Алла Рут - Темный день
Он с силой пнул камешек, подвернувшийся под ноги. Камешек отлетел и запрыгал вниз по ступенькам узкой улицы, которая была вымощена каменными плитами, отполированными за века сотнями подошв. Дарин проследил за ним взглядом – до того момента, пока камень не зарылся в пыль на обочине.
– Овражники Лутаки им, видите ли, рассказали! Пользуюсь небывалой популярностью среди гномов-мусорщиков – это что-нибудь да значит! Автографы скоро раздавать буду… да чего там, раздавать? Продавать буду, лавочку открою. Хоть деньги заведутся… жаль, только, эти чучела овражные ни читать, ни писать не умеют. Накрылась моя лавочка…
Он вспомнил гномов, якобы пришедших из Волшебных земель за своим таинственным господином и выругался.
– Помощь им, видите ли, нужна! Господина еще какого-то приплели… в тюрьму его, видите ли, посадили… тоже мне, узник замка Иф! Да врут, небось, все! И про Волшебные земли и про… хотя, все говорят, что врать овражники не умеют, у них для этого мозгов маловато…
Он добавил несколько подходящих случаю непечатных выражений, почерпнутых из бесед с говорящими рыбами, свернул за угол и остановился.
Шедшие навстречу монашки в длинных синих балахонах, обошли его по обочине и заторопились дальше, оглядываясь на парня, неподвижно стоявшего посреди дороги.
– Чтоб они все провалились! – громко и с выражением сказал Дарин. – И овражники, и их господин, и… и…
Он посмотрел на видневшуюся в конце улицы Привратную площадь, на высокое ясное небо, вздохнул и повернул обратно.
Овражные гномы по-прежнему стояли на поляне за кустами и, понурившись, смотрели печальными глазами на Дюфа. Старший гном беспокойно терзал свою шляпу и без того уже напоминавшую воронье гнездо. Завидев Дарина, Дюф бросился ему навстречу.
– Вот что, – сказал парень, приблизившись. – Я вашего господина освободить не могу, об этом даже и не говорите. Но могу попробовать узнать, что к чему. За что его, собственно говоря, замели. Хотите?
– Замели?
Дарин поднял глаза на небо и медленно досчитал до десяти и обратно.
– Узнаю, за что его в кутузку посадили. Понятно?
– Мы хотим, да, – с готовностью согласился Дюф, выдергивая из шляпы пучки соломы. – А еще мы хотим, что ты, мастер Дарин освободил нашего…
– Опять?! Невозможно это, ясно? И думать забудьте! Тоже мне, нашли освободителя… как его зовут, вашего господина?
– Кехелус, – вразнобой ответили гномы.
– Кехелус, – повторил Дарин и обреченно вздохнул. – Ладно… пойду в Морское управление. Ждите здесь.
… Отыскать секретаря Барклюню в лабиринте просторных гулких коридоров Морского Управления всегда было не так-то просто. Сначала Дарин осторожно заглянул в небольшую комнатку возле кабинета господина Горама – если Барклюня не бродил по Управлению, сопровождая начальство, то обычно сидел на своем месте за столом и возился с бумагами или беседовал с посетителями. Но приятеля в комнате не оказалось и Дарин, вздохнув, отправился на дальнейшие поиски.
– Чтоб вы провалились, – недовольно бормотал он, вспоминая гномов-овражников, поджидающих его в парке. – За своим господином они следуют, ага… ну, и следовали бы, я-то тут при чем?
Он свернул в один коридор, в другой – Барклюни не было видно.
– Из Волшебных земель они явились… вот ведь врут как! Врут, гм…
Дарин хмыкнул – тут что-то не складывалось: всем было известно, что овражные гномы не умели врать. Но ведь не могли они и впрямь явиться в Лутаку из Волшебных земель!
– А почему? – сам себя спросил Дарин и сам же себе ответил:
– Потому что этого не может быть, вот почему.
Он дошел до центральной лестницы и огляделся. Внизу, в просторном холле сновали служащие Управления, у окошечка с табличкой «Касса» толпились озабоченные и замотанные помощники купцов, а возле мраморной статуи короля Бутфарпа тринадцатого стоял, облокотившись на метлу, старший уборщик Пиффа и беседовал с одним из привидений, обитающем в особняке. Дарин прошел по коридору дальше, попутно заглядывая во все двери, потом заметил на стене горгулью номер восемь и направился к ней.
– Приветствую, – сказал он. – Слушай, ты не видела…
– …нового завхоза? Видела, – голос у горгульи был очень недовольный. – Он в северном крыле, в канцелярии, мебель по описи принимает. Крючкотвор… запретил мне навещать родственников, когда я хочу! «Подай, говорит, мне прошение за три дня вперед, я, говорит, подумаю, и в случае положительного решения, наложу резолюцию». А?! Каково?! Так и выразился: «В случае положительного решения»! Восемьсот лет на свете живу, такого не слыхала! Чуть не окаменела от возмущения!
– Да нет, я не его ищу, а Барклюню. Не знаешь, куда он подевался?
Горгулья повела крылом.
– Бюрократ… «Ты, говорит, наше имущество, во все реестры внесена и негоже, когда тебя на месте нет»! Имущество… небось, у самого-то ни одного родственника нет… подам на него жалобу господину Гораму… Барклюня? Да вон же он идет!
Дарин обернулся: нагруженный бумагами секретарь бойко взбегал по ступеням, но на самом верху лестницы споткнулся, взмахнул руками, роняя документы, и ухватился за пробегавшего мимо гоблина-писаря с папкой под мышкой. Гоблин возмущенно фыркнул, чудом удержавшись на краю ступеньки, Барклюня с извинениями отскочил и принялся собирать разлетевшиеся документы.
– Браклюня! – заорал Дарин. – Или сюда, дело у меня к тебе есть!
Секретарь приблизился, на ходу складывая бумаги.
– Вообрази себе, – начал он, нервно оглядываясь по сторонам. – Что со мной сегодня приключилось. Наш новый завхоз, карлик Куз, тот, что принимает дела у …
– Погоди, Барклюня, не надо пока про карлика. Я тебе один вопросик задать хотел.
– Что за вопросик?
– Ты же важная шишка, секретарь самого господина Горама! А господин Горам – человек с большими полномочиями. Так?
– С огромными, – благоговейно закатив глаза, согласился секретарь. – Но ты же не дослушал, что со мной произошло. И вот иду я спокойно по…
– Да погоди ты, – снова перебил его Дарин. – А Морская тюрьма тоже в его полномочия входит?
– Конечно! Но слушай, что я тебе говорю…
– Барлюня, да наплюй ты на нового завхоза! Он уже всех достал, даже горгульи – и те слышать о нем не могут! Ты лучше скажи, список тех, кто приговорен к отправке на бирюзовые рудники, в нашем Управлении писали? Он готов? А кто его писал?
– Список за номером две тысячи восемьсот пятнадцать? – тут же припомнил Барклюня. – Готов, конечно. Я его лично и составлял вчера вечером. Такие вещи впопыхах не пишутся, тут обстоятельно надо: имя каждого арестанта, особые приметы, за что осужден. До полуночи засиделся! Я, знаешь, люблю иной раз вечерком задержаться, поработать всласть. Тихо и не мешает никто, господин Горам уже домой уходят, а я…
