Алексей Гравицкий - Калинов мост
— Милонегу говорила? — прищурилась бабка.
Девушка покачала головой.
— Молодец, и не говори, — похвалила Яга. — Не зачем его терзать, все равно помочь не сможет. А этому, коли еще придет, говори, чтоб убирался. Покуда живешь, прав на тебя у него нет. И не верь ни единому его слову. Тьма это ложь. Под ее покровом все что угодно сделать можно и правды не докажешь и виноватого не найдешь. Пойдем, а то нас уже потеряли поди.
Милонег, которого взял с собой за компанию, ходил по квартире художника с распахнутым ртом. Сам же Игорь отнесся к картинам спокойнее. С творчеством художника Доронина успел познакомиться довольно плотно. Интернет помог. Чего ждать от автора знал, но когда увидел готовый макет немного ошалел. Художник сидел в кресле напротив прилипшего к макету Игоря и курил кальян.
Вячеслав Алексеевич превзошел самого себя. Город на макете выглядел в точности, как оригинал. По пропыленному садовому кольцу ехали машины, въезжали на мост и скатывались с него. Под мостом текла мутная, непрозрачная Москва-река. По ней мимо парка культуры тянулся старенький речной трамвайчик. По набережной и через мост шли люди. В большом количестве гуляли крохотные фигурки в самом парке аттракционов и в парке за Центральным Домом Художника.
Фасады зданий по другую сторону набережной пропылились и молчаливо, словно настоящие, возвышались памятуя о Москве советской, когда были они моложе, когда не развешивали по ним рекламу и чистили чаще и качественнее.
На дальнем краю макета посреди реки торчал странный, как и масса других памятников гигантомана Зураба, Петр в костюме первооткрывателя Америки. Художник оставил идею о прилепленных к памятнику грудях, просто скопировал в миниатюре. Копия получилась мастерской, Петр выглядел столь же нелепо, как в жизни.
— Вас устраивает? — Доронин выпустил густое облако ароматного дыма, на заказчика смотрел с интересом.
— Как вам это удалось? — восторженно пролепетал Игорь.
Последний раз такой трепет в душе возник, когда в далеком детстве у приятеля смотрел на немецкую железную дорогу. Папа соседского мальчишки мотался по загранкам и привозил такие запчасти для игрушки, каких московские коллекционеры детских фургончиков в глаза не видели. Играть в это чудо Игорю в четыре года казалось кощунством, потому он просто смотрел, как сосед укладывает рельсы, безжалостно тыкая их, пытаясь выстроить дорогу, и как гоняет по ним паровозики.
— Три дня гулял, три дня рисовал. Три недели ваял, — пожал плечами Доронин. — Ради вашего макета отложил все остальные проекты. Так вас устраивает результат?
— Более чем, — не в силах справиться с эмоцией затряс башкой Игорь. — Вот только…
Он посмотрел на крышу одного из домов, там, весело улыбаясь, раздвинула ноги нарисованная девка. Будто совращали и дразнила какие-то космические или кармические силы, глядящие из космоса.
— Я же просил без допущений.
Доронин азартно улыбнулся, глаза заблестели.
— Там нет никаких допущений. Залезьте на крышу и убедитесь. Она там уже есть.
Игорь поперхнулся. Безумству храбрых поем мы песню. В этой работе смысла не было никакого. Во всяком случае для заказчика. Зачем это понадобилось художнику одному аллаху ведомо. Сам Вячеслав Алексеевич ничего объяснять не собирался, задорно лыбился и пыхтел кальяном.
— Сумасшедший дом, — выдавил бородатый.
— Прекрасно, — довольно протянул художник. — Тогда осталось два вопроса. Расчет и доставка.
Игорь молча вытащил из кармана сверток, протянул Вячеславу Алексеевичу.
— Здесь вся сумма. Пересчитайте.
— Я вам верю, — улыбнулся тот. — Такие как вы не врут. Не умеют. Что с доставкой?
— Машина будет, адрес я укажу, вам надо будет только проконтролировать процесс и если что-то повредится, поправить на месте. Вас это не затруднит?
— Нисколько, — благожелательно пыхнул кальяном художник.
Свет отключили, когда была в душе. Не то электричество вырубилось, не то лампочка накрылась. Лада стояла в ванне, с намыленной головой, потому выяснять причины сразу не поскакала.
Пока поспешно смывала шампунь, темнота загустела до непроглядного состояния. Тогда только поняла, что что-то не так.
— Здравствуй девица-красавица, — донеслись из-под двери знакомые интонации.
— Уходи! — она отпрянула, прислонилась спиной к холодной кафельной стене.
Руки судорожно пытались прикрыть наготу, что рассмешило скрывающийся в темноте голос. Гость захихикал.
— Это ты здорово придумала. Я же говорил, что вы мастера во всем, что касается самообмана. Я, значит, к тебе не приходил, это просто ночные кошмарики.
Голос сново гаденько рассмеялся. Лада вжалась в стену, не зная куда деваться. Хотелось броситься вперед, распахнуть дверь и выскочить в свет. Но тьма была настолько густой, что ни двери, ни даже собственной руки видно не было. А может и не было здесь ничего кроме тьмы.
— Неужто ты думаешь, что тебе это просто так спустят с рук? — нейтральным тоном стороннего наблюдателя поинтересовался голос. — Однажды тебя позовут обратно и ты не сможешь противиться. Ты отдана тьме. Ты отдалась тьме.
— За то, чтобы быть светом, — возразила Лада. Голос дрожал.
— Так не бывает, — засмеялась темнота. — Свет в тебе конечно есть, но скоро весь выйдет. Это не твой свет. Ты тьма. Твоя душа во тьме. Помни про заклад.
— Какой заклад? — спросила, хотя прекрасно знала о чем речь.
— Напряги память, — посоветовал голос. — Это как денег в займы взять. Берут чужое и на время, а отдают свое и навсегда. Ты взяла то, чего не могла взять. Теперь придется отдать то, чего не могла отдать. Все честно, невозможное за невозможное.
Голос снова засмеялся. Смех несся со всех сторон, заставляя трястись поджилки. Не выдержав, она отдернула шторку. Бросив душ схватила ощупью полотенце, выскочила из ванны и дернула дверную ручку. Дверь оказалась на месте и отворилась легко.
Коридор встретил прохладой и светом. Она обернулась в темной ванной комнате никого не было. И смеха больше не было. А еще через секунду вновь зажглась лампочка.
Лада вздрогнула. Не привиделось.
Макет занял половину комнаты, чтобы поставить его нормально, пришлось разложить и сдвинуть пару столов. Кот разглядывал воссозданный фрагмент Москвы с интересом. Старуха с претензией. Впрочем, к чему придраться она не нашла.
Художник постарался на славу. Воспроизведено было все, от пыли на нижней части черных перил моста, до надписи из трех букв на вантах, созданную каким-то балбесом, которому по случайности в руки попал баллончик с краской. В жизни надпись была размашистой, на макете она уменьшилась до едва различимой, но тем не менее читалась.
