Александр Рудазов - Серая чума
— Клянусь Именем Отца Моего…
— Клянусь Именем Отца Моего…
— …и Медью из недр Священной Горы…
— …и Медью из недр Священной Горы…
— …что отныне и до того времени, покуда существует Каф…
— …что отныне и до того времени, покуда существует Каф…
— …ни делом, ни словом, ни помыслом…
— …ни делом, ни словом, ни помыслом…
— …не нанесу вреда ни вольного, ни невольного…
— …не нанесу вреда ни вольного, ни невольного…
— …ни крупного, ни малого…
— …ни крупного, ни малого…
— …магу Креолу, что одолел меня на Суде Бездымного Огня…
— …магу Креолу, что одолел меня на Суде Бездымного Огня…
— …а также никому и ничему из того…
— …а также никому и ничему из того…
— …что находится под его властью или защитой.
— …что находится под его властью или защитой, — неохотно закончил клятву аль-Шугеддим.
Он очень надеялся, что Креол где-нибудь ошибется в формулировке, но увы — архимаг произнес древнейшую и надежнейшую клятву джиннов абсолютно точно. Теперь он, Великий Хан, полностью лишался возможности отомстить — обойти такую клятву пока еще не смог ни один джинн. Хотя джиннов нельзя назвать большими искусниками магических клятв и контрактов — вот какой-нибудь дьявол, может, и сумел бы придумать что-нибудь эдакое…
— Ну что ж… — задумчиво перевернул посох Креол. — Ты свободен, аль-Шугеддим. Я возвращаю тебе… ну, ты меня понял.
Из обсидианового шара начала вытекать голубовато-черная струя. На полу образовалась лужа, и из нее медленно поднялся Великий Хан аль-Шугеддим — точно такой же, как был, только ужасно кислый и расстроенный. Он ухватился за боковой рог, потянул его так, словно хотел оторвать, и тоскливо застонал.
— Приведите аль-Кефара, — вяло приказал он. — Я дарую ему освобождение от казни и возвращаю в рабство к Верховному Магу Шумера…
Два молодых марида с тихим хлопком растворились в воздухе — отправились в зиндан за Хубаксисом.
— А теперь — дийа, — предвкушающе потер руки Креол.
— Да, да, конечно… — еще более вяло махнул рукой аль-Шугеддим. — Получай.
С потолка грохнулся огромный сундук, доверху заполненный монетами, украшениями, какой-то посудой… Все из чистого золота. Креол брезгливо пихнул его ногой и медленно покачал головой.
— По-твоему, у меня не хватает этого металла? — фыркнул он. — Мне не нужны бесполезные цацки. Оставь их жадным глупцам.
Аль-Шугеддим только пожал плечами. Он и не рассчитывал, что архимаг придет в восторг при виде золотого мусора. Для магов подобного уровня деньги — всего лишь отвлекающая мелочь, при необходимости Креол может стать настолько богатым, насколько захочет.
— Хорошо, ты получишь это! — прищелкнул пальцами он.
На полу возник разостланный ковер с изображением михраба[27]. Ворс аккуратно подстрижен, цветные нити узора привязаны узелками к нитям основы, рисунок очень тонкий и сложный. В замысловатом переплетении орнаментики прячутся фигурки птиц и летающих насекомых. На вид персидский, но к Персии это сокровище не имело никакого отношения.
— Летающий ковер? — без особого интереса потыкал его носком ноги Креол. — Не интересует. Я могу сделать точно такой же за сутки.
— Во имя Аллаха милостивого, милосердного! — досадливо воскликнул аль-Шугеддим. — Чем же еще тебя ублажить, дитя глины, какую дийа ты хочешь?!
Великий визирь Барахия выступил вслед, вскинул дрожащую руку и произнес:
Смерть и Время царят на Земле,
Ты владыками их не зови:
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце Любви.
— Воистину мудры твои слова, учитель, — усмехнулся аль-Шугеддим. — Вот твоя дийа, дитя глины, удовольствуйся ею.
Он дважды хлопнул в ладоши, и перед диваном материализовалась девушка удивительной красоты, одетая в широкие шелковые шаровары, красносафьянные башмаки с загнутой вверх подошвой и несколько полупрозрачных лент, едва прикрывающих грудь. Брови и веки вычернены порошком кол, ногти и кончики пальцев окрашены хной, на лбу и подбородке татуировка в виде звездочек и кружков, волосы заплетены в двадцать пять косичек с шелковыми шнурами.
— Это Амина! — гордо указал на нее аль-Шугеддим. — Убедись, какую щедрую дийа я тебе предлагаю! Амина — красивейшая, искуснейшая из моих гурий! Она лишена телесных и духовных недостатков, ее еще не касался ни джинн, ни человек!
— Не интересует, — равнодушно посмотрел на красавицу Креол.
— Что-о-о-о-о?!!! — исказилось бешенством очаровательное личико гурии.
— Да ты только взгляни на нее! — продолжал настаивать аль-Шугеддим. — Она создана из шафрана, мускуса, амбры и камфары! Оцени дивные размеры и совершенную форму персей, посмотри, какой нежный и бархатный живот, какой глубокий и ровный пупок! Ее груди подобны полной луне, лодыжки — словно горный снег, губы слаще меда, а глаза — озера чистой воды!
— Не интересует! — начал раздражаться Креол.
— Да ты оцени, как она танцует! — сделал жест аль-Шугеддим. Заиграла музыка, и гурия начала грациозно извиваться в такт. — Ну же, маг, мужчина ты или нет?!
— Да! — гневно поддакнула Амина. Ее профессиональные качества оскорбили самым жестоким образом.
— В конце концов, если тебе не нравится именно эта, я могу призвать сюда любую другую… — примирительно начал Великий Хан.
— Скажи, джинн, разве я похож на человека, способного соблазниться парой яблок, обтянутых газом?
— Яблок?!! — окончательно разъярилась Амина, невольно опуская глаза. — Да что бы ты понимал, ничтожный комок грязи! Где ты видел яблоки такого размера?! Да ты недостоин даже касаться…
— Утихни, женщина! — рыкнул аль-Шугеддим. Единственное джентльменство, которое джинны проявляют к своим женам и наложницам — не заставляют носить чадру. — Наш гость всего лишь высказал свое мнение… справедливое, между прочим.
— Да?!! — взбесилась гурия, одним рывком обнажая грудь. — Это, по-твоему, яблоки, да?!! Ты что, ополоумел, сын хромого верблюда и кривого ишака?! Да иные дыни меньше бывают!
Креол начал чернеть лицом. Аль-Шугеддим заметил это и торопливо хлопнул в ладоши. Все еще скандалящая Амина с легким хлопком исчезла. Великому Хану совсем не хотелось начинать свару заново — сидение в посохе оставило очень неприятные ощущения.
— Так чего же ты хочешь в качестве дийа? — сухо поджал губы он. — Собственный дворец в Вабаре? Титул шейха?… эмира? Мою дочь в жены? Не могу сказать, что меня порадует такой зять, но дочерей у меня двести с чем-то, одной больше, одной меньше… Наши джинньи почти так же прекрасны ликом, как гурии, а телом превосходны даже более, и куда как горячее и пылче этих дочерей Джанны…
