Андрей Чернецов - Девичьи игрушки
Полно, да не померещился ли им с мужичком вой-то?
Ага, если бы да кабы! Вот снова заскулило, заукало.
«А-у-у-у! А-у-у-у!»
И следом… лай. Обычный, собачий. Но какой-то тихий и несмелый. Как бы сомневался зверь – брехать или нет.
Что за чертовщина?! Откуда здесь взяться собакам? Разве что свора одичавших обнаружилась.
Однако час от часу не легче. Что дикий волк, что дикая собака – один хрен.
– К лесу гонят! – встревожился мужик.
– Что-то я ничего не вижу! – нахмурился молодой человек, да и взглянул окрест по-особому…
Вот и погоня, словно из преисподней, объявилась.
Десятка два или и того больше крупных псов рыжего окраса бежали по обе стороны кибитки. Держась на расстоянии в пол собачьего прыжка. Острые морды со злобно ощеренными клыками повернуты к саням, на которых притаились испуганные люди.
Отчего ж не нападают? Каков у них план? И почему их не видно обычным зрением?
С минуту поколебавшись, Барков решил пустить в ход пистолеты. Однажды не подвели, помогут и во второй раз.
После происшествия с лесными разбойниками он немного поупражнялся в снаряжении своего огнестрельного оружия. Научился довольно быстро его перезаряжать. Но это если будет хоть малейшая возможность передышки. Здесь же, как он чуял, таковая может и не представиться.
Раскрыл окошко и прицелился в одного из псов. Хорошо бы попасть в вожака, да поди ж тут разберись, кто из них предводительствует стаей.
Громыхнул выстрел.
Ух ты, попал! Рыжая тень, не издав ни звука, повалилась в снег.
И на ее месте тут же возникла другая.
Как головы гидры, подумалось поэту.
Разрядил и второй пистолет. С тем же результатом.
Ничего, ничего. Не мытьем, так катаньем. Двумя-то все едино меньше стало. А пуль и пороху у него станет. Спасибо графу Шувалову! Ровно знал, с чем Ивану столкнуться придется.
А пожалуй, что и догадывался. С его сиятельства станется. Одним словом – Приап!
Еще два выстрела – и еще два рыжих призрака долой.
Размыслили, наверное, и псы, что так-то их перещелкают одного за другим. Недаром же собака – самый смышленый на земле зверь после человека.
Разом оставив свой прежний план, они начали сжимать кольцо вокруг кибитки.
Промчав по инерции еще пару саженей, лошади стали на месте, будто вкопанные. А псам того и надо было.
Вот один из них, сначала присев на задние лапы, устремился в прыжке, нацеливаясь прямо на лошадиную холку. И упал, кровеня снег, сбитый метким кнутовищем возницы.
– Да ты, брат, мастак! – похвалил Барков.
– Могем малость, – скромно ответствовал мужичок, доставая откуда-то увесистый кистень. – Ты уж в случае чего не выдай, барин!
Хитро подмигнул седоку, поигрывая запретным оружием.
– Чего там! – перемигнулся в свой черед Иван. – Держись!
Еле успели поддеть следующего нападающего.
Так вот еще ничего. Когда нападают поодиночке. Нежели им взбредет в головы кинуться всем разом? Задавят же своей массой.
Ну вот, что называется, накликал.
– Давай спина к спине! – Вылез на облучок. Приготовил и пистолеты, и шпагу. – У тебя там еще одного кистеня часом не припасено? – пошутил невесело.
– Токмо дубина, – ощерился возница. – О, сейчас все скопом пойдут! Держись, барин!
Бах! Бах! – отгрохотали пистолеты.
Вжик! Вжик! – запела юркая шпага.
Гух! Гух! – забасил кистень.
Брызги крови, ошметки мяса летели в разные стороны.
Крупный кобель уставился прямо в глаза поэту. Тяжелый, пристальный и какой-то глумливый взгляд. Точно оценивающий. Стоит ли с тобой вообще связываться? Достойный ли ты противник или так, одно недоразумение, мелкая и надоедливая блошица, которую можно запросто вычесать из шерсти?
Этот обмен взорами с псом, тянувшийся не более мига, показался Баркову долгим, как час.
Что-то такое мелькнуло в собачьих глазах. Узнавание? Страх? Ненависть?
Кобель прыгнул вперед.
«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного, и прими…»
– Готовсь! Одиночными – пли! Да цельтесь исправно, чтоб в людей не попасть!
Глас архангельский?
Бах! Бух! Бах! Бац!
Тяжелая рыжая туша сбила Ивана с ног и придавила к земле. Смрадное дыхание обожгло щеку.
– Не дайте им уйти! – командовал все тот же, показавшийся поэту ангельским пением, бравый звонкий голос. – Уничтожить всех тварей до единой! Господин копиист, вы там целы или как?!
ПСЫ ГЕКАТЫ Вне времени и пространстваПорой Хозяйка указывает ИМ такой след, что ОНИ думают: лучше бы и не было вовсе этого гона.
Так случается, когда жертва уж больно омерзительна. Какой-нибудь жестокий убийца, изощренный насильник или гнусный мародер.
Вроде бы ОНИ должны быть довольны. Чем гаже цель, тем больше у нее вырабатывается животворного страха, продлевающего ИХ жизнь. Но в том-то и дело, что это не так. Страх страху рознь.
Когда ломается надменный гордец-властитель, покоривший весь мир и считающий себя равным богам (даже самой Хозяйке!), когда он осознает, что огромная власть его ничтожна перед ликом Смерти и Вечности, что достаточно одного щелчка неумолимых челюстей, – это одно. Тогда плоть и кровь жертвы становятся поистине бесценной поживой для НИХ.
Но если нужно прикончить цель и без того уже мертвую, так как вряд ли можно считать жизнью то жалкое прозябание, в котором пребывают эти гнусные создания, вечно трясущиеся в ожидании неумолимого возмездия за свои преступления, – это другое. В этом случае ИХ век становится длиннее лишь на какой-нибудь час или два.
Впрочем, и за такое подношение следует благодарить Хозяйку, безмерную в своей щедрости. Ей виднее, кому и сколько отмерить. Все ОНИ в ее воле. Захочет – приблизит к себе, даже сделает вожаком стаи. А пожелает – пошлет на верную гибель. Потому надо служить не за страх, а за совесть (мудрые считают, что лучше и за первое, и за второе, прибавляя к ним и третье – бесконечную любовь и преданность Госпоже).
Вот и в этот раз жертва выбрана из мерзкой породы, чтобы очистить ее, потребовался бы не один мешок ячменной муки и целое море соленой воды. Да и то помогло бы вряд ли.
От цели несет кровью убитых и потом оскорбленных, детскими и отроческими слезами унижения.
ОНИ не столь долго шли по ее следу Хозяйка не дала ИМ на это времени.
А ведь совсем немного времени минуло после последней охоты. Что называется, не успели и отдышаться, а уже пускайся в новую гонитву. Однако ОНИ не ропщут, Госпожа, помилуй! Бег всяко лучше, чем бездействие, подобное небытию.
Некоторое время к жертве невозможно было приблизиться. Потому как находилась она под охраной щита.
