В. Бирюк - Догонялки
Я это уже проходил в Елно. Мастеру не интересно поднимать задницу, куда-то бежать, чего-то делать. «Пусть они сами сюда придут — тогда и поговорим». Либо мастер хороший или вообще единственный на всю округу — тогда он себя уважает, «пущай придут». Либо мастер плохой или один из многих, тогда его мастерство есть не источник существования, а мелкий, достаточно случайный приработок, из-за которого «задницу рвать»… «нужен? — сами явятся».
Я-то, наслушавшись, начитавшись об артелях зодчих, о «вольных каменщиках» — масонах, посмотрев «Андрея Рублёва», как-то предполагал, что этот-то мастер — может встать да пойти туда, где дело для него есть. Ан нет — печник далеко не уходит. Да и зачем ему? Он за год ставит пяток-другой печек. Наваривает на каждой за работу, кирпич, вьюшки всякие, подручного… по полугривне и выше. Кормится он с земли, хозяйство крепкое, устоявшееся. Ни малых детей толпами, ни стариков рядами и колоннами. Сами вполне в силах. Да ещё и ремесло в руках, и добрая хозяйка по двору бегает. Живи и в ус не дуй.
Вот примерно так, только значительно длиннее и многословнее и отвечал Жилята Николаю.
— Куча серебра? А куда его? Одни заботы — беречь надо, прятать… Не дай бог, лиходеи какие прознают… Не, может после… на месячишко конечно можно… но тут ещё молотьба не закончена, лён не худой уродился — дёргать надо… не, нынче никак… опять же — а кирпич откуда? Тут-то вона с города привозят помаленьку, а тама?… За тридевять земель везти?… Новую обжиговую печь ставить?… Не, можно конечно. Но погоды, сам глянь, какие стоят… а глинище там доброе есть?… Ещё и искать самому… и чтоб вода была рядом, песок… а по такой-то погоде… Не…
Хозяин находил всё новые причины — почему делать моё дело не надо. И вообще — не надо, и именно Жиляте — не надо, а особенно — не надо прямо сейчас. Хозяйка его подавала на стол, потом и вовсе присела рядом… Она старательно поддакивала мужу, помогала ему найти всё новые и новые аргументы для отказа. Обидеть-то гостей не хочется, просто «нет» — не по вежеству. Тем более, что и гости добрые — Николай не поскупился, подарки подарил всем членам семейства, выставил что мог из привезённого. Включая и жбанчик бражки от Домны.
Жбанчик оказался лишним — все несколько перебрали. Кроме Ивашки, которому употребление хмельного крепко-накрепко запрещено из-за его гурды. Упорные попытки хозяина втянуть Ивашку в общее веселье вызвали, наконец, несколько раздражённый «встречный вопрос»:
— Есть способ привязать гурду. Надо её во вражьей крови омыть. Давай выйдем во двор, да я тебя там зарежу. Потом и выпью.
Предложенная идея была вежливо отклонена и обильно полита. Даже весьма чрезмерно. Тут у Николая что-то в мозгах состыковалось, и он обратил внимание на степень влияния, которое хозяйка имела на своего мужа. Так-то Жилята выглядел и вёл себя вполне нормально. Но в разговоре, временами, «не догонял» и частенько повторял с голоса супруги.
«Ночная кукушка — всех перекукует» — вспомнил народную мудрость Николай, и настропалил Чарджи на «проведение внушения» этой «ночной кукушке». Используя его чисто мужскую харизму «от чего бабы кипятком…» и так далее.
— А чё? Сам же говорил, боярич: ежели прямо не пройти — надо обход искать. Коли «сокол ясный» по-нашему кукарекать не хочет — может, «соколица» ему «правильную» песенку на ушко споёт? Мы к ней — по-людски, и она к нам — по-человечески.
«По-людски» — в исполнении моих людей — выглядело так. Улучив момент, когда дама отправилась в погреб за новой порцией квашеной капусты, ханыч устремился следом. А чтобы благородный торк не сломал себе шею, ибо уже вполне нетвёрдо стоял на ногах, но «весь пылал страстью нежной», напарником, поддерживая его под локоток, отправился единственный трезвый в этой компании — Ивашка. Николай же с хозяином сели разучивать «Чёрного ворона».
Дама была несколько выпивши. Но отнюдь не «в драбадан». Поэтому изначально встретила поползновения дорогого гостя благосклонно. Но только до определённой границы. Конкретно — до пояса. Потом поползновения Чарджи были расценены как вражеская интервенция, «нарушитель контрольно-следовой полосы» получил крышкой от кадушки по голове, а хозяйка, оправив одежду, двинулась к выходу. Лично хорошо знакомая мне «птица обломинго» в этот раз повстречалась и ханычу. В особо жестокой форме.
Радостно хохоча и злобно ругаясь, хозяйка громко и выразительно сообщала окружающей среде, что она думает о мужиках вообще и о пьяных торках — в частности. Торк пытался возражать. Но раз за разом заваливался от очередного дамского пинка или тычка под стеллажи с заготовками на зиму. Что вызывало у хозяйки очередной приступ веселья и продолжение её бесконечного победно-обличительного монолога.
Это была ошибка. Зря она так долго и так громко говорила. Потому что в числе «окружающей среды» в тот конкретный четверг был Ивашка, который в этот момент поливал снаружи угол крыши этого самого погреба. Чем-чем… Что имел, тем и поливал. Пребывая, при этом, в унылой тоске одинокой трезвенности в атмосфере всеобщего хмельного веселья, он, с крайним нетерпением, искал повод набить кому-нибудь морду. Или ещё какую гадость уелбантурить. Просто для собственного развлечения и поддержания самоуважения.
Уловив тональность «общего облома», трезвый и вполне самоходный Ивашко бросился на помощь своему боевому товарищу. Одним тычком он возвратил выбиравшуюся из погреба хозяйку дома в это хранилище кислого, квашенного и солёного. В полной темноте, среди стоек и закромов, прерванная посреди исполнения «песни победы», вырывающаяся и непрерывно орущая дама, была связана, заткнута, опрокинута и использована. Оскорблённым в своих лучших чувствах Чарджи — особенно продолжительно. Большие дозы алкоголя существенно снижают скорость и полноту человеческого восприятия. Что нужно делать, залезши на бабу, торк помнил в любом состоянии. А вот — зачем?
Дама сперва рвалась и мычала сквозь свои тряпки. Потом угомонилась и, даже, начала похрапывать. Поскольку из погреба вообще слышно плохо, дочки хозяйки, по счастью для них, ночевали у соседей, а хозяин ничего уже слышать не мог, ибо сам орал изо всех сил новую выученную песню, то затянувшемуся процессу никто так и не помешал.
Наконец, Ивашка нашёл огарок, и слабый огонёк осветил погреб групповой эквилибристики. Вид горящей свечи позволил сфокусировать зрение и благотворно подействовал на алкогольную амнезию замучившегося уже инала. Он вспомнил — зачем он сюда влез. И не только это — в ходе последующего, с чувством глубоко исполненного долга подтягивания штанов, воспоминания о моих похождениях на поповском подворье дали всходы в пьяном мозгу отстоявшего свою ханскую честь и наглядно доказавшего свою жеребцовую мощь благородного инала из рода ябгу. Резюме по мотивам мемуаров звучало так:
