Виктория Шавина - Дорога в небо
Правитель ожидал, что вблизи ощущение кукольной хрупкости развеется, а вышло наоборот. Альвеомир едва превосходил весенов ростом, двигался медленно с трогательной, почти наивной грацией. И никак не казался старше Нэрэи.
Всю дорогу до вокзала на Хина, не мигая, смотрели из под длинных шелковистых ресниц глаза дымного цвета, самые большие и самые пустые, какие он видел в жизни. Казалось, в них клубился густой туман, и оттого кружилась голова, хотелось спрятаться или исчезнуть. Словно не зная о собственной подавляющей внутренней силе, Альвеомир прижимал к груди футляр с флейтой — как единственную защиту. Правитель смотрел на тонкие запястья, точёные пальцы, стискивавшие элегантный чёрный ящик, и чувствовал себя небывалым злодеем. Смотрел в глаза — и превращался в безвольную жертву равнодушной змеи. Когда экипаж, наконец, остановился, Хин готов был бухнуться оземь и бить поклоны всем Богам.
— Поезд через семь минут, — уведомил Нэрэи.
Он отпустил карету. Холодный ветер налетал порывами, со злым постоянством. Десятки фонарей освещали тротуар и подъездную площадку ярче дневного светила, но тепла не давали. Оба Сил'ан и летень вошли в стеклянное здание вокзала. Несмотря на позднее время, на одном из перронов собралось немало людей. Говорили вполголоса, да и музыка на этот раз не играла.
— Не смотри ты на него, как на корень всех зол, — осторожно попросил Нэрэи.
Тонкие пальцы Альвеомира продавили футляр, словно куличик из сырого песка. Хин отвернулся и принялся разглядывать рисунок мозаики на полу.
Нэрэи почтительно объяснил:
— Человек — мой гость. Он поедет в отдельном купе. Как раз отдохнёт, пока доберёмся. Знал бы ты, что за день…
— Я сам куплю ему билет, — перебил недоверчивый родич.
Его голосом сказки наделяли чистых и невинных прелестных дев. «Или фей», — подумал Хин. Последние слова Альвеомир произносил, словно тающий на глазах бесплотный дух.
— Он был другим, — сказал Нэрэи, похоже, вновь отвечая на мысли. — Не «совсем другим», как люди любят говорить, а… Улыбался. Рассказывал о своих увлечениях, да так что заслушаться можно было! — задумчивая пауза. — Жаль, мало помню.
— Что с ним случилось? — Одезри обернулся, он взглядом отыскал среди прохожих невысокую чёрную фигурку.
Сил'ан сотворил недоумённый жест:
— Знают Агогика, старшие, аадъё. И Вальзаар… наверное.
Заходящие Луны двумя серпами — тусклым пурпурным и ярким серебряным — висели над остроконечными шпилями церкви. Мягкий синий свет лился сквозь волнообразный ряд незастеклённых окон. Скамьи блестели от влаги. Дикие шарики света, спасаясь от сырости, льнули к сетчатому своду, тогда из темноты в высоте проступала чёткая симметрия рёбер, окружающая центральный мотив — колонны, похожие на застывшие каменные фонтаны.
В левом приделе раздавались голоса и неприятный высокий звук, смутно напоминавший пение. Нэрэи напрасно силился вспомнить, где уже слышал такой. В конце концов, улыбнувшись, он крадучись поплыл вперёд, стараясь держаться в тени. Дюжина рядов скамей остались позади, Сил'ан уже поздравил себя мысленно и приготовился удивить родичей.
— И кто это? — голос старшего органиста эхом раскатился по просторной церкви.
— Ой, — откликнулся Нэрэи.
Зазвенели, сталкиваясь, какие-то стекляшки. Сил'ан быстро выглянул из-за колонны. Вальзаар и органист сидели над полом. Первый сворачивал огромный кусок выделанной кожи. Нэрэи заметил надписи и рисунок на ней, но не успел рассмотреть. Второй родич поднял шесть закрытых шкатулок, забрал пергамент и величаво удалился.
Любопытное создание проводило его взглядом, потом оглядело церковь, так будто видело впервые:
— Мы никогда её не достроим, — заключило оно.
— Я не уверен.
— У вас завелись тайны? — младший родич подплыл ближе и уселся рядом.
Глава семьи усмехнулся, поправил волосы:
— Да. И они нам нравятся.
Нэрэи всё заметил: и напряжение, и недовольство, и слабую неуверенность. Он полагал, что знает и причину.
— Ты его ещё не сослал? — осторожный вопрос.
Вальзаар тотчас помрачнел, замкнулся:
— Это не ссылка, — подчёркнуто ровно и убедительно, словно глупцу растолковал он. — Я ли виной, если просьба присмотреть за владением три или четыре дня, воспринимается словно жестокая кара?
«А была ли просьба?» — захотелось спросить Нэрэи. Он удержался.
