В. Бирюк - Догонялки
…
В первую половину сентября подряд десять дней шли дожди. Противные, моросящие, то усиливающиеся, то стихающие. На минуточку показывалось солнышко, народ выбирался из тесных, тёмных, вонючих ящиков, которые здесь называют избами, начинал как-то шевелиться. И накатывала очередная туча. На непросыхающих лужах снова вспухали пузыри от капель падающего дождя, снова летела во все дырки водяная взвесь. Всякая тряпка, снятая с нагретой печи, через четверть часа становилась сырой и холодной. А ведь это только начало осени. А что тут будет в октябре? Что будет с моими людьми зимой без домашних печей? Это становилось для меня навязчивым кошмаром.
После экзекуции, учинённой мною Марьяшке, многие люди мои, и так-то не сильно разговорчивые, и вовсе стали молчаливыми в отношении меня. Домна вообще неделю со мной не разговаривала. Не видела в упор. Чарджи огрызался на всех, кроме меня. Со мной он просто избегал смотреть в глаза. Единственными, кто углядел выгоду для себя в произошедшем, были Хотен и Светана.
Хотен громогласно восхищался моей твёрдостью и благочестием:
— Боярич-то у нас — господин настоящий, крови не боится. Даже сестрицу свою за грех плотский не пожалел. Крепок в истинной вере, в законе православном. Так им, мокрохвосткам, и надо. Нечего поганскому семени на Святой Руси прорастать.
Ну, это он от гадостности своей загнул. «Устав» запрещает сексуальные связи с иноверцами. Но торки — православные. Так что никакого «поганского семени» не наблюдается. Однако страстное и громко озвучиваемое желание Хотена подхалимажом «выбиться в люди» произвело впечатление на Светану и побудило её к активным действиям. Она тоже сунулась ко мне подлащиваться. С тем же, примерно, что и на сенокосе, припевом:
«Я рожу те сына
Как и ты у меня
Ростом и дородством,
Красотой во тебя
Красотой во тебя
Как и ты у меня
Красотой, да
Высотой, да.
Умом-разумом!».
Прямо свадебные песни. «Ростом и дородством, красотой да высотой…» — ну это точно про меня! Про тощего плешивого подростка. А что делать? Ритуал, однако. «Слово из песни не выкинешь» — русская народная мудрость. Хотя в моей ситуации звучит… — как злобная издёвка. Песню выпевает, а смысла не понимает.
Я, конечно, видел, что это всё — обман. И это — тоже. Что в ряду вероятных кандидатов на отцовство в её грядущем материнстве я — величина безмерна малая. Но какие-то мысли в голове возникали. Статус рабыни существенно отличается от статуса боярыни. Больше свобод и вариантов в этой части. По «Русской Правде», если роба родит от хозяина сына, и хозяин его признает, то следует дать рабыне с рабёнышем отдельное жильё и по смерти хозяина — вольную. Тут, конечно, куча «если»: если — «сына», если — «признает», если — хозяина переживут… Но «Законом Русским» такие внебрачные связи для производству ублюдков не наказываются, а скорее — поддерживаются. Всё-таки, генетически — боярство наиболее здоровая часть здешней популяции.
Не о том думаешь, Ванюша! Об отоплении надо думать, а не о бабах!
Неродившуюся проблему в лице растущего живота Светаны по собственной инициативе решил Чарджи: вывел бабу в лес, привязал к дереву и отодрал своей нагайкой так, что случился аналогичный Марьяшкиному результат. У меня сложилось впечатление, что эту акцию он исполнил мне в отместку. Причём здесь я? Ну, бывало, но ведь и кроме меня…
Медведица во время течки старается совокупиться с максимальным количеством соседей-самцов. Это может сохранить медвежатам жизнь — самка выкармливает детёнышей молоком два с половиной года. Иногда самцы стремятся убить медвежат — тогда у медведицы снова начинается течка. Но убивают, конечно, не своих потомков. Медвежье бл…ство как механизм выживания потомства. А как с этим у хомосапиенсвов? Народная мудрость гласит: «У семи нянек — дитя без глазу». А у «семи отцов»?
Надо бы было «построить» Чарджи: что ж это он из моей робы приплод выбил? «Урожайность» снижает, воспроизводству моего «основного стада» препятствует. Но ссориться сейчас с ханычем… Тошно мне. От всего этого… Сами разберутся.
Глава 164
По сравнению с боярыней, с рабыней всё прошло проще — она сама выползла из леса, никакой телеги для перевозки подано не было. Да и отлёживаться несколько дней ей никто не дал. Помимо сидячей деятельности по чистке овощей и рыбы в области кухни, продолжалась её использование и в других областях. Мужиков в усадьбе много, «сервис» им нужен постоянно.
— Болеешь, значит? Ну, тогда становись на колени да рот открывай. Давай-давай, неколи. Старайся, дура, соси чаще, да поторапливайся — тама следующие ждут.
— Не, мужики, вы гляньте какой у нас боярич — разумник. Ведь вот же — совсем негожая баба. А вот ежели её приспособить как боярич показал — очень даже вполне.
— Эт да, господин-то наш об людях своих заботиться. Уж как дело-то не повернётся — завсегда выход какой найдёт. И научит, и подскажет, и покажет. За таким-то господином и мы не пропадём.
От этих похвал мне становилось ещё тошнее. Все эти психологии с социологиями — хорошо, конечно. Но печей-то нет! Полные оптимизма высказывания Ивашки типа:
— Наш-то господин — ого-го! Он же завсегда! Мы-то все противу его ума — щенки слепые… вызывали у меня раздражение. Переходившее уже в непрерывный, неотвязный страх: а ну как не найду выхода? А ну как пойдём всей общиной под снег без отопления? Помёрзнем, подохнем. В ушах снова звучало: «Прости народ русский, что поднял да не осилил…». Стенька! Отстань!
Николай пытался меня успокоить, рассуждая, что:
— Ежели потесниться, то, к примеру, в Рябиновке да в Паучьей веси очень даже вполне…
Но мне становилось от этого ещё тоскливее. Лезть на шесть месяцев, с Покрова до Пасхи, в эти дымные, зловонные, сырые, битком набитые барахлом, людьми, скотиной тёмные деревянные ящики… Когда у меня уже поставлены высокие, в два этажа, амбары. С нормальными, новенькими, непротекающими крышами из шинделя, с тёсаными, хорошо подогнанными полами. Потому что — амбары под зерно и там должно быть чисто и сухо.
А ещё у меня было уже почти полностью поставлено одно «типовое крестьянское подворье». И толку? Именно реальность построек, законченность всяких мелочей, типа крыльца избы или водостоков, делала особенно остро видимым это «почти» — дырки, места, где должны быть поставлены печи. Как выгнивший и выпавший зуб в челюсти ослепительно улыбающейся голливудской красавицы.
Накатывала тревога, безысходная тоска: не смог, не сумел, время потерял, не тем занимался… Моё раздражение от дождя, от сырости и безделья вполне соответствовало общему настроению. Люди мои ходили как сонные мухи. Конечно, что-то делалось: тесались доски, набили целый сарай «деревянной черепицей», в редкие сухие просветы в обложном дожде выровняли поверхность грунта будущего селища, видя уже, по лужам и ручейкам — как вода пойдёт. Но проводя основное время в ничегонеделании и скученности, люди начинали грустить, кашлять и цепляться друг к другу. Даже Домна не выдержала:
