Сломанный мир (СИ) - Мори Анна

Когда хочешь найти себе оправдание, оно найдется.

— Уходите, — тихо сказал Юкинари, развернулся и, лязгая цепью, отошёл к стене.

— Вены режут вдоль. Для надежности лучше перерезать их не только на руках, но и на ногах, — на всякий случай предупредил Гэрэл и вышел, не забыв забрать погасший фонарь.

Тело Юкинари нашёл утром охранник, который приносил ему еду; тут же позвали императора и Гэрэла. Юкинари вскрыл себе вены (на руках и на ногах, вдоль, как подсказал ему Гэрэл). Он сделал это так же старательно, как привык делать всё остальное — разрезы тянулись от запястья чуть ли не до самого локтя, а внизу кровь пропитала одежду до самых коленей; лицо Юкинари было спокойным и безмятежным.

Глава 16. Вступает четвертый игрок

16. Вступает четвертый игрок

Император пришёл в ярость.

— Как это могло случиться? Откуда он взял нож?! Ведь его обыскивали при мне!

— Вероятно, он зашил нож в подкладку одежды, — предположил Гэрэл безмятежно.

Император долго рассматривал безжизненное тело Юкинари, кипя от бессильной злобы. Гэрэла он, конечно же, не заподозрил. Кого угодно, только не его.

Лицо Гэрэла было бесстрастным, но про себя он усмехался. «Я рад за тебя, мой бедный друг-враг, — подумал он. — Пускай твоя мечта не сбудется, зато ты свободен и, быть может, сейчас веселишься на небесах в обществе тех самых богов, в которых верил».

— Тело надо отправить рюкокусцам, — предложил он. — Пусть похоронят как надо.

Но лицо императора Чхонджу внезапно исказила злая усмешка, и Гэрэл с горечью понял, что император изобрёл некий способ отомстить Юкинари даже после его смерти.

— Отправим. Но не сразу. Есть у меня одна идея, — тихо сказал император. В застенке не было никого кроме них двоих (даже злополучный тюремщик предпочёл сбежать подальше, чтобы не попадаться на глаза разъярённому императору), но Токхын всё равно говорил в самое ухо Гэрэла, словно боялся, что его кто-нибудь подслушает.

Идея Токхына заключалась в том, чтобы подвесить тело на столбе на главной площади города, чтобы все любопытствующие могли взглянуть на него. Идея насчет столба вообще-то была неглупой. Если бы речь шла не о Юкинари, Гэрэл и сам поступил бы с мертвым врагом примерно так же: чем меньше сомнений останется у людей в его смерти, тем полезнее...

Император лично вышел на балкон дворца и поведал собравшейся на площади перед балконом публике, что Юкинари погиб в поединке с прославленным генералом Гэрэлом. Довольно мерзкая ложь: если бы Гэрэл действительно одолел Юкинари в честном поединке, он, может быть, не так терзался бы чувством вины. Впрочем, императору эта придумка тоже была не по вкусу. Когда он произносил это, лицо у него было такое, словно он грыз кислый-прекислый лимон. Тем не менее, «поединок с прославленным генералом Гэрэлом» был его собственным изобретением — Токхын, несмотря на своё болезненное самолюбие, был не совсем глуп и понимал, что если он припишет победу себе, на настолько грубое вранье уж точно никто не купится.

Сказать, что публика была потрясена — значит ничего не сказать. Поглядеть на поверженного вражеского императора собрался, считай, весь город.

С момента смерти прошло всего несколько часов, но Юкинари уже стал не похож на себя: кожа его на ярком свету казалась совсем серой, кроме полос подсохшей тёмной крови на запястьях и ладонях. Тело чуть раскачивалось на весу.

Глядя на подвешенное на столбе тело, Гэрэл пытался найти какие-то плюсы в происшедшем. Мысли скользили отвлеченно, он наблюдал за их течением как будто со стороны. Мирное соглашение заключить уже не получится, но они смогут быстро закончить войну — со смертью Юкинари Рюкоку рухнет. Молва путешествует быстро; Гэрэл был уверен, что не пройдёт и нескольких дней, как весть о гибели Юкинари облетит все Срединные Царства. Токхын согласился потом, когда жители столицы насмотрятся на тело вдоволь, отослать его рюкокусцам, чтобы те тоже удостоверились в гибели своего императора. Уже сейчас рюкокусцы, не зная, что случилось с их императором, были деморализованы и терпели одно поражение за другим. А удостоверившись в том, что Юкинари мёртв, они наверняка будут подавлены окончательно и сдадутся без боя.

