Татьяна Устименко - Сумасшедшая принцесса
«Плохо, – прикидывал Генрих, передвигаясь как можно неспешнее, стараясь тянуть время, – очень плохо. Мой план всего лишь догадка, основанная на интуиции и каком-то непонятном шестом чувстве. И у меня нет возможности его проверить, придется рискнуть…»
Когда до Рена оставалась всего пара шагов, Генрих вдруг неожиданно сорвал с плеч свернутое в рулон одеяло и запустил его прямо в лицо оторопевшему магу. Полыхнуло, бабахнуло, запахло паленым… Лицо барона обдало потоком жара. Все-таки пульсар и правда оказался большим. Ошарашенный маг, чисто рефлекторно бросивший сгусток огня навстречу чему-то непонятному, летевшему на него, грязно и витиевато выругался.
«Ага, – Генрих показал ошеломленному Рену язык и, как заяц прыгая из стороны в сторону, бросился обратно к огромной машине демиургов. – Судя по твоим выражениям, не очень-то ты ее любишь, свою „милостивую госпожу Ринецею“. Лишь бы он не сумел так же быстро создать новый пульсар». Мальчик оглянулся через плечо и увидел, как взбешенный маг, нелестно помянувший демонов и гоблинов, торопливо совершает пассы руками. И в тот же миг между ладонями отступника вновь заклубился сгусток пламени, но на этот раз, к великому облегчению барона, значительно уступающий прежнему и яркостью, и размерами. Маг размахнулся… Генрих резко остановился и пригнулся… Полыхнуло, громыхнуло… Юного повелителя обдало тучей каменной крошки и еще более разочарованной бранью. Рен снова промазал. Мальчик подпрыгнул на бегу и, приложив к ягодицам ладонь правой руки, весьма правдоподобно сымитировал насмешливое шевеление заячьего хвостика. Все это выглядело донельзя издевательски. Генрих ранее имел все основания подозревать, что «милостивая госпожа Ринецея» являлась чрезвычайно обидчивой особой. Поэтому ничуть не удивился, расслышав, как взбешенный Рен издал громкий рев и, судя по сбивчивому топоту сапог по камням, бросился в погоню, оставив все свои магические штучки.
«А вот это ты, дружок, зря, – победно усмехнулся Повелитель. – Забываешь основное правило любого боя, которое я, в отличие от староэльфийского, зазубрил еще в пять лет. А правило это называется Правилом ведущего оружия. И звучит оно так: никогда не отступай от того оружия, которым владеешь лучше всего. Коли ты лучник – то займи выигрышную позицию на высоте и бей врагов из лука. Коли мечник – не выпускай из рук меча… А ты маг…»
Не останавливаясь, Генрих вновь преодолел незримое стекло и, пробежав еще чуть-чуть, притормозил, будучи не в силах отказать себе в удовлетворении острого любопытства. По недоуменному выражению, промелькнувшему на лице его преследователя, мальчик понял, что Рен тоже испытал удивительное чувство прорыва сквозь что-то невидимое. Неожиданно маг покачнулся и сбился с шага, а потом и вовсе остановился, словно прислушиваясь к себе.
– Генрих, помоги, – сорвалось с побледневших губ предателя.
Барон не верил собственным глазам, но наблюдал не отрываясь, как в теле мага, неожиданно ставшем прозрачным, как хрусталь, разгорается неудержимое синее пламя.
– Помогите мне, Повелитель, – хрипло молил упавший на колени Рен.
Но Генрих понимал, что никакие силы в этом мире не способны затушить огонь, изнутри пожиравший тело мага. Огонь, вызванный защитным полем машины демиургов, настигшим непосвященного, осмелившегося вторгнуться на охраняемую территорию.
Рен застонал и повалился навзничь. А спустя несколько секунд только маленькая кучка пепла осталась на месте того, кто мог бы при желании сотворить еще множество неправедных дел.
– Справедливая кара для предателя, – удовлетворенно кивнул барон. Ноги его подкосились, и он опустился на каменную крошку. – Не хочется даже думать о том, что произошло бы, в случае если бы я ошибся в своих догадках…
Забытый на время всего случившегося, верный огонек взволнованно метался около лица мальчика. Генрих протянул указательный палец, и волшебный светлячок, будто ощутив смесь одиночества и испуга, владевших юным Повелителем, тут же послушно угнездился на предлагаемом месте. Барон хмыкнул раз, другой – и безудержно расхохотался неловким смехом, перешедшим в бурные рыдания. Это нашло выход отступившее напряжение. Огонек тихими, успокаивающими движениями коснулся щек мальчика, даря ему чуть ощутимое тепло. Как будто говоря: я с тобой, не бойся, все будет хорошо… Генрих в последний раз шмыгнул носом и вытер глаза пыльной ладонью.
– Понимаешь, мы с тобой одни на всем белом свете…
Но при этих несправедливых словах огонек быстро замигал, явно выражая недовольство и несогласие.
– А знаешь, ты у меня молодчинка! – Мальчик попытался одобрительно погладить огонек, но тот шаловливо отскочил в сторону и остановился, трепеща переливами света, словно мотылек крылышками. – Ты не даешь мне забыть о том, что где-то далеко у меня остались друзья и что они ждут моего возвращения. А значит, я совершаю деяния, недостойные Повелителя, – раскисаю и жалуюсь на одиночество. Вперед! – При этих словах Генрих бодро вскочил на ноги. – Нас ждут потрясающие приключения!
Огонек ярко вспыхнул и, описав радостный круг почета вокруг головы барона, быстро полетел вперед.
Они миновали машину демиургов, вершина которой терялась где-то под сводами пещеры на такой невероятной высоте, что, даже запрокинув голову, Генрих не мог охватить взглядом все ее величие. С некоторым сожалением барон оставил позади эту загадку, дав себе обещание непременно вернуться к ней позднее.
Котловина демиургов оказалась очень большой, но все же не бесконечной. Она закончилась новым коридором, в который сильф и ступил, издав вздох разочарования. Ну не думал же он в самом деле, что пещера выведет его на поверхность!..
И снова долгая утомительная дорога между однообразных каменных стен. Генриху казалось, что он ходит по кругу. У него не нашлось ничего, чем можно было бы оставлять какие-нибудь метки. Он пробовал царапать стены острием кинжала, но твердый камень упорно сопротивлялся прикосновениям стального клинка. Узкий коридор петлял, но не разветвлялся. Хотя иногда мальчику казалось, что очередной резкий поворот приведет его назад, в огромную котловину, ставшую могилой мага-предателя.
По подсчетам Генриха, прошло уже не менее половины суток, с тех пор как он покинул пещеру демиургов. Мальчик брел как сомнамбула, преодолевая острую потребность в пище и сне. Хлеб давно закончился, а мысль об еще одной ночевке под надоевшими каменными сводами вызывала уныние. При этом юный Повелитель безнадежно запамятовал, сколько времени, хотя бы примерно, прошло с тех пор, как он спустился в подземные катакомбы.
