В. Бирюк - Догонялки
Ольбег был настолько ошарашен услышанным, что несколько беспорядочно залепетал:
— Так как же это? Я же… ну я же маленький! У меня же… ну я же не могу ещё. Да не выросло у меня ещё!
— Это ты будешь епископу на его дворе рассказывать да показывать. Пока мы с дедушкой твоим будем тамошнюю дыбу в очередь обживать. Ты, Аким Янович, почитал бы как-нибудь внучку несмышлёному «Устав церковный» на ночь. Для вразумления. Там такой… прейскурант длинный… На все случаи семейных отношений.
Что — «да», то — «да». Детальная проработка и расценка всевозможных вариантов сексуальных контактов в среде родственников-свойственников позволяет предположить, что в «Святой Руси» такие эпизоды были явлением частым и распространённым.
Христианская церковь на Востоке и на Западе предпринимала огромные и, похоже, малоэффективные усилия, чтобы удержать народы от кровосмешения. В её, церковном, понимании этого слова. Понимание с течением времени менялось.
Например, знаменитая «Анна Ярославна — королева Франции» есть следствие одной папской буллы, запретившей браки между родственниками до седьмого колена. Пришлось французскому королю вторую жену искать на краю христианского мира. Потом это прошло. Частично.
В 1157 году, от моего нынешнего времени — три года назад, Агнес де Куртене, дочь графа Эдессы, вышла замуж за Амори Первого, графа Яффы и Аскалона. Нормальный брак между владетельными домами в «Святой Земле». Освящён католической церковью в лице епископа Иерусалимского. Но когда в 1162 году Амори должен был, после смерти брата, унаследовать престол Иерусалимского королевства — Высокий Совет Иерусалима отказался утверждать Амори королем до тех пор, пока он не аннулирует свой брак с Агнес. Брак был расторгнут по причине близкого родства — у Агнес и Амори был общий предок в четвёртом поколении. Типа: а раньше они этого не знали. Такая переменчивость в Анжуйском доме на престоле Иерусалима создала некоторые сомнения в порядке наследования. Дальше, естественно, нашлись энергичные люди, которые попытались воспользоваться возникшим намёком на династическую неопределённость. И — угробили королевство.
Другой пример из этой же современности: восемь лет назад, 21 марта 1152 года Алиеонора Аквитанская развелась со своим мужем, королём Франции Людовиком Седьмым. Похождения этой дамы в Европе и на Ближнем Востоке были столь… многообразны, что стали, например, темами для песен менизингеров и для обличительных проповедей высших церковных иерархов. Людовик рвал и метал, ощущая себя «рогоносцем всего христианского мира». Но развод по основанию — «супружеская измена» запрещал женщине повторный брак. И Алиеонора — богатейшая владетельница Западной Европы — потребовала придумать другой повод.
Короля — дожали. Причиной развода было объявлено то, что король и королева Франции находились в дальнем родстве.
А как же их венчали? А 15 лет супружеской жизни, две дочери, совместный Крестовый поход? — Ой, а мы и не заметили!
Но уже 18 мая того же 1152 года Алиеонора венчается с Генрихом Вторым Плантагенетом. По мнению ряда учёных, именно в истории супружества Алиеноры Аквитанской следует искать истоки войны, получившей в 19 веке название «Столетней».
В православии ситуация более стабильная — буллами так не раскидываются. Во всяком случае, перечень расценок-штрафов за «близкородственные связи», практически без изменений, переписывался русскими писцами семь веков. Что свидетельствует об актуальности этих формулировок для повседневной юридической практики.
А.Толстой в «Хлебе» описывает существенную часть наступавшего на Царицын семидесятитысячного белогвардейского, преимущественно — из донских казаков составленного, войска, как «снохачей». Что имеет соответствующую наказующую статью в «Уставе», введённом в действие, напомню, ещё в 11 веке:
«Аще свекорь с снохою съблюдит, митрополиту 100 гривен, а опитемья по закону».
Получается, что едва ли не лучшая часть русского народа, безусловно, православная и наиболее свободная, упорно и массово плевала на базовые основы своего же русского православия.
Другая норма из «Устава»:
«Аще кум с кумою блуд сотворить, митрополиту гривъна золота и в опитемьи» впрямую конфликтует с фольклором в форме народного наблюдения, услышанного мною в последнюю четверть 20 века:
«Та не кума, что под кумом не была».
Эта фраза прозвучала в ситуации, когда кумом был я сам, а народную мудрость озвучивала чуть подвыпившая моя кума.
Для меня хоть «Устав церковный», хоть шариат… Да вообще — любой запрет, обосновываемый не понятным здравым смыслом, а «божественной волей» — как проблесковые маячки «членовозов» в час «пик». Нарушить? — Конэшно, хочу.
Мда… Яркая была женщина, горячая. Про «Устав» Ярославов… ну, Советский Союз, понятно… Обошлось без «митрополиту гривъна золота». Но не потому, а просто… не сложилось. Даже «при полном непротивлении сторон»…
— Всё, родственнички дорогие, я сестрицу свою построил, уму-разуму поучил. Семейство от позора да разорения — уберёг. Теперь ваша забота. Год вдовства пройдёт — выдадим замуж. А до той поры, Аким, хоть доской щёлку заколоти, хоть замок железный навесь… Пойду я. Надо в кузню заглянуть да у управителя твоего насчёт бочек спросить…
Сидевший молча в углу Яков, всё это время мрачно рассматривавший носки своих сапог, вдруг, не поднимая глаз, спросил:
— Значит, «семейство уберёг»? А ведь ты ж сам с ней… И её же за это же… Точно сказано — «Зверь лютый».
— Побойся бога, Яков! Какой же я, против вас — зверь? Это — ваши законы, это вы — по ним живёте. Это вы — звери. А я так, зверёныш, моя забота, как у простодушного волка в тёмном лесу — самому бы в капкан не попасть, да стаю свою от ловчей ямы уберечь. Ладно, бывайте поздорову.
Спустя некоторое время мне донесли, что в тот же вечер Аким, взяв с собой Ольбега, явился к Марьяше в опочивальню, поплакал с ней вместе о случившихся несчастиях, пожалел свою непутёвую дочку. И сильно побил её арапником — исполнил долг отеческий, «урок наперёд». Ольбег тоже участвовал в процессе научения — держал мать за руки. В течение нескольких последующих месяцев Аким повторял эту процедуру каждое воскресенье в первой половине дня, так, чтобы к общему ужину, который семейство отводило вместе со всей дворней, и где Аким читал вслух избранные места из Святого Писания, боярыня могла уже встать и присмотреть за слугами.
…
В первую половину сентября подряд десять дней шли дожди. Противные, моросящие, то усиливающиеся, то стихающие. На минуточку показывалось солнышко, народ выбирался из тесных, тёмных, вонючих ящиков, которые здесь называют избами, начинал как-то шевелиться. И накатывала очередная туча. На непросыхающих лужах снова вспухали пузыри от капель падающего дождя, снова летела во все дырки водяная взвесь. Всякая тряпка, снятая с нагретой печи, через четверть часа становилась сырой и холодной. А ведь это только начало осени. А что тут будет в октябре? Что будет с моими людьми зимой без домашних печей? Это становилось для меня навязчивым кошмаром.
