Андрей Ерпылев - Город каменных демонов
Попадалось и немало интересного. Например, огромная груда смятых и исковерканных скульптур, покрытых благородной патиной, но золотисто сверкающих на изломах все тех же Владимиров Ильичей, немо обращавших к небесам изуродованные лица. Или целый штабель металлических чушек, похоже, тоже медных или бронзовых. И это в наше беспокойное время, когда за несколько метров алюминиевого провода могут убить, а латунные таблички сворачивают не только с дверей квартир и кладбищенских обелисков, но и присутственных мест! Поистине чудеса…
Когда девушка поднялась на насыпь узкоколейной железной дороги, пересекающей наискось «поле чудес», до пакгаузов оставалось рукой подать. Вера уже было начала набрасывать в уме шутливую статейку в виде пародии на «Пикник на обочине», как в кустах, мимо которых она проходила, заворочалось что-то крупное, даже, как показалось, огромное. Сердце сразу оборвалось…
Боясь обернуться, Вера неслась к спасительным складам, уже казавшимся сосредоточием цивилизации и островком безопасности посреди зловещей Зоны. А по пятам неслись стаи собак Баскервилей, орды кровожадных инопланетян, плечом к плечу с Джеками-Потрошителями, спилберговских тиранозавров и вообще невозможных чудовищ…
Вот и кирпичная стена! Девушка с размаху влепилась в нее ладонями, будто в детской игре, когда нужно было успеть дотронуться до стены, чтобы избежать чего-то жуткого, и осторожно оглянулась, готовая в любой момент сорваться с места. Тропинка, залитая солнцем, была абсолютно пустой…
«Лечиться пора… — облегченно вздохнула журналистка. — Первый признак паранойи — мания преследования».
В руке что-то было зажато. Вера недоуменно глянула и чуть не расхохоталась. Все те же покалеченные туфли! И даже отломанный каблук, рачительно спрятанный в одну из них, не потерялся.
«Да вы жадина, Вероника Юрьевна! — подумала она. — Все так же бережлива, как и в нищую институтскую пору».
Но выбрасывать испорченную обувь все равно не стала…
Все склады оказались заперты. Бесконечные стены из красного кирпича грубой кладки с высоченными двустворчатыми воротами из проржавевшего железа через каждые десять-пятнадцать метров. Иногда — зарешеченные окошечки под самой крышей — вероятно, вентиляционные. И — ни души…
Ощущая теперь под босыми ступнями шершавый асфальт вместо ласковой, уже ставшей привычной, пыли, Вера методично дергала каждую запертую дверь, стучала и после некоторого ожидания шла к новой. Занятие это постепенно, из-за своей явной бессмысленности, превратилось в какой-то ритуал…
И каково же было ее удивление, когда в очередной раз вместо гулкого, колючего от ржавчины или старой слоящейся краски металла под ладонью оказалось теплое, нагретое на солнце дерево…
* * *Евгений не верил собственным глазам, глядя на Веру, застывшую на пороге.
— Извините… — начала девушка, но Прохоров перебил ее:
— Кто вы такая?
— Так вы не ее ждали? — поинтересовался молодой ученый, понемногу приходя в себя: Вера действительно была тем, кого он меньше всего ожидал здесь встретить.
— Ее? Нет, конечно! Кто вы такая?
— Э-э-э… — решил выручить ошеломленную еще больше него самого девушку. — Разрешите представить: Вера… э-э-э… Как ваша фамилия?
— Каледина, — пролепетала журналистка. — Вероника Каледина.
— Вероника Каледина, — повторил Князев. — По-моему, журналистка…
— Очень приятно, — пролепетала Вера.
Она хотела протянуть очкарику, восседавшему за столом, заваленным бумагами, руку, но мешали туфли. Возникла неловкая пауза.
— Так вы вместе?.. — угрожающим тоном начал Сергей Алексеевич. — А все байки насчет истории скульптуры — фуфло?..
— Про свою профессию я сказал истинную правду! — попытался защищаться Женя, но хозяин архива уже поднимался из-за стола, сжимая кулаки.
— Во-о-он!!! Чтобы я больше вас никогда здесь не видел, проклятые писаки!..
Молодые люди не помнили, как оказались на улице.
— Действительно, как вы здесь… А откуда вы… — выпалили они одновременно, смущенно замолчали и так же синхронно рассмеялись.
— Никак не ожидал вас здесь встретить, Вера.
— А я — вас.
— И все-таки…
Где-то невдалеке послышались голоса. По тону чувствовалось, что говорившие возбуждены.
— Знаете, мне, наверное, лучше отсюда убраться поскорее, — озабоченно взяла девушка Князева за локоть. — Я тут не совсем официальным путем оказалась…
— Вы не совсем, — улыбнулся Женя. — А я вот — совсем неофициальным. Через забор перелез.
— Тогда… бежим?
— Бежим.
Конечно же, уходить легальным способом — через проходную — обоим не хотелось. Поэтому Евгений привел девушку к тому самому штабелю ящиков в укромном закутке.
— Забор здесь совсем невысокий. Я вас подсажу и…
Он запнулся, представив, как его руки снова ощутят под легкой тканью упоительно упругое девичье тело…
— Лучше сделаем так, — мягко перебила его Вера. — Я заберусь на ящик, вы — на забор, а когда окажетесь наверху — втащите меня за руку.
— Конечно, — обрадовался молодой ученый.
Голоса слышались уже за ближним поворотом…
Кенигсберг, Восточная Пруссия, психиатрическая лечебница доктора Грюнблица, 1939 год.
— Входите, не заперто!
Дверь приоткрылась буквально на тридцать сантиметров, и в образовавшуюся щель протиснулся угрюмый, стриженный наголо великан в белом халате, трещащем на литых плечах. При росте без малого два метра крошечная головка его казалась принадлежащей другому человеку и только по ошибке приставленной к могучему телу.
— Доброе утро, герр доктор…
— Здравствуй, Герберт. Чего тебе?
— Мне?.. — наморщил дегенерат узенький лобик, помялся на месте, не зная, куда девать здоровенные ручищи, далеко высовывающиеся из коротковатых ему рукавов, и наконец спохватился: — Так это… Пациент из восемнадцатой помер…
Доктор Грюнблиц мученически завел очи: стоило беспокоить его ради такой мелочи, как смерть очередного помешанного. Одним больше, одним меньше… Все равно скоро гестапо заберет отсюда всех психов под свое крылышко. Умственно неполноценные по законам Рейха[27] приравнены к евреям и цыганам, а следовательно, подлежат беспрекословному уничтожению. Просто чудо, что очередь у скорой на руку тайной полиции еще не дошла до детища доктора.
Нет, Вальтер Грюнблиц не был злым человеком, и сумасшедшим под его покровительством жилось намного лучше, чем в других подобных заведениях. Но что он мог поделать против всесокрушающей машины новой власти? Шести лет не прошло с тех пор, как в кресло рейхсканцлера взобрался этот бесноватый австрияк (доктор не отказался бы понаблюдать за ним в своем заведении пару лет, но, естественно, никому бы не признался в этом невинном желании), а размеренная жизнь до марта 1933-го уже кажется чем-то далеким и почти ненастоящим.
