Вера Огнева - Нестрашная сказка. Книга 2.
Пытка продолжалась и продолжалась. Тихо скулил Сигурд. Лекс молчал, кажется, пребывая без памяти. А может, уже умер.
Свежий воздух показался ледяным. Или они вынырнули среди снегов?
Небо загораживали кроны, в просветах перемигивались звездочки. Ухал филин.
Все лежали на земле вповалку. Лицо Энке показалось Тейт безумным. Завозился Лекс, вытащил из-за пояса кошель, вытряхнул из него медную посудинку и пристроил ее между камнями.
Энке свечкой с места ушел вверх, налету превращаясь в узкий закрученный белый вихрь, который со свистом всосался в горлышко посудины.
Джинн? Надо же, джинн! Все та же полка в детской, на которой живут драконы и феи…
— Вы там как? — промычал Лекс, с трудом принимая вертикальное положение.
— А уже почти никак. Сигурд?
— Мама, я потерял головоломку.
— Мне жаль. Мы не можем за ней вернуться.
— А куда улетел дядя Энке?
— Я не знаю. Дядя Лекс, наверное, знает, но нам не скажет.
— Держи свою головоломку. Ты ее выронил, а я подхватил. Что касается превращений нашего общего друга, с ним такое твориться уже неизвестно сколько веков. Не побоюсь даже сказать: тысячелетий.
— Что творится?
— Он привязан к лампе. Все очень просто и очень печально. Он раб.
— Твой? — для чего-то уточнила Тейт.
— Он раб любого, кто владеет лампой. Уже несколько лет мы путешествуем вместе. Я как могу, оберегаю сей драгоценный сосуд, чтобы он не попал в плохие руки. А Энке хранит меня. Хочу сразу тебя предупредить, если ты попробуешь завладеть лампой, мне придется тебя убить. Прости. Таковы реалии. Отчего ты думаешь, мы неслись под всеми парами? Опоздание грозило очень большими бедами. И Энке и нам. А в переходе нельзя пользоваться лампой по, так сказать, прямому назначению.
— Вы друзья, вы много лет вместе… так освободи его, — Тейт такой выход казался вполне закономерным и правильным.
— Я бы с радостью. Только от моей воли тут ничего не зависит. Чтобы стать свободным Энке должен выпить один глоток… молока единорога.
— Что?!
— Не кричи, пожалуйста. Ночью в лесу слышен каждый шорох, а я тебе открываю одну страшную тайну за другой. Не хотелось бы, чтобы нас услышали чужие уши. Мы с Энке и прибыли сюда из-за молока. Но самим, как выяснилось, его не взять. Помоги нам. Мы заплатим любую цену…
— Остановись!
На Тейт будто свалился неподъемный груз. Ее придавило отвращение. Ее опять предали. Опять обман. Хотя, понять можно, ради обретения долгожданной свободы и лягушку поцелуешь…
…он ласкал, был нежен, он заставил ее вспомнить, что такое желание и безмятежность…
Он просто хотел стать свободным!
— Помоги нам. Я сделаю для тебя все, что в моих силах. Любая цена…
— Замолчи! Я не хочу слушать.
— Тот, кто выставил в переходе ловушку, придет за тобой и твоим сыном! — Крикнул Лекс. — Учитывая, что мы ему сильно осложнили жизнь, придет скоро. Одной тебе не справиться. Глоток молока — цена жизни твоего ребенка.
Мятая медная посудинка засияла блеклым красноватым светом, воздух над горловиной вздрогнул и в следующее мгновение из нее вырвался нарядный белоснежный вихрь, быстро превратившийся в Энке. Джинн посидел несколько секунд, приходя в себя, тряхнул головой и потянулся, взять Сигурда на руки.
— Я понесу…
— Н-е-ет!
Тейт подхватила сына и побежала, спотыкаясь на каждом шагу. Ей хотелось выть. Пусть они уходят! Изуродованную, проклятую, оставшуюся один на один с целым миром, женщину в очередной раз предали. В первый — когда Гуго не распознал подмены, потом еще и еще.
Внутри с каждым шагом креп трезвый голос самой правильной из дочерей Ольрика: зло с лицом Дамьена обязательно вернется, он же прямо сказал, что охотится за ее сыном. Он придет забрать мальчика, а что сделает Тейт? Позовет на помощь Глена? Полуэльф и его жена, как и сама Тейт останутся холодными трупами на поляне, а Сигурд пойдет на заклание в жуткой игре зла.
— Мама, давай я сам пойду.
Сигурд взял ее за руку и как маленькую повел в сторону дома. Тейт ничего не видела. Слезы жгли глаза и щипали кожу.
8
Аккуратно свернутое нарядное платье лежало на столе, рядом чалма из переливчатого шелка. Простое платье, черная повязка. Черкен хватит и этого. Сигурд доедал последний кусочек сыра. Она сейчас сделает то, что задумала, потом уйдет к соседям, а гости пусть остаются тут.
