Андрей Чернецов - Девичьи игрушки
Что ж, самое время поспешить в Фарафонтов. Возможно, там еще сохранились какие-нибудь следы.
Сердце, однако, подсказывало, что вряд ли. Уж больно прыткими были святые сестрицы. Куда за ними угнаться на санях, пусть и запряженных тройкой с колокольцем?
Колоколец печально звенел в такт его мыслям.
Чем же могут быть заняты думы молодого и здорового парня?
Уж, верно, не пыльными харатьями да пергаментными книгами. И даже не чарой зелена вина.
Все так.
Иван думал о ней, о Брюнете.
Играя, мальчики желают ясна ведра,
Прекрасно дав тебе лице природа щедра,
В меня влияла страсть желать твои красы,
Те после солнца ждут прохладныя росы,
Я после, как бы твой взор узрел, свет мой милый,
Тот час бы мысли все откинул прочь унылы
И милости росы твоих бы ожидал…
Никак не мог взять в толк, что с ним, собственно, происходит.
Мало ль в его жизни было смазливых бабенок? Да пруд пруди!
Стоило ему лишь выйти на Невскую першпективу, как девчонки так и зачинали виться вокруг него змейками. Ему даже приходило на ум сравнение себя с неким индейским факиром, играющим на дуде и своею музыкой заставляющим кобру выделывать па в такт завораживающим звукам. Видел как-то таковое представление в ярмарочном балагане, и оно навсегда запало ему в память.
И чего они в нем находят? Ну не урод, положим. Даже можно сказать, красавец, хотя и не писаный. Густые русые волосы до плеч, румянец во всю щеку, серо-зеленые глаза. Стать не богатырская, в гвардию не возьмут, а и не хилый недоросток. Руками подкову согнуть может. И в фехтовальных забавах часа два простоит без одышки. Да ведь девицам не того надобно.
Краса и крепость телесная – это еще полдела. Надобно же и в деле доказать, что ты не лыком шит. Ну продержался в любовной возне молодцом полчаса-час, а что дале? Конфузия после недолгой баталии? Чтоб закончить все великой викторией, следует поболе постараться.
Защитницы тех крепостей, кои довелось брать Ивану штурмом, в конце концов, всегда вывешивали белые флаги и кричали победителю виваты. Кто этак тихонечко, едва слышно, уткнув ему в разгоряченное плечо зареванный носик, а кто и в полный голос, по-звериному рыча и царапаясь.
Однако то все был лишь зов естества, молодой плоти. Душа же молчала.
Но ныне, знай и верь, что дух мой воспылал,
Зажженной красотой твоей, зажженной взглядом.
Как в жаркой день к ключам бежит пастушка с стадом,
Или в кустарниках спешит себя укрыть,
Отраду там себе желая получить,
Так тщусь и я себя скрыть от любовна зною,
В твоих красах ищу прохладного покою.
Нет, положим, раз или два его таки доставал Амур своими стрелами. Но предметы его воздыханий были столь недосягаемыми, что через месячишко-другой любовная тоска улетучивалась.
Так, например, случилось у него с Лизаветой Михайловной.
Когда стал вхож в дом Ломоносова, втрескался в профессорскую дочку по уши. Одно время даже перестал являться к Михаиле Василичу, чтобы не встречаться с «ангелом неземным» (академик же отчего-то все звал ее «кузнечиком»), за что получил немедленную взбучку от тяжелого на руку наставника: тот явился к нему в дортуар и едва ли не за шкирку отволок нерадивого помощника к месту службы. Не желая слушать никаких оправданий. Это отеческое наставление и привело Ивана в память. Он стал смотреть на Лизу другими глазами. Словно на младшую сестрицу, что ли.
Другой раз это произошло год назад.
На машкераде в доме у президента Академии, куда привел его Ломоносов, поэт встретил прелестную Маску. Сказать, что все было при ней, – значит, ничего не сказать. Это было само совершенство. Идеал женской прелести. Ожившая Венус.
Господин копиист мгновенно потерял голову. Стал столбом возле стены и принялся пожирать свою прелестницу жадным взором. К нему подходили знакомцы, пытаясь расшевелить. Приглашали на партию в фараон, на чашу вина. Перед носом томного молодого человека вились стайки красавиц, стараясь обратить на себя его внимание. А он стоял и стоял, пожирая несытым взором темные вьющиеся пряди, ниспадающие на белоснежные плечи.
Вывел его из такового полусонного состояния все тот же Михаила Васильевич.
– Что, друг Ваньша, гляжу, понравилась тебе канцлерова племянница?
Словно ушатом холодной воды окатил.
– Канцлера?
– Ну да, его сиятельства, графа Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, сенатора и кавалера. Только намедни откуда-то из провинции приехала. Это ее первый выход в свет. Хороша Маша, да не наша!
То-то и оно, что «не наша». И не будет таковой, как Иван не тужься. Все верно, надобно рубить сук по себе. Не суйся с суконным рылом в калашный ряд.
Почти тут же и забыл о Маске…
С Брюнетой, получается, у него третий случай. А ведь Бог любит троицу. Ужель и в этот раз все обернется ничем? Нет, невозможно. Никак нельзя этого допустить.
К которому влечет мысль токмо естество,
Сладчайший бы покой явило вещество,
Когда бы только нам был общий, а с любезной,
Без коей одному быть может ли полезной,
Мы будем жить в одном веселии с тобой,
Счастливым я с тобой, ты чтима будешь мной…
Мечты, мечты…
Протяжный заунывный вой спугнул сладкие грезы.
– Беда, барин! – ойкнул с облучка кучер. – Никак, волки настигают!
Господи, этого еще только недоставало.
Тревожно пошарил под сиденьем. К счастью, коробка с пистолетами была на месте. Равно как и пороховой припас. Поправил и шпагу. Хотя, конечно, не доведи бог, чтоб пришлось пустить ее в ход. Вряд ли он продержится Долго один против целой стаи. Пусть даже и небольшой. С серыми лучше держаться на расстоянии.
Но с чего бы волкам нападать средь бела дня? Да еще почти вплотную к людским поселениям.
До Фарафонтова монастыря оставалось верст шесть или семь. Авось и удастся уйти от погони.
– Поддай, голубчик! – крикнул Иван вознице. – Только на тебя вся надежда. И на твоих лошадок.
– Да я что ж? И лошадушки, слава богу, справные. Дивно, что даже не брыкаются и не всхрапывают. А ить волки гонят.
Точно, удивительно. Обычно лошади, учуяв серого разбойника, ведут себя не так спокойно.
Господин копиист высунулся в окошко.
Кибитка мчалась вдоль заледенелого озера. По левую руку темнел лес.
Четвероногих преследователей не прослеживалось.
Полно, да не померещился ли им с мужичком вой-то?
Ага, если бы да кабы! Вот снова заскулило, заукало.
