Свидетель Мертвых - Эддисон Кэтрин

Голоса Занарин и Парморин становились все громче. Я резко встряхнул головой и сказал:

– Спорами мы ничего не добьемся.

– Мы не спорим, – горячо воскликнула Парморин. – Отало Занарин ставит под сомнение качество нашего образования и наши познания.

На это был способен только глупец или фанатик. Судя по хмурому лицу и холодному взгляду Занарин, глупой она не была.

– Мы не сомневаемся в вашей учености, – возразила Занарин. – Нас не устраивает ход вашего расследования.

– Вы гоняетесь за призраками, и мы отразим это в нашем отчете.

– Когда правда выйдет наружу, вы будете выглядеть дурочкой, – не скрывая презрения, бросила Занарин, и лицо Парморин побагровело. – Мы так легко не сдаемся.

– Отало Занарин… – начал я, но она продолжала, не слушая меня:

– Мы обследуем все тела и отыщем истину, до которой вы не в состоянии докопаться.

Все тела? Но мы не осмотрели еще и половины.

– Вы ничего не найдете, – отрезала Парморин, развернулась на каблуках и зашагала прочь.

– Отало Занарин, – повторил я громче. – Свидетель права. Если она не обнаружила доказательств того, что было совершено преступление, то эти бесконечные расспросы умерших не имеют смысла.

Она хмуро уставилась на меня.

– Вы уже высказали свое мнение. Мы его не разделяем. Мы считаем, что один из этих трупов может дать нам ответ, который не сумела отыскать Свидетель Парморин среди обломков корабля. – Ее рот скривился в подобии улыбки, но вышло не очень похоже. – Мы продвигаемся слишком медленно. Идите сюда. До заката мы должны допросить вот этих.

Услышав, что Занарин намеревается закончить работу на закате, я испытал такое сильное облегчение, что охотно пошел за ней. Но тут же замер на месте, поняв, что она направляется к обугленным телам рабочих, которые находились ближе всех к кораблю в момент взрыва. Она заставила меня говорить с одним из них вчера, когда тело еще дымилось.

– Подойдите, – нетерпеливо сказала Занарин, и я опустился на колени рядом с трупом.

Но я не смог узнать у семи почерневших изуродованных тел ничего, кроме воспоминаний о смерти. Ничего о том, что предшествовало взрыву; ничего из того, что позволило бы ответить на вопрос Занарин.

– Он не знает, – повторял я снова и снова. – Спрашивать бесполезно, отало. У них нет ответа.

Судя по выражению ее лица, она мне не верила, но, по крайней мере, не стала открыто обвинять меня во лжи. Вместо этого она с каменным лицом сказала:

– Уже поздно. Сделаем перерыв до утра.

И продолжим завтра, угадал я завуалированную угрозу, но был так рад услышать слово «перерыв», что мне было уже все равно.

Я сбежал от нее на другой конец ангара – иначе как «бегством» это нельзя было назвать, – торопливо прошел мимо послушника, который стоял на часах у двери, и выскочил на улицу. Я не заметил Чонадрин, пока не услышал ее голос:

– Отала Келехар?

Я остановился и уставился на девушку.

– Мин Чонадрин? Вы меня искали?

– Да, – сказала она, – но меня не впустили в ангар. У вас есть минутка?

– Конечно, – машинально ответил я, как ответил бы любому прихожанину, который попросил бы меня о разговоре.

– Я все думала… – начала она, но осеклась, нахмурилась, и кончики ее ушей опустились. – Вам нехорошо? Вы выглядите…

– Все в порядке, – перебил я ее. – Я просто… у меня болит голова.

Фраза «болит голова» едва ли могла адекватно описать мое состояние; мне казалось, что в мой левый висок забивают кровельные гвозди.

– Вам нужно выпить чаю, – решительно сказала Чонадрин. – Идемте. Посидим в моей любимой чайной, выпьем настоящего чая, и кстати, когда вы в последний раз ели?

– Сегодня утром, – пробормотал я, и меня затошнило при мысли о еде. – Но, мин Чонадрин…

– Все называют меня просто Чонадрин, – сказала она. – От этого никуда не денешься, если ты – ашенин.

– Можете называть меня Келехаром, – ответил я. И мне вдруг захотелось на время забыть о титулах, не слышать больше слов «мер» или «отала» (или «осмер» – строго говоря, я имел право на это обращение, точнее, это было прежде, до того, как семья от меня отказалась). Имени было достаточно.

