Сломанный мир (СИ) - Мори Анна
Даос оскорбился.
— Кто-о-о-о?! Я-а-а-а-а?! Да я готов хоть сейчас приступить к делу!
— Вот и прекрасно, мой дорогой Господин Лис, — голос императора вновь стал мягким и льстивым. — Уж будьте уверены, за ценой я не постою.
Гэрэл так и не понял, о чем шла речь, но у него возникло неприятное предчувствие.
В последующие дни в обиталище Господина Лиса происходило нечто неподвластное пониманию Гэрэла.
Дважды, предварительно удостоверившись в отсутствии Господина Лиса во дворце, Гэрэл заходил в его покои (благо любая охрана знала, кто он такой, и пропускала его без лишних вопросов) и пытался понять, что же такое учёный делает с бывшим рюкокусским императором.
В отведенных даосу покоях быстро воцарился беспорядок, граничащий с хаосом: приобретением стола или стульев Господин Лис не озаботился, горы мусора и немытой посуды громоздились прямо на полу вперемежку с натурфилософскими трактатами и скабрезными романами. Там же кучами валялась одежда, которую, судя по виду и запаху, никогда не стирали.
А еще в комнате было огромное количество кукол. Должно быть, их привезли вместе с книгами и инструментами Ху-сяньшена, но Гэрэл не мог представить, зачем ученому могли понадобиться куклы, да еще и в количестве нескольких десятков. Куклы были самыми разными: от фарфоровых с изящными, почти человеческими лицами до простеньких, грубо вырезанных деревянных; он увидел даже несколько марионеток с лицами-масками из кукольного театра.
Когда он пришёл в первый раз, то увидел, что тело Юкинари так и осталось полновластным хозяином кровати учёного, а Ху-сяньшен, похоже, смирился с этим — скромно постелил себе на полу. Даос красиво причесал труп, словно еще одну любимую куклу. Юкинари был раздет до пояса, и Гэрэл заметил, что разрезы на его руках теперь зашиты, хоть они и не стали от этого менее заметны — уродливые черные полосы на светлой коже. Зато на его груди появился один свежий, Y-образный разрез. Как будто бы Господин Лис пытался что-то вложить туда… или, наоборот, вынуть? Хоть Гэрэл никогда и не был религиозен, столь варварское обращение с мёртвым телом его покоробило. Тем более что это было тело человека, который был ему достойным противником и, больше того, успел стать практически другом. Но что он мог сделать? Он немного покружил вокруг кровати, потрогал странные приборы и инструменты даоса, полистал несколько книг, но ничего не понял и в конце концов вернул всё назад, как было.
Господин Лис говорил, что собирается набить тело травами, но, не считая странного разреза на груди, было не похоже, что его чем-то набили. Да и вообще для мертвеца, который согласно законам природы уже должен был начать гнить, Юкинари выглядел на удивление прилично.
Когда Гэрэл навестил Юкинари во второй раз, он был уверен, что уж теперь-то его точно встретит характерный запах разлагающейся плоти:. Но — нет. В комнате Ху-сяньшена пахло как всегда: несвежей одеждой, остатками еды, благовониями, книжной пылью. Ничто не говорило, что здесь находится труп.
Однако Юкинари был здесь.
Но он больше не лежал на кровати ученого. В этот раз Гэрэл увидел его на полу, возле стены, в неудобной, неживой какой-то позе. «Неживой»… Гэрэл поймал себя на этой мысленной оговорке и понял, что ему до сих пор сложно думать о Юкинари как об умершем.
В прошлый раз он не осмелился притронуться к Юкинари, но сейчас отчего-то почувствовал настоятельную потребность перевернуть тело, придать ему другую позу — чтобы оно не лежало так, словно его бросили, и бросили весьма небрежно (так оно и было, наверное). Он подошёл к Юкинари, взял его за плечи, приподнял — и изумился: тело было холодным, и кожа была ровно такой же бледной, как и в тот день, когда Гэрэл принёс его в эту комнату, однако оно уже не было похоже на окоченевший труп, и его вес был весом живого человека.
