Две короны (СИ) - Соколов Юрий Юрьевич
В сочетании с ее черными волосами диадема смотрелась прекрасно. А беременность только придавала картине пикантности. Как вишенка на торте.
— И-и-ва-а-ан! — протянула Жюстина и умолкла. Наверно, хотела добавить, что я охренел, но ведь Меченый только что сказал об этом, а я с ним не согласился. И Жюстина понимала, что с ней тоже не соглашусь.
— Честное слово, тебе идет, — заметил я. — Правда, владелицей ты можешь быть только временной. Но этого тебе хватит, чтобы сколько угодно любоваться своим отражением по вечерам, наслаждаясь мыслью, что на несколько дневных переходов вокруг нет ни одной женщины, имеющей подобную цацку. Когда начнешь стареть, передашь ее дочке. Хотя есть вариант интереснее…
Я остановился, размышляя, стоит ли продолжать. Или закруглиться — и пусть сама догадывается? Однако Жюстина может догадаться слишком поздно. Или решить, что «интересный вариант» слишком амбициозен, опасен, фантастичен — в общем, не для скромной замужней магини, любящей семейный уют и детей. Надо ее вдохновить. И Меченого заодно. Чего они тут закисли, когда оба достойны лучшего? Мне удалось сподвигнуть целую тысячу непобедимых совершить то, чего они совершать не планировали. Жюстина с Меченым — это в пятьсот раз меньше тысячи. И я сказал:
— А может быть, ты захочешь экстренно прокачаться по волшебной части и обрезать с предмета некоторые ограничения. Изучишь описание — поймешь, для чего.
— Скажи сам, сразу, — предложил Меченый. — Мне уже любопытно, — а она пока объяснит…
— Изволь, — согласился я. — Если Жюстина последует моему совету и справится, то став подлинной владелицей, она формально станет и принцессой. А ты, соответственно, принцем. Что даст тебе право претендовать на трон Каграла, — и плевать, как к этому отнесутся эльфы. У них сейчас короля нет, и если ты помнишь все, что я рассказывал вчера, должен понимать, что появится он не скоро. После снятия чар с Гинкмара Нагибатор неизбежно начнет войну с Оргоем. И будет заинтересован в любых неурядицах, могущих внутри Оргоя возникнуть, — ради ослабления Бальдура. И тут, допустим, ты вторгаешься в Каграл с армией разбойников и берешь власть. Естественно, удержать ее без посторонней помощи у тебя не получится. Остроухие взбунтуются уже по самому факту восшествия на престол самозванца, и к тому же не эльфа. Однако Нагибатор как раз и окажет тебе необходимую помощь, коли ты с ним заранее договоришься. Тебе надо просто собрать армию и ударить по Кагралу. Убедить разбойников, что сие очень желательно, тебе будет не сложнее, чем мне — убедить вас. Хочешь услышать доводы?
— Еще бы! — произнес Меченый, заранее мрачнея. Почуял, что сейчас узнает плохие новости. Касающиеся не только его.
— Вы намедни за пьянкой, наверно, не оценили всех последствий восстановления Гинкмарского королевства, — сказал я. — Прежняя «Сухая гавань», например, была построена на фундаменте таверны, которая существовала здесь до падения проклятия на Гинкмар, и новую возвели все на том же фундаменте. Я был в «Дубах», и заметил, что и там фундамент древний. Подозреваю, это касается всех таверн вдоль тракта. Раньше по нему ездили обычные торговцы, а сейчас он используется лишь контрабандистами. Но расстояние, которое может покрыть за день груженая повозка, осталось тем же самым. Затраты на возведение зданий тоже не изменились. Стоимость фундамента составляет весьма существенную часть всех расходов; зато он, если сделан правильно, надолго переживет остальное. Кто-то первым захотел держать здесь постоялый двор и заодно сэкономить время и деньги. Почистил от монстров обветшавшую заброшенку, а так как в готовом виде она для жилья не годилась, снес гнилую деревянную верхушку до первого, каменного этажа или того самого фундамента… Следом на тракт нагрянули еще два или три таких же деятеля. Остальным, когда они сюда подтянулись, уже и не оставалось ничего другого, кроме как следовать примеру зачинщиков. Слишком значительную часть прибыли гинкмарских таверн дают обозы, чтобы игнорировать интересы тех, кто эти обозы гоняет на восток и обратно. А старые таверны как раз через нужные интервалы стояли.