Солнце только еще чуть высветило восточный край. Под кустами лежала свежесть. В лесу стоял сплошной щебет и цвирканье. Человек и джинн ночевали под навесом. Они уже встали. Лекс плескался в бочке с водой. Энке забрался на приступку, и поправлял ставень.
— Идем.
Тейт не хотелось видеть его обязательную лживую улыбку. Она вся закаменела внутри. Лекс дал слово, что защитит ее ребенка. В обмен она выполнит его просьбу.
— Итара!
Лоснящаяся шкура самки светилась розовым. Тор бегал по кругу, подбрасывая куцый круп. Самка охотно подошла, дала себя огладить.
— Прошу тебя.
Слез было так много, что промокла повязка, закрывающая нижнюю часть лица. Стало щипать кожу. Тейт отбросила ткань. Самке передалось ее настроение, она заржала и сделал шаг назад. Тейт упала перед ней на колени.
— Прошу тебя! Прошу, как дочь единорога, всего один глоток. Я знаю, что преступаю закон. Пусть род единорога отвернется от меня, и я стану вечным изгоем. Я иду на это с открытыми глазами. Прошу тебя!
Самка всхрапнула, как будто всхлипнула. Но она уже не отступала. Глаза наполнились печалью. Тейт обняла голову самки, понимая, что, возможно, делает это в последний раз.
— Иди.
Энке встал на колени и припал губами к соску. Самка болезненно дернулась. Время споткнулось… остановилось…
И пошло дальше.
Тейт открыла глаза. Самка понуро свесила голову. Энке оторвался от соска, не разгибаясь отполз, и только тогда выпрямился. Первый луч вставшего солнца осветил его лицо. Оно не изменилось и в тоже время изменилось до неузнаваемости. Посреди поляны стоял бронзовый бог.
Энке расправил плечи, вскинул руки и послал в небо победный кличь. Изо рта вырвалось короткое пламя. Самка друг сделал к нему шаг и потерлась мордой о его ногу. Энке поцеловал ее в мягкие бархатные губы, а потом схватил Тейт, подбросил и, мягко поймав, закружил, так, что травы, кусты, деревья слились в сплошную зеленую полосу.
Тейт забыла! Она не подумала о том, что глоток молока не только средство от многотысячелетнего проклятия. Так мальчики проходили посвящение. Энке случайно стал сыном Белого единорога.
На голову нарушительницы теперь точно должны были посыпаться камни с неба.
— Я унесу тебя в прекрасную страну и построю тебе дворец с семью башнями. Хочешь?
— Нет!!!
Крик ножом врезался в его ликование. Энке осторожно опустил женщину на землю.
— Что случилось? Я тебя обидел? Скажи, может быть, я нарушил какие-то ваши табу? Я все исправлю. Ты прекраснейшая…
— Нет! Замолчи. Ты получил то, что хотел. Оставь меня!
Энке попятился. Тейт развернулась и пошла. Ей было все равно куда.
— Возьми, — Лекс протянул Энке старую помятую лампу, в которой булькало.
Джинн с опаской тронул покрытый патиной металл, схватил безделушку и забросил в кусты. В воздух точно как Тейт полетел Лекс.
— Отпусти, придурок!
— Объясни, — попросил немного успокоившийся джинн, — почему девушка меня возненавидела?
— Она безобразна, а ты все время называл ее красавицей. Она решила, что ты подло льстил ей, обманом втираясь в доверие.
— Ты сумасшедший или слепой? — возмущенно заорал Энке. — Она действительно прекрасна.
— Стоп! — не то ему, не то себе сказал Лекс. — Что ты видишь?
— А ты? — склочности у Энке не убавилось.
— Невысокая, костлявая. Лицо изуродовано шрамами. Волосы черные, жесткие, торчат как иглы дикобраза.
— Высокая. Белая кожа, волосы темного золота… у нее глаза.
— Да?
— Серые с голубыми и зелеными искрами.
— Я осел!
— Я тебе давно это говорил.
— Постой!
Тейт не успела уйти далеко. Разговор этих двоих сбил ее с толку. Лекс шел к ней, кажется, очень долго, все замедляя и замедляя шаги.
— Черкен ведь не твое настоящее имя? Я точно осел. Единороги подчиняются только…
Лекс опустился на колени, поймал ее руку и поцеловал.
— Молчи! Я прошу тебя. Молчи! — взмолилась Тейт.
Он, кажется, понял: прижался лбом к ее обветренной ладони, потом подобрал и поцеловал край платья.
— Эй, трепач с большой дороги, зачем ты подлизываешься к замарашке?
Тейт узнала бы этот голос и через сто лет.
— Будь осторожен, — продолжал Гуго, — ей удалось обвести вокруг пальца даже горцев. Я видел, как она целовалась с черным незнакомцем. Потом приехали вы. Он убежал.
В нем прибавилось силы. Не физической, другой — гнущей пространство в дугу.
