Сергей Юрьев - Хрустальная колыбель
Когда поздним утром небольшой отряд собирался продолжить путь, Юм категорически отказался двигаться дальше на повозке, с которой был неразлучен последние дни. Сам понимал, что создаёт себе трудности, но ничего с собой поделать не мог. Ему казалось, что стоит повернуться ободу колеса, и вновь раздастся истошный визг, крик ночной птицы, вопль раненого вепря, стон умирающего.
Они не двинулись с места, пока Юм не рассказал Геранту обо всём, что с ним приключилось с того дня, как он попал в лапы лорда Тарла. Пров, видя, как внимательно выслушивает Герант их нового спутника, то и дело тыкал Ойвана пальцем под рёбра и шёпотом требовал, чтобы тот немедленно рассказал, о чём идёт речь. Волхв впервые в жизни пожалел, что не удосужился изучить язык Холма.
— Значит, говоришь, не сработало кольцо… — Герант слушал Юма, рассматривая лежащий у него на ладони сувенир Древних.
— Не сработало. Как только меня к жертвеннику подвезли, я хотел исчезнуть — и домой…
— Исчезнуть — это одно желание, а домой — совсем уж второе. А нимфа тебе обещала только одно.
— Так ведь я и не исчез.
Солнце поднялось уже высоко, и тень от повозки, в которой они сидели, сделавшись совсем маленькой, медленно, но верно уползала под настил, приделанный к колёсам. И вдруг Ойван почувствовал странный запах, который иногда встречается на болотах. Он повертел головой, стараясь понять, откуда он исходит, и заметил, что под повозкой растекается чёрное маслянистое пятно. Густая чёрная жижа капала с оси.
— Эй, Служитель! Смотри-ка, что за гадость. — Он поднялся и, зажимая нос, на пару шагов удалился от повозки. Вслед за ним встали и все остальные.
— Значит, говоришь, колёса скрипели? — Герант поддерживал Юма, который ещё нетвёрдо стоял на ногах.
— Скрипели. Да я чуть с ума не сошёл от их визга. — Чувствовалось, что из всех воспоминаний последних дней это для него — самое тяжкое.
— А теперь смотри, во что превратилась твоя щепоть Небытия. — Герант указал на смрадную лужу, которая растекалась всё шире. — Пока ехали, эта гадость превращалась в отсутствие скрипа, а как остановились, ей деваться стало некуда.
— Теперь, значит, надо эту повозку всё время гонять туда-сюда? — спросил Ойван, которому вдруг стало не по себе. — А то вот эта дрянь весь мир зальёт?
— Не зальёт. — Герант уже вёл Юма к ближайшему дереву, чтобы тот мог стоять, ухватившись за ветку. — Оно исчезнет, как только Юм забудет об этом скрипе и о своём желании.
— Чем сильнее стараешься забыть, тем сильнее воспоминание, — повторил Юм фразу, давным-давно сказанную книжником Ионом.
— Нет, мой мальчик… Чтобы стараться что-то забыть, у тебя просто не будет времени. — Герант прислонил Юма к дереву. — Ойван!
— Ну, я Ойван, — отозвался охотник.
— У тебя есть запасная одежда?
— Ну, есть. Я уже достал. Ему в самый раз будет.
— Вот и помоги ему переодеться, и побыстрее. Уходить нам отсюда надо.
Никто не стал задавать вопросов, только Пров, завязывая седельную сумку, что-то недовольно бормотал себе под нос. Герант помог Юму взобраться в седло того коня, на котором до сих пор ехал Ойван, а тот продолжил путь на кобыле, которую выпрягли из повозки. Ойван заявил, что ему всё равно, есть седло или нет седла.
Они проехали всего пару лиг, когда впереди расстелилась широкая полоса вспаханной земли, и перед ней возвышался серый камень в человеческий рост. «Холм-Эст. Суверенное владение лордов Халлаков». Последнее слово выбитой на камне надписи было едва разборчиво. Кто-то уже постарался стесать родовое имя Халлаков, но еще не успел выбить на его месте новое.
Глава 3
Если бы всех безумцев вовремя остановили, летописцы остались бы без работы, да и нам было бы не о чем вспомнить на добром пиру.
Из изречений Фертина Дронта, лорда Холм-Гранта
«…но в одном ты ошибся. Только в одном, Хаффиз-аб-Асса… Пытаясь подчинить себе кого-то из Избранных, ты наживаешь себе врага».
— Значит, повинуясь кому-то из Избранных, обретаешь друга?
«Не смеши меня, мой червячок. Ты ведь не думаешь так на самом деле».
— Я вообще никогда не думаю. Мои мысли рождаются, словно желания, — сами собой. Я лишь пользуюсь их плодам.
«Не умничай! Мне плевать и на твои мысли, и на твои желания!»
— Крошка, но если я тебя выпущу из твоей скорлупы просто так, мне ведь не стоит рассчитывать на твою бескорыстную благодарность.
Гейра умолкла, и сумрачное пространство опочивальни на мгновение заполнилось её гневом, бессильным, холодным и яростным. Она попыталась дёрнуться, но умело выстроенная сеть из алых светящихся знаков зеркального письма продолжала сковывать её движения, не давая разрушить мраморную коросту. Лишь правая рука прекрасного изваяния покрылась сетью мелких трещинок. Когда Гейра действительно оживёт, они превратятся в кровоточащие ранки, и это будет ей первым наказанием за ту брезгливость, которая нарисовалась на её прелестном личике, как только ожили эти бездонные тёмно-зелёные глаза.
«Ты ещё не сказал, чего тебе от меня надо…»
— Вот это другой разговор. — Хаффиз легко встал из кресла, в котором только что сидел, развалившись, и почтительно поклонился прекрасной пленнице. — Ты сама знаешь, что, выпустив тебя, я подвергнусь некоторой опасности. Но чтобы этого не случилось, мне нужно знать и уметь всё, что знаешь и умеешь ты. И даже больше. Открой мне свой разум, а когда я немножко в нём покопаюсь, ты будешь свободна.
«Ты слишком много просишь, мой червячок. Лучше тебе этого не хотеть — там может оказаться много такого, чего не выдержит твоя мелкая душонка».
Последние слова прозвучали как оплеуха, звонкая и небрежная. Такие отвешивают без гнева или презрения — просто так, потому что захотелось, а в следующее мгновение забывают о самом существовании ничтожества, случайно попавшего под руку. Помнится, Учитель говорил: важны не слова, а то, как они произнесены… Что ж, когда-нибудь он, Хаффиз-аб-Асса, припомнит ей и это. Но не сейчас… Сила — в терпении, умение терпеть и ждать своего часа — знак силы. Всё равно она в его власти, и сейчас у неё нет иного выхода, кроме как подчиниться.
— О своей душе я как-нибудь сам позабочусь. Какое тебе дело, что она выдержит, а что нет! — Теперь Хаффизом овладело внезапное волнение, которое он тщетно пытался скрыть от самого себя. Вот оно! Сейчас ему откроется то, что утаил от него Учитель, то, что воистину сделает его равным среди Избранных, а может быть, и возвысит его над ними. — Я готов рискнуть, Гейра.
