая и, может, даже замуж успела выйти. А с матушкой что? А с отцом? Со Звенкой? Они ведь даже не знают, что он живой. И ждать, скорей всего, давно перестали. Ну, предположим, найдет он Звенку — и что? Выйдет она к нему на крыльцо и ахнет, а у самой детишки в комнате плачут…
Ясень пытался заглушить тоску пивом, кислым вином и, наконец, ядреным, мерзким даже на вид, самогоном, но получалось плохо. Хозяин трактира смотрел на него с брезгливым сочувствием, а подавальщица, кривя губы, сгружала на стол очередную кружку. Сивушный дух висел над столом, голова кружилась, хотелось лечь и забыться, но чей-то голос звенел назойливо, словно муха:
— …накроет, пройдет сквозь тебя, изнутри рассмотрит. И, коли не примет, свихнешься и сдохнешь тут же — будь ты хоть свинопас, хоть мечник, хоть принц в золотых доспехах…
Ясень вздрогнул и поднял голову. С некоторым усилием сфокусировал взгляд.
Напротив сидел мужичок в заплатанном армяке. Лицо как у суслика — узкое, вытянутое, с маленькими черными глазками. Он то и дело зыркал по сторонам, словно боялся, что их подслушают. Ясень совершенно не помнил, как этот типчик подсел за стол.
— Что ты сказал?
— Я говорю, — мужик торопливо глотнул из кружки, и острый кадык неприятно дернулся, — нет туда людям ходу. Потому что солнце не светит. То есть, оно висит, но вроде как в другую сторону смотрит. Стоишь среди бела дня и чувствуешь, как темень к тебе со спины ползет, а оглянуться страшно. Ноги ватные, задыхаешься, будто в болоте тонешь. Да оно и есть болото, если подумать, только не жижа вокруг, а свет перегнивший, который тварям привычен…
— Тварям, говоришь?
Ясень вдруг почувствовал злость. Мужичок посмотрел на него с опаской, но отодвинуться не успел. Ясень подался вперед и сгреб его за грудки:
— Слушай, ты. Еще раз что-нибудь услышу про тварей — шею сверну. И вообще, на глаза мне лучше не попадайся. Иначе — пеняй на себя, усек?
— Ты бы, это, парень… — промямлил «суслик». — Отпусти, а то ведь, неровен час…
— Угрожаешь?
Ясень дернул мужика на себя, сшибая со стола кружки.
— Ну, так что «неровен час»? Давай, говори, я слушаю.
Кто-то взял Ясеня за плечо.
— Охолонись.
Он, не глядя, ударил локтем. Сзади сдавленно охнули; взвизгнула подавальщица. Ясень радостно осклабился, готовый бить морды встречным и поперечным, но кто-то повис на нем, еще кто-то выворачивал руку. Он зарычал, как медведь, пытаясь стряхнуть противников. Его повалили на пол, чьи-то сапоги топтались прямо перед глазами, в ушах звенело от крика. Из-под стола выныривали юркие тени, плясали вокруг; лиловая пыль змеилась тонкими струйками. Потом над ним наклонилась Звенка, и он хотел спросить, как она его отыскала, но понял, что это не Звенка вовсе, а вестница, дымная птица в людском обличье; она смеялась, грозила пальцем, а он не мог ничего сказать, потому что губы склеились намертво. Тогда он завыл, рванулся, ухватил ее за руку — и увидел, что держит сгоревшую головешку…
…Проснувшись, Ясень с облегчением понял, что находится в своей комнате. Спасибо хозяину — проявил понимание, хотя мог бы и на улицу выкинуть. Впрочем, нет, Ясень заплатил ему за неделю, которая еще не закончилась. А за испорченную посуду как-нибудь рассчитаемся.
Вчерашняя потасовка вспоминалась довольно смутно, но самочувствие было, в общем, терпимое. Разве что, голова кружилась, и во рту пересохло. Да еще при мысли о выпивке тошнота подступала к горлу. Похоже, свою норму он выбрал. И, вообще, пора прекращать беседы с окрестной пьянью. Гениальный план не сработал, надо признать, и теперь хорошо бы придумать что-то более внятное.
Он достал чистую рубаху и пошел во двор умываться.
Спустя час Ясень брел по городу. До сих пор он ошивался ближе к окраинам, а сегодня направился прямо в центр. Сверкали оконные стекла, пестрели газоны, в воздухе витали цветочные ароматы. На каждом шагу продавали вишню, которая как раз успела созреть. Глядя на плоды, пропитанные рубиновым светом, солидные дамы облизывались украдкой, а барышни попроще со смехом сплевывали косточки в кулачок.
Ясень остановился у огромной витрины из фиолетового стекла. Судя по вывеске, здесь продавались изделия из живого металла. Интересно было бы зайти, посмотреть, но в такие лавки пускают только аристократов. Ну, может, еще купцов-богатеев. А снаружи ничего не увидишь — витрина зеркальная. Если в золоте не купаешься, стой на улице, любуйся собственным отражением.
![Валерий Есипов - Академик Николай Амосов: «Я живу российскими интересами» : [по материалам беседы с Н. М. Амосовым]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
