Андрей Завадский - Выбор
- Между прочим, не известно, от чьей руки пал Улиар, - заметил Рупрехт. - Возможно, его сразил Ардалус, в тот миг действительно жаждавший завладеть Линзой и применить ее против самих эльфов, но я слышал, что ваш чародей мог стать и жертвой своих собратьев. Завершив свое творение, но понял, что ошибся, но кое-кто считал иначе, решив избавиться от сомневающегося.
- Ложь, - помотал головой Эвиар. - Такого просто не могло быть! - В голосе юного воина слышалось искреннее возмущение: - Никогда эльф не погибал от руки эльфа, тем более в тот час, когда на счету каждый боец, каждый маг.
- Как знать, как знать, - усмехнулся человек. - В те времена очень многие пытались спасти мир от катастрофы, вольно или невольно. И Улиар, и Ардалус познав в полной мере возможности Линзы, без принуждения решали, что ей не место на нашей земле. Они видели друг в друге врагов, несомненно, но все их действия оказались подчинены одной цели. И в этом есть знак, что вновь человек и эльф объединились для свершения такой же миссии. И, поверь, если мы не справимся, вскоре не только Альфион, но и весь мир окажется ввергнут в хаос войны. Тот, кто сейчас владеет Линзой, безумен, он жаждет власти, а ее никогда не бывает слишком много.
- Да пусть хоть все люди сгинут, - фыркнул Эвиар, уставившись на поглощавшего скромный завтрак чародея. - До этого мне дела нет. Только ваша порода способна посвятить всю свою жизнь истреблению себе подобных. Никто, даже презренные гномы, никогда не истребляли собственных родичей с таким исступлением.
- Разве, - хмыкнул Рупрехт, после того, как наполовину опорожнил кувшин с пивом, поданный молчаливыми неприметными слугами. - А орки? Кажется, с ними вы мирно так и не смогли разойтись?
- Возможно, - мрачно буркнул Эвиар, ощутивший в этот миг досаду. Он все время забывал, что этот человек знает очень многое из сокровенных тайн Перворожденных. - Но в тот раз мои предки не могли поступить иначе. Слишком велика была угроза, исходившая от людей, и для того, чтобы уцелеть, кто-то должен был поступиться частью своей свободы. Те, кто ныне называет себя эльфами, избрали Короля, приняли его власть, ибо только в ней был залог спасения. А орки предпочли сохранить обычаи, счет которым ведется с самого появления нашего народа. Да, все обернулось войной, но война эта была первой и единственной в нашей истории, - твердо произнес лучник. - И если бы не это, если бы мы не стали живым щитом, еще неизвестно, какая участь постигла бы орков.
- Но коль ты так ненавидишь людей, зачем же ты здесь? - вдруг спросил Рупрехт.
- То, что создано руками Перворожденного, не может быть осквернено прикосновением человека, - упрямо вымолвил Эвиар. - Я здесь, чтобы вернуть наследие предков.
- А если я завладею им, ты будешь биться и со мной тоже, раз уж я человек, и, значит, недостоин хоть на миг овладеть Линзой?
От этого вопроса эльф вздрогнул. Эвиару показалось, что Рупрехт сейчас читает его мысли. Воин давно уже решил, что никогда не подставит чародею спину. Пусть сейчас человек казался другом, власть действительно может изменить до неузнаваемости, и никому не ведомо, чего пожелает странный бродяга, когда в его руках окажется Линза Улиара.
- Ты так много рассуждаешь об искушении власти, - медленно, осторожно подбирая слова, промолвил в ответ Эвиар. - И я надеюсь, ты сможешь держать в узде свои чувства и желания. Во всяком случае, для нас обоих так будет лучше, - многозначительно добавил он.
Рупрехт усмехнулся. Не нужно быть магом, чтобы понять сомнения, терзавшие эльфийского воина. Всюду мерещится измена, каждый встречный может оказаться врагом, и, нужно сказать, Эвиар едва ли сильно преувеличивал опасность. Но чародей ничего не ответил, не считая нужным ни успокаивать своего товарища, ни ввергать его в еще большие душевные муки. А время, как обычно, все расставит по своим местам.
Время действительно шло. Ожидание становилось все более утомительным с каждым новым днем, и воины, жаждавшие боя, роптали, укоряя - не в лицо, разумеется, - самого короля Эйтора в нерешительности. Любой из них был готов с той армией, что стекалась под стены родового замка лорда Маркуса, покорить не только Альфион, но и все земли вплоть до Побережья. Однако государь медлил, и это не могло не сказаться на боевом духе солдат. Это понимал и сам Эйтор, и его советники.
- Воины недовольны, государь, - докладывал королю лорд Грефус. - Кое-кто уже упрекает вас в малодушии. Да и мне, признаться, не по нраву такое промедление. Сейчас у нас достаточно сил, чтобы всерьез рассчитывать на победу, но если ждать и дальше, некоторые рыцари могут оставить вас, просто разуверившись в вашей, сир, решимости.
Эйтор, сидевший на импровизированном троне, простом кресле с высокой резной спинкой, бросил на своего полководца недовольный взгляд, но промолчал. Он и сам понимал, что скоплено немало сил, и пора начинать действовать. Но король до дрожи, до холодного пота боялся проиграть эту войну, и потому никак не мог решиться. Всего несколько слов - и армия стальным потоком хлынет на врага, но именно эти слова Эйтор и не мог произнести, ведь потом пути назад уже не будет.
- Пора, мой господин, - вторил Грефусу и прозванный Одноухим Лисом старик-лорд. - Состязаться с Эрвином в числе воинов нет смысла. Нужно наступать, и немедленно. Сейчас силы наши примерно равны, а это означает, что тот обреете больше шансов на победу, кто будет действовать, навязав противнику свою волю, заставив поступать, как выгодно себе. И если мы еще станем ждать, враг сам явится сюда, взяв замок в осаду. Прихвостни Эрвина и горцы общими усилиями сокрушат нас, измотают, возьмут измором.
Возможно, Маркус и прослыл хитрецом и интриганом, но он был умен, многое узнав и осмыслив за свою долгую жизнь. И то, что давно уже лорд не вел лично в бой свою дружину, не означало, что он был вовсе не сведущ в военном искусстве. И с этим соглашался сам Эйтор.
- Почти всегда побеждает тот, кто ударит первым, - медленно, словно нехотя, произнес поежившийся под требовательными взглядами соратников король. - Так было, есть и будет, а немногие исключения делают правило лишь более незыблемым. Что ж, - вздохнул государь, - видимо, час пробил. - И, сдержав обреченный вздох, насколько мог твердо, произнес, взглянув в глаза лорду Грефусу: - Передайте приказ всем отрядам. Выступаем завтра на рассвете.
Грефус кивнул, мотнув взлохмаченной головой. А спустя считанные минуты долгожданная весть разлетелась по всему лагерю, людскому морю, бурлившему под высокими стенами замка. И напряженное выражение на лицах воинов сменялось радостью.
- Выступаем, - сверкая глазами, говорили в этот вечер друг другу все, и рыцари, и простые солдаты, и даже слуги, которым точно не суждено было покинуть обиталище лорда Маркуса. - Выступаем! В бой, на Фальхейн!