Гэрэл по-прежнему лелеял надежду на то, что ему не придётся увидеть Синдзю, и без того видевшую немало бед, сожжённой и разграбленной, поэтому такой исход событий — бескровная победа — представлялся ему наиболее желательным. Хотя Токхын, соглашаясь отправить тело Юкинари в Рюкоку, конечно, руководствовался не политической выгодой, а исключительно ненавистью.

— Говорили — красавчик, а он жуткий какой-то, — донесся до Гэрэла обрывок чужого разговора.

— И ногти посинели уже, глянь…

Неправильность происходящего продолжала грызть его. Как сам Юкинари отнёсся бы к тому, что из него сделали зрелище? Совершенно нелепая мысль — из всего происшедшего это уж точно не было самым худшим. И это ведь, в конечном счете, для того, чтобы избежать лишней крови. Быть может, Юкинари был бы не против. А если бы и против — не все ли равно теперь.

Залитую кровью одежду Юкинари начали облеплять мухи, и смотреть на это было просто невыносимо.

Однако трупу удалось покрасоваться на площади всего несколько часов — случилось кое-что совершенно непредвиденное.

Прибежал мальчик-слуга с донесением от стражников. Поприветствовав императора и генерала как положено, он взволнованно выпалил, заикаясь больше, чем обычно:

— Там у ворот дворца… человек странный. Хочет поговорить с императором. Он ни о чем не просит, говорит, что, наоборот, сам хочет предложить кое-что интересное. Впустить его, Ваше Величество?

— Странный? И чем же он странный? Почему его вообще не прогнали сразу? — рассеянно отозвался Токхын. Было видно, что он вот-вот отмахнется от мальчишки.

— Да он из этих самых... Он похож на… — мальчишка замолк, стрельнул глазами в Гэрэла, затем со всей доступной ему вежливостью сформулировал: — У него необычная внешность. Волосы рыжие, как у водяного из сказок.

Взгляд Токхына тут же стал внимательным и сосредоточенным.

— Я с ним поговорю. Что еще он сказал?

— Сказал, это насчет мертвого императора. Еще сказал, что занимается наукой.

— Он монах? — В Чхонджу занятия наукой были не в чести — позволить себе подобное дуракаваляние обычно могли только монахи.

— Да, даос…

К даосам каждый народ Земли Четырёх Богов относился по-своему.

Северяне, привыкшие полагать свою родину колыбелью учёности и потому отвергавшие все подряд религии и суеверия, на даосов смотрели с насмешкой. Надо сказать, те и сами не особенно стремились в Страну Черепахи, знали, что в других местах их приветят с куда большей охотой. Где? Да к примеру, в Рюкоку. Жители страны Юкинари были суеверны, любопытны и отнюдь не чурались новшеств, и как следствие — интересовались даосами и их учением довольно живо. Когда Гэрэл гостил в Синдзю, он несколько раз замечал на улицах города какого-нибудь важного сановника в компании советчика-даоса в ярком, как небо, синем наряде. Но сам Юкинари был, похоже, совершенно равнодушен к модным веяниям, поэтому при дворе небесно-синих одежд Гэрэл не заметил.

Запад вечно раздирали войны; казалось бы, лучше бы даосским мудрецам туда не соваться, да и люди могли бы найти себе занятие попрактичнее, чем приобщаться к новому учению, однако же совались — одни и приобщались — другие. Находили в этом учении что-то такое, что помогало сносить тяготы войны. Еще несколько десятков лет назад обвинение в колдовстве или оборотничестве могло в одночасье превратить влиятельного вельможу в самого ничтожного из евнухов при дворе. А сейчас каждый дурак в Чхонджу умел гадать по гексаграммам, вошли в моду астрология и алхимия, а император Токхын со своей влюбленностью в сверхъестественное первым подавал подданным пример.