– Келехар, – сказала она, – идемте со мной. «Жемчужный дракон» недалеко, там подают замечательный айканаро.

Я обычно не пил айканаро, но сейчас мне ужасно захотелось ощутить вкус имбирного чая.

– Хорошо, – согласился я.

– Вот и договорились. – Она улыбнулась, хотя улыбка показалась мне немного натянутой.

В сгущавшихся сумерках мы дошли до чайного домика, облицованного дранкой в виде белой чешуи. Войдя, я вздрогнул от неожиданности. Стены украшала фреска с изображением белого дракона, тело которого словно обвивало зал. Во-первых, изображение было чрезвычайно правдоподобным и чересчур хорошо выполненным для обычной чайной, а во-вторых, мне показалось, что чудовище смотрит прямо на меня с таким выражением, словно собирается сожрать. Драконы часто встречались в народных сказках Амало. По преданию, в незапамятные времена они обитали в горах Мерварнен и стерегли месторождения драгоценных металлов, но потом пришли золотоискатели и всех драконов перебили. Действительность была далека от героических легенд; хозяева горнопромышленных компаний были всего лишь алчными и коррумпированными дельцами, их совершенно не интересовала судьба горняков, которые часто гибли на рудниках. Но я понимал стремление простого народа романтизировать прошлое.

Очевидно, «Жемчужный дракон» служил местом встречи заводских работниц. Женщин здесь было по меньшей мере втрое больше, чем мужчин; некоторые, заметив Чонадрин, окликали ее.

Она с улыбкой отвечала на приветствия, но, не задерживаясь, прошла к свободному столику в причудливой нише в дальней части зала.

– Садитесь, Келехар, – предложила она. – Я принесу чай.

К моему удивлению, изящный деревянный стул оказался поразительно удобным. Лампа светила мне в лицо. Я закрыл глаза и не открывал до тех пор, пока не услышал голос Чонадрин:

– А вот и чай.

Она осторожно поставила поднос на стол, села напротив и добавила:

– Я заказала еще булочки с начинкой, их скоро принесут.

Я нерешительно потянулся к простой глиняной кружке, пытаясь вспомнить, сколько у меня при себе денег, и Чонадрин закатила глаза.

– Можем поделить счет поровну, а лучше я заплачу за все. Мне тоже нужно поужинать.

– Вы очень решительны, – заметил я, и она рассмеялась.

– Вы хотели сказать, что я люблю командовать. Но такой уж у меня характер.

Я осторожно отпил глоток. Жгучий имбирный чай смыл мерзкий привкус, который стоял у меня во рту, хотя и не помог избавиться от головной боли.

Чонадрин сказала:

– Кроме того, я очень любопытна. Что вы делали в том ангаре, куда никого не пускают?

Мне никто не приказывал соблюдать секретность. Я ответил:

– Отало Занарин считает, что взрыв произошел не случайно, и она намерена найти доказательства своей теории, допрашивая погибших.

Глаза Чонадрин сделались круглыми от изумления, и она прижала уши к голове.

– О. И вы…

– Я – Свидетель Мертвых, – сказал я, пожав плечами, и сделал еще глоток чая.

– Какой ужас, – вздохнула она. – Или вас это больше не трогает?

– Разговоры с мертвыми всегда будут трогать меня до глубины души, – ответил я. – В противном случае я не смогу следовать своему призванию, заниматься своим делом. Если Свидетель становится невосприимчивым к ужасам смерти, он теряет способность говорить с мертвыми.

Она еще сильнее прижала уши.

– Много ли таких Свидетелей среди ваших прелатов, Келехар? Тех, кто давно служит?

– Мы выгораем, – объяснил я, – как свечной фитиль, тонущий в луже расплавленного воска. У меня есть еще около пяти лет, а потом я тоже перестану их слышать.

– Вы думаете, это принесет вам облегчение?

– Не знаю.

Я обрадовался, когда подали еду, и не только потому, что был зверски голоден. Выпечка оказалась очень вкусной; ветчина и острый белый сыр были завернуты в нежное тесто, и булочки держали в печи ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы образовалась хрустящая корочка, а сыр расплавился. Невозможно было есть их аккуратно, но служитель принес стопку салфеток. Булочки очень хорошо сочетались с айканаро. Головная боль постепенно отступала.