Della D. - Метаморфозы
— Нет, — потом, осознав, что его ответы звучат слишком грубо, он пояснил: — Все это подождет до утра. Сейчас лучше ничего не принимать.
— Я могу еще что‑то сделать? – поинтересовалась гриффиндорка, и Снейп открыл глаза, чтобы посмотреть на нее.
— Вы собираетесь податься в колдомедики? – насмешливо поинтересовался он.
— Я просто хочу вам помочь, — искренне ответила она, слегка порозовев под его пытливым взглядом.
— Который сейчас час? – неожиданно спросил он.
— Половина одиннадцатого.
— Отбой в десять, — задумчиво пробормотал он, — как староста вы имеете право задержаться на час. Вы еще успеете вернуться в башню, не нажив себе неприятностей с Филчем. Значит так, мисс Грейнджер, идите в лабораторию, найдите там пять стограммовых пузырьков и разлейте в них зелье. Потом принесите сюда.
Когда она так и сделала, он указал рукой на прикроватный столик.
— Поставьте здесь и идите.
— А зачем это? – не удержалась от вопроса девушка.
Снейп театрально закатил глаза.
— У мисс Всезнайки, как всегда, куча вопросов. Хорошо. Одного приема противоядия мало. После первого приема необходимо пить его еще по сто грамм через каждый час. Пять раз. Но с этим я справлюсь.
Она с сомнением посмотрела на его мокрое от пота, бледное лицо, сами собой закрывающиеся глаза, прислушалась к тяжелому, неровному дыханию. «Что‑то сомневаюсь я в этом, профессор, — подумала она. – Посмотрим, как вы справитесь». И она опустилась в кресло, в котором недавно сидел Рон. Профессор Снейп не заметил этого. Он снова был без сознания.
***
К исходу первого часа Гермиона разволновалась не на шутку. Профессор весь пылал, периодически стонал, его лицо искажалось от боли, при этом девушка была не уверена, была ли тому виной боль физическая, или его воспаленное сознание было во власти кошмаров. Она попыталась облегчить ему жизнь, обтирая лицо, шею и грудь платком, смоченным в холодной воде, но жар не спадал.
Гриффиндорка посмотрела на его одежду: плащ Пожирателя, сюртук, рубашка, брюки. Пожалуй, все, что выше пояса, можно снять, иначе он просто сгорит.
Она потянулась к одежде, пытаясь стащить с него все разом. Но внезапно он пришел в себя. Или почти пришел. По крайней мере, он вцепился в одежду, не давая снять ее.
— Пожалуйста, профессор, — попыталась она воззвать к его логике. – У вас жар, вся эти вещи только делают вам хуже, — но он отрицательно покачал головой. – Это смешно, профессор, я уже практически все видела, — сказала девушка, почти повторяя фразу, которую он сам ей говорил, — кроме рук… ой! – она встретила его взгляд: в нем было отчаяние.
— Вот именно, — прохрипел он.
— Простите, — смешалась она. – Я не подумала. Позвольте снять с вас хотя бы плащ и сюртук. Вам будет легче, — он согласно кивнул и помог ей стащить с него верхнюю одежду, оставляя расстегнутую рубашку.
Гермиона посмотрела на часы и взяла в руки флакон с зельем.
— Пора, — она протянула ему склянку. Он выпил почти залпом и снова лег. Потом он посмотрел на нее более осмысленно.
— Что вы здесь делаете? Я же приказал вам уходить, – грозно поинтересовался он.
— Вы приказываете мне это с самого начала, — парировала она, подтаскивая кресло ближе к его кровати. – И что было бы, послушайся я вас? – он только недовольно скривился. – У вас жар, вы то и дело теряете сознание. Вы не сможете пить зелье по часам. Я останусь с вами.
— Гриффиндорское благородство, — проворчал он.
— Вы помните, что помогли мне совсем недавно? – возразила Гермиона. – Как я могу бросить вас?
— Значит, гриффиндорская благодарность, один черт, — проворчал он.
Она снова смочила платок в воде и стала протирать его лицо, пересев на край кровати.
— Не понимаю, почему вас это раздражает, профессор, — недоумевала она. – Я ведь просто пытаюсь вам помочь. Какая разница, что мною движет?
— А вы не понимаете? Ну, конечно, как вы можете понять, — пробормотал он. – Откуда вам знать.
Гермионе показалось, что он бредит и снова проваливается в обморок. Но он внезапно накрыл ее руку, которой она держала мокрый платок, и прижал ее к своей обнаженной груди. Сила, с которой он это сделал, не оставляла сомнений: он сейчас вполне в сознании. О том же говорили и его глаза, которыми он вглядывался в ее лицо: они не были затуманены.
— Гермиона, я сделал вам выговор перед всем классом. Я унизил вас. Снял с вас баллы. Назначил это дурацкое взыскание, из‑за которого вы не смогли уехать домой, хотя у вас были планы на каникулы, — он вздохнул. – А вы сидите здесь и возитесь со мной. Заговариваете мои раны, варите мне зелье. Как, по–вашему, я должен себя после этого чувствовать?
Гермиона растерялась. Она никогда не слышала, чтобы Снейп говорил подобным тоном. Она пыталась себя убедить, что это от усталости, кровопотери и яда, но это не объясняло, откуда в его голосе столько нежности и боли. Мысли о том, что еще несколько часов назад она его ненавидела, куда‑то испарились. Она улыбнулась ему.
— Метка, да? – просто спросила она. – Вас вызывали, и поэтому вы были такой злой?
— Как, скажите на милость… — ошарашено начал он, но она его перебила:
— Вы говорили с такой ненавистью, — она пожала плечами. – Вы меня, конечно, ненавидите, как и Гарри, но не настолько.
Он крепко сжал ее руку и, закрывая глаза, прошептал:
— Как же ты ошибаешься, Гермиона, — она удивленно вскинула брови, но следующая его фраза еще больше ее удивила: — Я тебя ничуть не ненавижу…
Его пальцы разжались, и он опять провалился в беспамятство. Ладонь Гермионы осталась у него на груди. Под ней, захлебываясь своим ритмом, билось сердце.
***
— Профессор, — тихонько позвала девушка, потом потрясла его за плечо и позвала снова. – Профессор Снейп!
— Да? – он открыл шальные глаза, на его лице было непонимание, но потом он все вспомнил. Его взгляд скользнул по Гермионе. – Вы еще здесь?
— Куда ж я денусь? Вам пора пить лекарство, — она снова поддерживала его голову, помогая проглотить зелье. – Профессор, мне кажется, что вам не становится лучше. Может, все же разбудить мадам Помфри?
Он покачал головой, снова откидываясь на подушки. Он совершенно не мог держать голову. Боль и жар раздирали его изнутри, кровь все еще была отравлена ядом, который пытался извести антидот, его тело стало ареной битвы двух зелий. И от исхода битвы зависела его жизнь.
А она все еще была здесь, и это было невероятней всего. Почему она не уходит? Зачем тратит на него свое время? Северус повернулся на бок, чтобы видеть девушку: измученное лицо, еще хранившее следы слез, растрепавшиеся волосы, перепачканная в его крови мантия. Она сидела в кресле рядом с кроватью, на коленях лежала какая‑то книга. Он попытался разглядеть, что написано на корешке.
