О'Санчес - Пенталогия «Хвак»
— Что с тобою, деточка, госпожа моя??? Что с тобою?
— Няня… я… я… мне…
— Караул! Госпоже нашей дурно!
Охи-охи перестал урчать, хныкать и чесаться, он сел на задние лапы, подогнув поудобнее хвост, и задумался. Хозяин не в себе. У хозяина с рассудком что-то такое… Вроде как спит, но не спит. Но ничего такого плохого. Хозяин… доволен… а мысли враспрыг… Странно. И запахи из лошадиной коробки знакомые… Дальнего знакомства запахи… и не вспомнить… Строго приказал молчать и не шевелиться. Будет исполнено, чего проще?
Граф Гуппи был неглупым и понимающим жизнь человеком: в войне ли, в мирном управлении своею провинцией — всюду он знал, что делать, как поступать, если не хватало природной проницательности — брал опытом. Но здесь происходит нечто такое… непонятное… Ныне он гостил в столице и как раз сегодня сопровождал свою дочь в императорский дворец, ибо она была не простою сударыней, но имела честь состоять фрейлиною при дворе Её Величества!.. Обереги — его и дочери — молчат, стало быть, дело, скорее всего, не в колдовстве, а в духоте погоды, или… Кто этот наглец, в упор рассматривающий его дитя???
— Сударь! Представьтесь, сударь, дабы я мог не бояться замарать свою длань и перчатку, перед вызовом на бой отхлестав по щекам такого наглого невежу как вы, понимая при этом, что предо мною не холоп или смерд! Сударь, я к вам обращаюсь!
Юноша, еще более бледный, чем девушка в окне кареты, ничего более не слыша и не видя, опустился на одно колено и прошептал побелевшими губами:
— Уфина… О, Уфина… Я так тебя искал… я… повсюду…
Наверное, самым простым решением было бы смахнуть голову с плеч коленопреклоненного наглеца, несмотря на присутствие его ручного зверя, кошмарного охи-охи, но граф Гуппи растерялся, ибо… как-то все не так… не привычно… И золотые шпоры…
— Сударь! Это моя дочь, урожденная графиня Гуппи, ее имя отнюдь не Уфина какая-то, но Уфани, вы ошиб… Сударь, вы слышите меня? Да вы совершенно пьяны!
Юноша, наконец, услышал обращенные к нему слова седовласого здоровяка, старомодно одетого, багрового от ярости и крика… Он перевел взор на орущего перед ним сударя и промолвил, продолжая стоять на одном колене:
— Простите мою неуклюжесть, мое невольное безумие, сударь! Я виноват. Я прошу руки вашей дочери! Она — моя душа и жизнь!
Граф подавился очередным ругательством и замер: вежливые слова, сопровождающие предложение руки и сердца его дочери… так внезапно… да еще при таких обстоятельствах… Но в жизни всякое случается, если, к примеру, вспомнить его собственное сватовство, в гораздо более щекотливой… Пелена багровой ярости перестала застилать глаза графу Гуппи, постепенно уступая место привычному хладнокровию — все-таки он воин, а не пьяный ремесленник… Юноша-то не прост, уже в золотых шпорах, несмотря на возраст, отменно вооружен, вежлив… Герб… О-о-о-го! Этот юный рыцарь — князь Та-Микол! Судя по изломанному гербу — младший сын, однако… Та-Микол! И, стало быть, не женат, если верить тому же гербу! И поступает честно — пусть и странно! Та-Микол! Рыцарь! Учтивые манеры!.. Как говорится — о чем еще мечтать отцу невесты? Это гораздо, гораздо лучше всех возможных брачных наметок, что они с женой кропотливо перебирали долгими вечерами для своей кровиночки… Не говоря уже о тех бреднях, которыми их младшенькая одержима чуть ли ни с самого детства…
Граф Гуппи внушительно кашлянул, стараясь не выказывать собственного замешательства:
— Сударь… Я готов поверить, что вы не сумасшедший и не пьяница, и готов подумать… но… как говорится… Слишком уж вы быстры. Ваше происхождение безусловно позволяет претендовать… и мы с супругой… Да, кстати говоря, и невесту не худо бы спросить, раз уж дело зашло так далеко… Э-э… Уфани!.. Тут… благородный юноша изъявил намерение… Уфани!.. Ты слышишь меня? Да что же, раздери меня боги, на вас на всех морок что ли, нашел!?..
Да… конечно… девушка слышала отцовские слова, все до единого… С детских лет она была самой смелой, самой отчаянной, самой своевольной девчонкой из всего многочисленного потомства графа Гуппи, и, в силу этого, а может и по каким-то иным причинам, именно Уфани Гуппи, всего лишь одна из младшеньких, была неоспоримой любимицей своего отца, такого же своенравного, предприимчивого и упрямого… Ничто ее не могло напугать, заставить отступить, она даже на мечах училась драться как мальчишка, а не по-девичьи, но здесь, в эти мгновения… Нет, конечно, она справилась с собой, удержала семейную честь от насмешек, а сознание от обморока, и теперь в окошко своей кареты глядела юная графиня Гуппи, дочь одного из вернейших сподвижников государя, фрейлина Её императорского Величества, придворная красавица во всем своем великолепии, надменная, с гордо поднятой головой в графской короне, более похожая на какую-нибудь богиню Холода и Льда, нежели на дрожащую от сладчайшего ужаса зеленоглазую девчонку, почти подростка… Вот только из глаз новоявленной богини почему-то ручьями бежали слезы, а веснушчатый носик покраснел и чуточку припух… И губы дрожат… Нет, они не дрожат, они шепчут…
— Лин… Лин… Лин, я так тебя искала… всегда… повсюду…
— Лин? Погоди, дочь… Ты же это… ты уверяла нас всех, что мечта твоей жизни — какой-то нищий оборванец с шиханского базара, чуть ли не подсобник гладиатора!..
— Я и есть он, сударь! Так уж вышло. Почтительнейше умоляю меня за это простить! — Слова раскаяния и мольбы о прощении — ну никак не соответствовали тому ликованию, что явственно исходило от коленопреклоненного юноши: он услышал в бурчании старого графа главное… а именно… сердце… оно вот-вот разорвется от счастья… Она его не забыла! Она…
— Дребедень какая-то! — подумал в ответ граф и уже полностью взял себя в руки, ибо понял для себя и распутал по отдельным прядкам все необходимое и достаточное: жених найден, бредни закончились, жених завидный, предложение, произнесенное вслух, все вокруг слышали, Фани явно, что согласна… Тут не то что соседи — жена не придерется к такому выбору!.. Отменно!
— Сударь! Э-э… князь! Я бы предпочел, чтобы вы встали в полный рост и все дальнейшее выслушали от меня стоя… Да, вот так, благодарю вас. Но, несмотря на явную благосклонность к вашим словам, исходящую от моей дочери… да и от меня, чего уж там… вынужден заметить, что юная графиня Гуппи состоит фрейлиною в штате Её Величества, и в силу этого, согласно этикету и обычаю, окончательное решение по данному вопросу принадлежит именно государыне, да хранят ее боги ближайшую тысячу лет! Кроме того, никакие непредвиденные обстоятельства обыденности отнюдь не должны мешать исполнению придворных обязанностей, при том, что мы и так значительно отстали от основного кортежа… ну, вы понимаете, сударь, что здесь и сейчас не место продолжать нашу беседу…