— Саели, — осторожное, — а, может, он поедет не один? Как ты смотришь…
— С кем? — строго перебил глава семьи. — Ты напрашиваешься? Поверь, жертвы излишни.
— Но с тем, что одного его лучше не оставлять, ты не споришь? — обрадовано уточнил младший родич.
Вальзаар царственно поднял бровь и предпринял осторожную попытку проникнуть в замыслы собеседника. Тот обезоруживающе улыбнулся:
— Саели, милый, это не твой талант. Давай поговорим.
Вальзаар поднялся, отплыл на пару айрер.
— Там будут лятхи, — сказал он. — Хочешь говорить — выражайся ясно.
— Обещаешь выслушать? — улыбка Нэрэи приоткрыла острые треугольные зубы.
— Ничего не обещаю, — отрезал глава семьи. — Разве похоже, что я в настроении кокетничать?
Младший родич поднял ладони, в шутку моля о пощаде.
— Я привёз человека из Лета.
Он ожидал многого, но не спокойного кивка.
— В твоём духе, — сообщил Вальзаар. — Отвезёшь обратно.
Нэрэи невольно рассмеялся, но тут же посерьёзнел:
— Поначалу я был… похожего мнения. Но мы познакомились, и теперь я думаю, ему стоит поговорить…
— А я не думаю, — резко перебил глава семьи.
— Спроси Альвеомира!
— Уже спросил, — хмуро ответил Вальзаар. — Он решительно против.
— Вот видишь, — улыбнулся младший родич. — Я о том и говорю. Пожалуйста, слушай его. С удовольствием помогу тебе построить вторую оранжерею. Вот только Альвеомир забывает, что стал затворником отнюдь не в моём возрасте.
Глава семьи скрестил руки на груди:
— По такой логике выходит, если слушать тебя, он вскоре вместе с этим человеком убежит от нас в Лето.
— Но вернётся, — сухо дополнил Нэрэи. («Тоже, знаешь ли…» — пробормотал кё-а-кьё.) Сил'ан признал: — Я не могу тебя учить. Мне ясно одно: он больше не верит ни тебе, ни мне — ни одному из нас. Даже Зоа, я думаю. И что мы ему за семья без доверия? Он ни в чём не может на нас положиться и, конечно, не находит нужным делиться своими замыслами. Он знает, что они не встретят ни понимания, ни одобрения. Мы ему только помеха. Да, он сам не Дэсмэр, и совершает ошибки, дерзкие, грубые — на наш взгляд. Всё потому, что его привычки и опыт, возможно, до конца его жизни будут сильно разниться с нашими. Но когда я думаю об этом, мне приходит в голову, что и мы, значит, совершаем столь же глупые ошибки, незаметные для нас, но очевидные для него. Мы в похожем положении. Ты отказал ему в доверии. Можно ли его обвинять за то, что он поступил так же?
Вальзаар молчал. Нэрэи чуть вздохнул:
— Ты прав. Если б я меньше времени проводил с людьми и больше с Сил'ан, скорее всего, такие мысли не пришли бы мне в голову. Только чем мы лучше людей, если отличия станут поводом для опасений и травли? Я тебе не враг, совсем нет, и всё же ты едва терпишь меня.
Глава семьи отвернулся к алтарю, скрывая лицо.
— Если я позволю летню, — холодно начал он, и вдруг заговорил проще: — Я отказал совету во встрече. Ты можешь представить, как эти два решения будут выглядеть вместе?
Нэрэи улыбнулся:
— Я сегодня слышал, как Эрис втолковывал Альвеомиру: мы должны быть осторожны, люди истеричны и не стоит давать им повода. Не согласен, Саели. Вообще: какого рожна постоянно жить с оглядкой на них? Если на кого и оглядываться, так на предков. Если к чему и прислушиваться, то не к людям — всё равно не угадаешь, о чём они станут голосить — а к себе, родным, друзьям и только. Не осторожность нужна — от неё рукой подать до страха. Нужно достоинство, уверенность и чувство меры. Его никакая логика, никакая наука не подскажет. Оно в нашей крови, и мы никогда не совершим ошибки, если только не станем переступать через себя.
Хин съёжился на сидении кареты и беспокойно дремал, блуждая между сном и явью. Пошёл дождь. Капли мерно, убаюкивающе стучали по крыше. Правителю грезился скрип песка под ногами, дрожь прогретого Солнцем воздуха над пустыней Разьеры. То вдруг он просыпался во сне, мальчишка, у студёной реки, на которую и глядеть-то было холодно. Келеф крепче привязывал тюки к седлу, розовеющие горы на другом берегу манили его. «Правильно, — рассеянно думал Хин, хотя сон врал, — он же их такими не видел. Грелся».
Изредка он открывал глаза — или это сменялись фантазии? Сквозь чуть запотевшее стекло смотрела бесконечная россыпь сверкающих зёрен, с размаху брошенных в ночное небо. «Ещё темно, — вялая, ленивая мысль. — Ещё рано». Хин опускал тяжёлые веки и вновь забывался тревожным сном.
