Дмитрий Емец - Ладья света
— Хороший котик! Уйди от меня по-хорошему! — завопила Гелата.
— Мррряу!
— Дафна, убери его! — взмолилась Гелата, убедившись, что нагрудника надолго не хватит. Отлит он был на славу, по, к сожалению, без учета адских котиков.
— Никаких «убери»! У нас бой! — рявкнула Фулона.
— Да не могу я! — издали крикнула Дафна. — Он все равно меня не послушает! Тебе придется его гладить!
— Долго?
— Пока не протрезвеет! И лучше начинай прямо сейчас!
Гелата нервно хмыкнула и, отложив копье, поспешно принялась гладить Депресняка.
Прорвавшись к валькириям, глиняшки осыпали их градом метательных гвоздей, от которых воительницы укрылись за щитами, и завязали бой. Бились глиняшки толково, как болельщики хорошего футбольного клуба — не рассеиваясь, пятеро на одного. Двое колотили валькирию по щиту палками, еще двое, распластавшись на животе, хватали ее за ноги, а один, разбегаясь, толкал ее всем своим весом. Потом пятерка выбирала себе следующую цель. За несколько секунд они опрокинули Радулгу и Фулону, и лишь Брунгильда продолжала уверенно вышагивать, волоча за собой болтающихся у нее на ногах гляняшек.
Правда, и валькирии не оставались в долгу. Чего стоил один только тройной копейный удар Ламины — неуловимо быстрый, сильный, оставивший в глине глубокие ровные следы, похожие на строчку швейной машинки. И все это было нанесено в одну секунду, из-под щита, на отходе, утяжеленным тренировочным копьем, да и руку ей приходилось держать под неудобным углом! Будь на месте глиняшки кто-нибудь живой — он вполне мог бы отправиться в Тартар ускоренным рейсом.
Багров, проползший в овраг вслед за Мефодием, приподнявшись на локтях, наблюдал за боем.
— Может, пора? — спросил он.
— Ты же со мной не разговариваешь! — удивился Буслаев.
— Даже и не думаю! Это я сам себе!
— Тогда скажи самому себе, что еще рано! Пусть все втянутся в бой! — азартно сказал Меф.
— Нельзя ждать! Валькирии их прикончат! Смотри: окружают!
Мефодий привстал, чтобы посмотреть, что показывал ему Багров, но, к своему удивлению, увидел совсем другое, и челюсть у него отвисла. Под шумок, пока семеро глиняшек сражались с валькириями, оставшиеся трое незаметно отбились от отряда и переключили свое внимание на оруженосцев. Причем происходило это явно с ведома остальных глиняшек и по согласованию с ними, поскольку те, не переставая сражаться, то и дело бросали быстрые взгляды в ту сторону.
Двое глиняшек мягко держали под руки вопящего Алика, не забыв зажать ему рот, а третий сноровисто шарил у него по карманам. Забрал зажигалку, перочинный нож, пистолеты и кое-что по мелочи. Бумажником и флешками не заинтересовался. Покончив с Аликом, глиняшки связали оруженосца брючным ремнем, заткнули ему рот его же носками и столь же сноровисто стали подкрадываться к оруженосцу Гелаты. Спустя десяток секунд карманы качка были обшарены, а сам он, так же связанный ремнем, мирно улегся рядом с Аликом. Другие оруженосцы пока ничего не замечали. Все их внимание было поглощено боем.
Пока Мефодий пытался отыскать в поведении глиняшек логику, правое крыло валькирий сомкнулось, оказавшись в непосредственной близости от оврага. Дольше ждать не имело смысла. Буслаев перехватил черенок от лопаты и ринулся в самую гущу боя.
Что было дальше, он помнил смутно. Мефодия охватила бесконечная радость импровизации. Заставь его кто повторить, он никогда не сделал бы этого. Он стал пианистом, скрипачом, флейтистом, кем угодно, только его стихией была не музыка, а бой. Он мыслил движениями, подсекал, бросал, подкатывался под щиты, прыгал. Сгрудившиеся валькирии успевали заметить Буслаева не всегда — им мешали теснота и давка, в которых он, привыкнув ездить с утра в универ по зеленой и красной веткам, ощущал себя как рыба в воде!
Хаара удачно врезала Мефодию древком по ребрам, и ему пришлось озаботиться, чтобы не схлопотать еще и наконечником. Еще не отдышавшись, он заметил, что глиняшки с нездоровым интересом присматриваются к чеканному нагруднику Фулоны. Пришлось за нее вступиться. С глиняшками оказалось сложнее, чем с валькириями. Сила у них была немереной. Один из глиняшек перехватил черенок лопаты Мефодия и так боднул его головой в грудь, что метра два Буслаев пролетел по воздуху, затормозив лишь о щит Бэтлы.
Меф вскочил, извлеченный этим ударом из бранной симфонии. Он увидел, как Багров обклеенным птичьими перьями палашом теснит валькирий, атакуя их по щитам. Удары палаша казались обычными, но звук от них выходил глухим и грозным, как от тарана. Валькирии едва удерживали щиты. На них возникали вдавленные вмятины, которых не мог бы оставить ни один палаш, будь он дважды артефактом.
Наконец кто-то, выдвинувшись навстречу Багрову, ушел от удара палаша и древком подсек ему ноги. Не устояв, Багров опрокинулся на спину. Тот, кто его опрокинул, легко занес свое оружие и, намечая удар, легонько коснулся лба Матвея. Это была Ирка, и у нее единственной не было щита.
Фулона с силой дунула в свиток.
— Все! Отдыхаем! — крикнула она.
Бой остановился. Валькирии сгрудились вокруг Мефодия и Багрова. Одна лишь Гелата продолжала гладить Депресняка, не признававшего перерывов. Глаза у кота были полузакрыты, нагрудник он больше не раздирал, но и копи из него не вытаскивал.
— Балдеет! — приблизившись, сказала Дафна. — Где ты научилась так гладить котов?
— У меня очень сильные и чуткие пальцы. Школа массажа олимпийского резерва, — скромно сказала Гелата.
— А со стороны кажется, что ты сдираешь с него шкуру! — заявил Меф.
— Так и надо! Я массирую не шкуру, а мышечный корсет! — сказала Гелата.
Глиняшки куда-то исчезли. Недавно их было семеро, а теперь всего двое или трое, да и те отходили бочком, имея на плоских лицах вежливое выражение линяющих с лекции студентов. Ирка протянула руку, помогая Багрову подняться.
— Прости! Я как-то не подумала, что ты — это ты! — сказала она.
Матвей потрогал лиловое пятно на ноге, возникшее от удара древком. Оно еще не болело, но уже приобретало цвет. Знающему человеку это говорило о многом.
— А что ты подумала?
— Я ничего не думала. Я сражалась.
Хаара, которую Мефодий недавно дважды неплохо приложил черенком лопаты, рвалась выяснять отношения:
— Так не бьют! Понял, ты?
— Какая разница? Ты не можешь отрицать, что он тебя убил! — уточнила Фулона.
Отрицать этого Хаара не могла, но раздражалась. Проигрывать она ненавидела.
— Он убил меня неправильно! Схватил Бэтлу за щит и дернул вниз! Щитом — чужим щитом!!! — ударил меня по подъему ноги! Меня, женщину! Дико больно, между прочим! Потом толкнул на меня Бэтлу и подло спрятался за ее толстую спину!