— И что будет после преображения Гинкмара? — спросила Жюстина. Она так и стояла в диадеме, только повернулась от зеркала ко мне. Точь-в-точь королева, готовая отправиться в изгнание. — Новые таверны превратятся в старые? Или все еще хуже?
— Нет, не хуже, — ответил я. — Не произойдет даже того, о чем ты сказала. Я говорил с верховным шаманом непобедимых, и сам почитал кое-что в базе знаний о похожих случаях. Преображение не должно затронуть ничего нового, что построено в Гинкмаре. Останутся на месте и деревни с беглыми крестьянами, и разбойничьи станы. И новые таверны никуда не денутся. Однако владельцы старых таверн воскреснут непременно, а все они были состоятельными людьми с немалыми связями. Раньше тракт был главным торговым путем Гинкмара, и после снятия чар он вновь обретет былое значение. Воскреснут купцы, что им пользовались, восстановятся торговые гильдии. Воскреснут также дворяне, покровительствовавшие тем и другим. Разбойники, напротив, потеряют всякое влияние и превратятся из хозяев края именно в разбойников. Крестьяне перестанут снабжать их продовольствием, поскольку перейти под власть феодалов окажется выгоднее. Или переход станет неизбежен потому, что феодалы сильнее. Или мужиков сгонят с земель исконные гинкмарские крестьяне — ведь многие новые деревни тоже построены на месте старых. Банды по-любому не смогут удержать тракт. Против них будет и сам король. Как бы ни относился Нагибатор ко мне, он не оставит в неприкосновенности местную вольницу только потому, что у меня здесь много добрых знакомых. Пожалуй, я могу попросить его, чтоб он не вешал здесь всех без разбора, наводя порядок. И он, возможно, учтет мои пожелания. Но не более.
Я сделал паузу, собираясь с мыслями. А собравшись, добавил:
— Я не хочу уверить вас, что положение безнадежное. Разбойники вполне могут бросить промысел, отказаться от взимания платы с проезжающих, и вообще поступить к Нагибатору на службу. Конкретно вы можете отстоять для себя «Гавань» несмотря на то, что у старых собственников будут все права на строение, земельный участок, ведение дел именно здесь. Фактическое владение тоже кой-чего стоит, тем более что таверна и все подсобные помещения перестроены. Займете круговую оборону и одновременно затеете судебную тяжбу на несколько лет — глядишь, вопрос решится в вашу пользу…
— Хватит разжевывать очевидное, — буркнул Меченый.
— Если оно настолько очевидно, то отчего вы не врубились во все это еще вчера, как только я упомянул о снятии чар? Первым долгом ведь упомянул, едва за стол сели. Но вам было интереснее, как я блукал по лесам и валил монстров. Как и остальным присутствующим. Вы и сегодня не врубились — вы вообще об этом не думали. Вас заботило лишь то, как мою долю поскорее выкупить. И по-хорошему надо было вам ее продать без всяких предостережений. Но я иногда такой добрый бываю, что самому противно. Я не только суть вам уже вдолбил, но и указал на возможный выход. С такими перспективами, что у кого угодно слюнки потекут. Дальше вам решать. Чтобы легче было, представьте, что вам точно удастся оставить за собой и «Гавань», и «Дубы». А потом? Неужто тебе, Меченый, не мечталось о чем-то лучшем, чем быть на подхвате у собственной супруги и состоять при ней телохранителем?.. Молчи, молчи — я знаю вас обоих, и уж поди понимаю, на ком в вашей семье хозяйство держится… А ты, Жюстина, — неужели хочешь остаться на всю жизнь трактирщицей? И чтоб дочь твоя стала трактирщицей, и внучка? Или все же предпочтешь другую судьбу?
Я довольно-таки грубо ухватил Жюстину за плечи и развернул опять к зеркалу. Нефиг продолжать на Меченого красноречие тратить. Пока он холостой ходил, в любую ситуацию включался быстро. А теперь думает о жене, что она в положении, что… Короче, проще нажать на жену. Пусть увидит себя в диадеме еще раз. А то, может, не оценила, как ей к лицу эта штука.
Жюстина порывисто коснулась украшения, намереваясь его снять… И не стала. Медленно опустила руки и осталась стоять неподвижно, глядя в зеркало. Но не на себя, а на Меченого, который тоже в нем отражался. А он смотрел на нее. Я вышел из комнаты, оставив их наедине. Больше ничего говорить не надо. Да и устал я говорить — пора промочить горло.