Затем Гэрэл с ужасом заметил, что разрезы на предплечьях Юкинари каким-то образом зарубцевались, превратившись в довольно грубые шрамы. А рана на груди и вовсе исчезла бесследно. Кожа в этом месте была совершенно гладкой; Гэрэл даже засомневался — может, этот разрез ему примерещился?
Юкинари в этот миг не был похож на мёртвого; его лицо было спокойным, красивым. Он как будто спал. Сложно было поверить, что эти выпуклые тонкие веки с проступающими голубыми жилками никогда больше не откроются.
А затем произошло кое-что, чего Гэрэл — как он понял впоследствии — подсознательно ждал в эту минуту, и это кое-что было очень страшным.
А именно: веки мертвеца слегка вздрогнули, и вместе с ними вздрогнули длинные девичьи ресницы, чёрные у корней и слегка светлеющие к кончикам. Глаза Юкинари открылись, и он взглянул на Гэрэла.
— Господин генерал… — тихо сказал он.
Гэрэл вскрикнул от удивления и ужаса и оттолкнул его от себя. Вместо того чтобы упасть на пол безвольной куклой, Юкинари умудрился усидеть на месте, хоть это и потребовало от него усилий: он покачнулся из стороны в сторону, словно успел забыть, как удерживать равновесие. И продолжал смотреть на Гэрэла. Глаза у него были не как в народных байках про живых мертвецов цзян-ши: не красные, не белые; обычные человеческие глаза, совершенно прежние — разве что они стали какими-то мутноватыми, как тусклое стекло, и взгляд у Юкинари был бессмысленный, пустой…
— Господин генерал… — повторил он и протянул к Гэрэлу руку.
Тот, дрожа, отскочил назад. «Боги, если он прикоснётся ко мне, я закричу». Его затошнило. Ещё минуту назад в комнате не пахло ничем, кроме книг, нестираной одежды и объедков, но сейчас он был готов поклясться, что его окружает отвратительный сладковатый аромат могилы. Он начал отходить к двери, не сводя глаз с ожившего мертвеца, словно боясь, что тот может наброситься и убить его.
Но тот сидел на месте и лишь продолжал смотреть на Гэрэла своими странными тусклыми глазами.
В следующие дни по столице Чхонджу расползлись разные слухи о происходивших при дворе императора Токхына странностях — один причудливее другого.
Говорили, что Токхын окончательно помешался на всяческой мистике, и ему показалось мало компании белокурого генерала, который считался Чужим и сыном лисы, ху цзин. И что теперь император свёл знакомство с даосскими магами. А от них, как известно, ничего хорошего уж точно ожидать не стоит.
Также говорили, что Токхын и генерал Гэрэл одолели рюкокусского императора Юкинари вовсе не в честном бою, а с помощью хитрости и лисьих чар, и убили его самым ужасным способом. (Способы разнились в зависимости от фантазии рассказчика.)
И ещё говорили, что у императора появился новый загадочный телохранитель — бледный, одетый с ног до головы в чёрное юноша, который всё время ходил с завязанными глазами и всем, кто видел его, внушал смятение и ужас.
Странно, что никому не пришло в голову связать эти три слуха между собой, но факт — они существовали как отдельные истории.
Во всех трёх слухах была доля правды. Точнее, первые два слуха были правдивы во всём, за исключением, конечно, того, что Гэрэл не был ни Чужим, ни сыном лисы. Он думал об этом с невеселой иронией: для бесчестного убийства лисьи чары вовсе не нужны.
Третий слух был правдив от начала до конца.
Когда Гэрэл впервые увидел следующую по пятам за императором фигуру нового телохранителя, его пробрала дрожь, потому что он сразу узнал Юкинари. Не мог не узнать.
Тот был облачён в солдатскую форму — очень странно она на нем смотрелась, черная, узкая, наглухо застегнутая, после прежних его пестрых узорчатых шелков, — и его глаза были завязаны широкой чёрной лентой. Должно быть, для того, чтобы никто при дворе не узнал в новом телохранителе Токхына бывшего императора Рюкоку. А может, просто потому, что тусклый, неподвижный взгляд ожившего мертвеца пугал Токхына. Как Юкинари двигался, не видя ничего вокруг себя, было непонятно. Впрочем, мёртвым, наверное, всё равно, видят они что-то или нет.
