Алексей Гравицкий - Калинов мост
Вскоре свечение растаяло, а тело опустилось на пол, свернулось в комок боли. Старуха перестала качаться, поднялась на ноги.
— Помоги ему, зверь, когда в себя придет. Я устала.
Кот не ответил. Уже через несколько секунд остался в комнате наедине с Олегом-Милонегом. Ждал. Когда тот наконец поднял голову и посмотрел новыми глазами, оборотень опустил взгляд.
— Теперь понял? — спросил тихо.
— Понял, — глухо отозвался Милонег. — Могли бы и помягче то же самое объяснить.
— Главное, чтоб подоходчивей, — фыркнул Кот. — А помягче мог бы ты. У меня брюха запасного нет, чтоб по этому с такой дури лупили.
— Сам напросился, — проворчал Милонег, поднимаясь.
Похмелье держалось какими-то ошметками. Такими же обрывками застряло и моральное похмелье. Но что-то изменилось, встало на свои места. То, чего не понимал Олег многие месяцы, стало ясно Милонегу.
Парень сделал шаг к оборотню, обнял. Ладонь с силой хлопнула по плечу.
— Ну, здравствуй, Кот. Что ж ты врал, что тебя дядей Костей зовут, скотина хвостатая.
Оно пришло ночью. Кажется, во сне. Лада не помнила, не могла вспомнить с чего это началось. Просто в какой-то момент все стало темнеть, черным навалилось со всех сторон, затмило последние кусочки того, что она уже не помнила.
— Здравствуй девица, здравствуй красавица, — нарочито мягким голосом донеслось из темноты. — Не соскучилась ли ты по мне? Я уж и заждался.
— Кто здесь? — не то подумала, не то сказала Лада. Даже если не сказала, то тьма услышала и мысль.
— Это я, твой кредитор. Мы с тобой поменялись, помнишь? Я тебе счастье с твоим Милонегом, а ты мне себя со всеми потрохами. Счастье получила?
Спорить было глупо. Получила.
— Вот и я говорю. Пора долг отдавать.
— Рано, — первый раз кажется вслух произнесла Лада. — Дай хоть жизнь прожить.
— А кто говорил о жизни? Говорили о счастье.
— Знаешь что, — разозлилась вдруг Лада. — Это все равно, что пожелать много золота и умереть на плахе от золотого топора. Кого-нибудь другого так проводи. Меня не обманешь.
Голос расхохотался. Тьма словно бы надавила, пощекотала.
— Я и не стану тебя обманывать, — отозвалась тьма со всех сторон, как будто один голос записали на пленку и прокрутили одновременно через сотню динамиков. — Вот еще. Обманывать интересно тех, кто норовит меня обмануть. С плутовством играть в обман одно удовольствие. А вы никогда никого не обманете. Такие как ты и твой Милонег обманывать не умеют. Зато самообман — ваш конек.
Лада вздрогнула.
— А я вот постою в сторонке и полюбуюсь, — сообщил голос уже тихо. — Посмотрю как вы сами себя загонять будете. Жизнь прожить хочешь? А что для тебя жизнь?
— Милонег, — шелохнулись губы, произнося имя.
Тьма снова затряслась от смеха. От этого гогота хотелось спрятаться, и Лада укрылась с головой одеялом. Но и здесь светлей не стало. И той защищенности, что чувствовала в детстве, залезая в теплые уютные пододеяльные дебри, не ощутила.
— Живи, — голос закрался и сюда, шепнул в самое ухо. — Только жизнь ваша короткой будет.
И голос растаял, тьма отступила. Но от последней фразы сделалось настолько жутко, что она вскрикнула и подскочила.
Больничная палата была все той же. И не так темно в ней было, как могло показаться. В окно тыкались черные голые ветви, чуть в стороне неярко светил фонарь. По палате расползались длинные, корявые тени.
Сердце продолжало бешено колотиться. Ей показалось даже, что этим стуком перебудит всю больницу. Но слышен он был только ей. Даже вскрик был легким и тихим настолько, что никто не проснулся. Лишь с соседней койки приподнялась сонная голова.
— Чего кричишь? Врача позвать?
— Нет, — резко замотала головой Лада. — Просто кошмар приснился.
Да, пришла спасительная мысль. Это просто кошмар. Сон, не более. Если приходил в самом деле, подай голос, проявись. Подтверди, что это был ты. Но тьмы не было, и голоса не было. Не то ушел, не то не приходил вовсе. А может, затаился в сторонке, как и обещал, и наблюдал с улыбкой.
Милонег не появлялся больше недели. На тренировки не приходил, в дом не заходил, не звонил. И сам на звонки тоже не отвечал. Оборотень начал беспокоиться. Старуха хмурилась, но молчала. Когда Кот переживал в голос, лишь головой качала. «Все в порядке. Погоди, сам появится».
Так и случилось. Парень позвонил через неделю. Голос был почти веселым.
— Дядя Костя, — издевательски обратился к оборотню. — Заходите в гости. У меня жена из больницы выписалась. Сына покажу.
Кот пришел не один. С ним вместе увязалась и Яга и Игорь. В комнате все осталось по-прежнему, только появилась в углу детская кроватка. Лада была непривычно тихой, от старухи и оборотня держалась чуть в стороне, что не укрылось от взгляда «дяди Кости».
Святослав Олегович спал. Маленький, лысый, красный и орет все время, вспомнил Кот рассказанную Игорем шутку. Впрочем, как все дети. У оборотня мелкие щенки человеческие никогда никаких эмоций не вызывали. Слишком глупы и беспомощны. Старуха же наоборот оживилась при виде малыша до неузнаваемого состояния.
— Уй ти господи, — заверещала бабка. — Каков карапуз.
Карапуз поморщился во сне. Яга повернулась к Ладе и Милонегну, сказала строго:
— Чтоб как «мама» с «папой» выговаривать начнет, научили «баба» говорить.
— Ага, — не сдержался Кот. — У всех будут бабы, как бабы, а у Святослава Олеговича — баба Яга. Вот повезло мальчишке.
— Бабушка, — поморщился Игорь. — Чего ж сразу баба?
— «Бабушка» карапуз сразу не выговорит, — весело отозвался оборотень. — Потому баба.
— Молчал бы уже, — вступился за Ягу Милонег. — Дядя Костя.
Старуха хрипло рассмеялась.
Ладу нашла позже, на кухне. Оставила мужчин в комнате, сама выскочила вслед за девушкой. Прикрыла за собой дверь.
— Что с тобой, девонька? — тихо спросила с порога. — Вижу, что своя не своя, сторонишься. Случилось что?
Девушка отставила заварной чайник, посмотрела на старуху с сомнением, будто боролась сказать или нет.
— Рассказывай, — сухо распорядилась Яга.
— Он приходил.
— Кто? — насторожилась бабка.
— Тот, кого вслух поминать не хочу, тем более к ночи. Я еще в больнице лежала. Ночь была. Не знаю, взаправду ли. А то может приснилось.
Старуха села к столу. Девушку взглядом не отпускала ни на секунду, словно силилась понять Лада в ней живет сейчас, Люда, или вовсе ничего человеческого не осталось.
— Может и привиделось, — кивнула она. — О чем говорили?
— Он к себе звал, про долг напоминал. А я отказалась. Он и ушел, — честно рассказала Лада.
